В любом случае хотелось бы, чтобы источник положительной морали был чист, но источник был изначально загрязнён. Это самый большой парадокс моральной реформы Моисея – посредником между Богом и человеком в этом великом деле выступил обманщик, убийца и вор.

Рассуждения о Боге хороши тем, что они могут быть противоречивы, но ни одно не кажется совершенно ложным. О Боге, по закону противоречия, невозможно мыслить только то, что он не Бог, а всё остальное мыслить возможно. Кроме, пожалуй, ещё того, что Он – существо. Потому что странно это понятие в применении к Богу: оно обозначает нечто живое. Но живое – это то, что умрёт, поэтому Бог либо не существо, либо нужно думать, что Он умрёт. Выход из этого семантического затруднения таков: Бог – не живое и не мёртвое нечто, Он выше жизни и смерти. Он – Сверхсущество, Сверхсущность. Каково отношение этой Сверхсущности к человеку? Но только в этом выражении – отношение Бога к человеку – мало смысла. Потому что в действительности дано нам знать только наше отношение к Нему, а не Его к нам. Хватит человеку на тысячи лет размышлений уже о таком предмете, как его, человека, отношение к Богу, зачем же удаляться от этого предмета к совсем уже непостижимому? В нашем отношении к Нему – все ответы, которые мы ищем. Нигде, кроме как в самом себе, человеку эти ответы не найти. Он сам себя должен исследовать, чтобы Бога понять хоть как-то, хоть отдалённо. Но тут скептик обязательно спросит: будет ли это в конечном итоге понимание Бога или только лучшее понимание человеком самого себя, и разве он будет неправ?

Есть ли Бог, с достоверностью неизвестно; есть извечное желание знать, есть ли Он, это известно с достоверностью. И есть понятие «Бог». Всё, что о Боге известно, заключено в этом понятии. Оно неопределённо и противоречиво. Но больше человек ничем не располагает, никаким иным знанием о Боге, только этим понятием, которое он сам же и придумал. Немыслимо, что это понятие может быть адекватно своему предмету.

Философ не поможет тут человеку. Бог сам мог бы помочь, но не делает этого. А если верен постулат, что Ему до человека нет дела, то и странно было бы, что Он человеку ни в каком другом деле помогать не хочет, а в этом бы захотел. Чего ждать и на что надеяться человеку? На новые открытия своей мысли? Но если и есть истина в его мыслях, как узнать её? «Бог есть». «Бога нет». Только одно из этих утверждений истинно, и только одно и нужно знать человеку. Какое? Переходя логически от одной мысли к другой, рассудок ищет ответы на свой самый великий вопрос в законах собственного мышления, в законах логики. Но какие несовместимые вещи – Бог и законы логики! Открыла ли логика когда-либо хоть что-то живое, реальное?

Разум заключён в свои границы, его понятия порождены им же, они не предмет и даже не отражение предмета, а мысль о нём. Размышляя, как он полагает, о Боге, человек размышляет лишь о мысли, порождённой его же мышлением. Всякое понятие о Боге есть мысль. Даже исчерпав все свои возможности, рассудок не выйдет за пределы законов логики и своей способности мышления. К какому выводу его приведёт этот путь, такой он и примет. Но этим путём он не придёт к живому Богу. Человек, спрашивая себя, каков Бог, подобен слепому, который спрашивает себя, как выглядит предмет, который ему недоступно видеть. В само понятие «выглядит» он вкладывает иной смысл, чем зрячий. Непонятно даже, какой смысл он в него вкладывает. Этого он нам так же не сможет объяснить, как мы не сможем объяснить ему, какой смысл мы вкладываем в это понятие. Не будучи способным знать ни об одной, даже о самой ничтожной вещи, какова она сама по себе, человек хочет знать, каков Бог (!) сам по себе. Никогда человеку не постичь рассудком Высшее существо. Или всё же скажем «Высшую сущность»?

Разбираясь в ответах, которые дают философы и богословы по рассматриваемому предмету, поражаешься их разнообразию, хотя именно разнообразия здесь не должно было бы быть. Но люди различны; от этих различий проистекают различия в религиозных представлениях. Простому человеку Бог важен как опора для души, а не как отвлечённое Первоначало. Гораздо лучшая опора для души – когда верят не в одного, но во многих богов, как их ни называй. Простому человеку трудно провести различие между Первоначалом и теми началами, что рангом ниже. Что святой не может быть Первоначалом, для него не так важно. Важно для него, о чём можно попросить святого. Многобожие больше соответствует целям и надеждам простого человека. Если поклоны бить сразу многим, можно и на результат надеяться на лучший. Чем больше их, кого просишь, тем скорее будешь услышан – так мыслит простой человек. Иное отношение к Богу у философа. Он не просит Его, а если просит, то о другом, о чём даже философу просить не зазорно. Он в Боге принцип ищет, объединяющий в себе всё. У философа свои цели и основания для веры в Бога, и вопросы у него к Нему иные – высокие, духовные. Потому и творят они себе разных богов – человек толпы и философ. А причина опять же – внутри человека. В каждом берёт начало его бог; только того бога каждый и может знать, которого он сам сотворил себе. А похож ли его бог на Того, не им сотворённого – вообще не сотворённого, – этого человеку не узнать никогда.

Правда может быть нежеланна. Следует ли стремиться к такой правде? Поставив этот вопрос, мы ставим и другой: всегда ли правда – добро? Правда узнаётся не по тому, что её делает добром, но по тому, что её делает правдой. После этого она узнаётся как правда-добро или правда-зло. От меня требуют не лгать, не объясняя, почему это плохо, не объясняя даже смысл этого понятия. Если лгать – это говорить не то, что человек думает, или говорить не всё, что он думает, то каждый человек – лжец. Неслучайно это моральное предписание было объектом критики философов чаще, чем все другие. Не предпочтительнее ли по прагматическим соображениям заменить его на противоположное – лги? Но к чему такая замена, если в результате ничего не изменится и по-прежнему лишь в ничтожном числе случаев будут следовать заповеди известной и ставшей привычной, а в остальных случаях будут лгать? То есть этой заповеди все же следуют? На каком основании?

Принцип «не лги» предполагает, что лгать нельзя никогда. Но в жизни следуют принципу «лгать и недопустимо, и допустимо, а порой необходимо и похвально». Всё же философы и богословы учат тому, что противоречит их собственным наблюдениям: лгать всегда аморально. Показательна в этом смысле статья Канта «О мнимом праве лгать из человеколюбия», вызвавшая в своё время – и продолжающая вызывать – споры. Если доказано или очевидно, что ложь в каком-то случае предпочтительнее правды, в том числе и для того, кому лгут, лгать плохо только по моральным соображениям. Но может ли быть убедительна заповедь, в пользу которой говорят моральные соображения, если против неё говорят соображения прагматические? Каким соображениям тут следовать?

«Есть ложь во спасение». Во спасение своё или ближнего? Это два разных рода лжи. Но ложь во спасение ближнего также должна быть сообразна с моральным законом. В этом она не отличается от лжи, служащей собственному спасению. Ложь, которая вовсе не служит чьему-то благу, бессмысленна. Причина лжи – всегда благо, доставляемое ложью. Но то, что благо для лжеца, почти неизбежно зло для того, кому лгут. Лишь в редких случаях ложь является благом для человека, которому лгут. В таких случаях не солгать может быть неразумно и аморально. Последним основанием, по которому должно производиться деление на ложь допустимую и недопустимую, остаётся моральный закон.