Общ

ежитие

   Пожалуй, самое странное время нашей жизни – это период между сном и бодрствованием. Мгновение в твоем жизненном существовании, когда обрывки ночных сновидений еще достаточно отчетливо впечатаны в нашу кратковременную память, но разумом ты уже понемногу начинаешь перетекать в реальный мир. Этакий переход между временной смертью, по версии наших далеких предков, и активным бодрствованием. Это счастье, когда тебе дано пройти призрачную «мглу» безо всяческих внешних раздражителей. Например, без нервирующего дребезжания до смерти надоевшего будильника, безумного крика дежурного сержанта – «Рота подъем!», беспардонного пихания вбок от давно нелюбимой жены или как сейчас – когда в твое сонное полузабытье беззастенчиво вторгается «бу-бу-бу». Вот просто хочется взять и уничтожить всех убийц  наших ярких сновидений! Это самые мерзкие люди на Земле!

– Валера, я таки не понял – получается, что этих миров все-таки нет?

– Ну, ты даешь, Толян, полчаса тебе толкую… балбесу!

– Извини, чагой-то выпал я из здешнего пространства-времени.

– Эх! Давай еще по одной и подытожу.

  Забулькала разливаемая по стаканам жидкость, слышимость здесь хорошая, так как кухня в нашем блоке расположена рядом с моей комнатой, а дверь в нее почему-то оказалась незакрыта. Хотя мне, вообще-то, грех жаловаться, в целом у меня хорошая общага. Жилые блоки на две комнаты, в каждой всего по два человека, общий санузел, душевая и маленькая кухонька. Для этого тухлого времени очень даже неплохо.

– Тогда слушай, Толян, еще раз, больше повторять не буду. Нет никакого множества параллельных миров! Вселенная по натуре своей, – дальше раздается глумливый смешок, – чурается излишней расточительности. Она жесточайшим образом отсекает все избыточное и снова избыточное. Вспомни, например, чем закончили динозавры? Природа ведь всегда увлекается упорядочиванием процесса саморазрушения. Даже не созидания, а уничтожение и отсечение лишнего.

  Произошла некоторая заминка, затем последовал вопрос.

– Это ты энтропию имеешь в виду?

– Да, её самую! Так зачем, спрашивается, она будет плодить тысячами всё новые и новые миры? Так ведь никакого объема энергии в целой Вселенной не хватит! Если, разумеется, принять постулат, что наша конкретная Вселенная таки конечна.

– И что? Ик…

– Существует некий Мир. Один, без конца и края, и есть его резервные копии, то бишь отраженные в бесчисленных "зеркалах" его виртуальные муляжи.

– Так, так, – судя по второму голосу, это был один из сослуживцев Мордвина Анатолий Халилов, субтильный тип невнятного возраста. Толян неожиданно для него начинает показывать чудеса анализа. – А почему тогда все миры, откуда мы сюда провалились, такие разные?

– Хороший вопрос! Уважуха! Еще по писять?

– А, давай!

– Мой дорогой друг, а с какого перепуга вы решили, что "зеркальные" вселенные должны быть одинаковыми? В этом и состоит бесконечная мудрость матери нашей природы. Мать ее за ногу! Зачем тратить излишнюю энергию, когда можно получить все сразу и намного более дешевым способом, генерируя чуточку видоизмененные миры в "зеркалах" некой вселенской бэкапной системы. Ведь исходный код мироздания везде одинаков! Везде есть Солнце, Земля, собаки, тараканы, клопы и пидорасы в конце концов. Картография у людей, сюда попавших, также почти всюду одинаковая. Кошки мяукают, собаки гавкают, да и у баб не поперек.

  На кухне оценили пошловатую шутку легким смешком, послышался стук вилок, затем характерное бульканье.

– Подобное копирование чем-то напоминает бесконечные генетические мутации, постоянно идущие в дикой природе. Так и здесь – выживают в итоге самые лучшие и приспособленные вселенные.

– Или из них берется выжимкой оптимальный материал!

– Вот! Респект, Толян. Можешь ведь мыслить, если захочешь!

– Так это, что получается. Мы – как бы ненастоящие, как бы виртуальная реальность? – блеснул модным словечком Халилов.

– А вот здесь, мой молодой друг, я должен категорически выразить свое полное несогласие. Все у нас самое настоящее и бабы, кстати, то же! – снова глумливый смешок. – Миры же, с одной стороны – как бы есть, а с другой – их как бы и нет.

– Не понял, – послышался звук резко отодвигаемой табуретки. – И что тогда настоящее?

– А черт его знает! Наши бэкапные «винты», – Валерий употребил здесь термин, принятый в среде компьютерщиков, – такие же настоящие, как и все остальное, но каким образом эти миры воспроизведены в натуре мне непонятно. Мы точно не какие-нибудь там программы, в этом нет никакого смысла. Скорее чьи-то полноценные копии из самой настоящей природной плоти и крови.

– Ну а как же …?

– А никак! – по столу выразительно стукнули кулаком. – Кто мы такие, чтобы утверждать, что изучили все законы Вселенной? Может быть существуют совершенно неведомые для нас системы координат в континуумах времени и пространства. И они позволяют бэкапить наши миры бесконечно долго, почти не тратя на это дело никакой энергии.

– Ну и почему же тогда здесь, в Среднерусье, такой бардак, Валера?

– Битый кластер, поэтому люди сюда и  сыпятся с разных миров. "Зеркало" оказалось сломано, б…ть, понимаешь – оно банально сломано. Мы попали в гребаный хакнутый мир! Вот откуда «чернила» взялись.

  Я, наконец, сделал над собой усилие и протянул руку, достав с тумбочки карманные часы. Ага, все равно пора вставать. Вот черти окаянные, мог бы еще минут пятнадцать нормально продрыхнуть!  И чего это они с самого утра нажираются? Соскочил с примятой за ночь койки, сделал несколько разминочных упражнений, отжался пятьдесят раз, затем закинул на плечо полотенце и вышел из комнаты в маленький коридор.

– О, Петрович! – Валерий Мордвин, занял весь угол нашей небольшой кухоньки.

  И морда у него была по фамилии, широкая, и сам он – человек немаленький. Сидевший напротив его худосочный Толян также радостно всплеснул руками:

– Петрович, выпьешь с нами?

– Спасибо, парни, но мне сегодня надо пораньше на работу. Вызов неурочный с Вершинино поступил.

– Тогда хоть закуси, – хлебосольный за чужой счет Халилов широко махнул рукой. На столе ополовиненная бутылка «Ржаной» дополнялась открытой банкой соленых огурцов, мисочкой с зелеными томатами, двумя кусками хлеба и шматом серой ливерной колбасы. Скромная закусь работяги времен нашего "застоя". Так в этом слое по сути то самое время и есть! Угораздило же…

– Валера, будь добр, пока моюсь, чайку поставь.

  Эх, все-таки испорчены мы нашей, хоть и не самой высокой цивилизацией времен миллениума. Разница примерно лет тридцать с тутошним мирком, а сколько всего нам уже не хватает! Нормальной зубной пасты, одноразовых станков для бритья, удобной телефонной связи. И заместо банальной туалетной бумаги в ход идут старые канцелярские документы. Макнув зубную щетку в банку с мятным зубным порошком, я слегка поморщился. «Эх, «Помарин» бы какой, что ли завезли». Ладно, хоть лезвия у меня японские, какой-то импорт в этом Союзе все-таки присутствовал, и на поверку его было не так мало.

– Благодарствую, – кивнул я Валере, окунув ложку из нержавейки в налитый до самого верху стакан. – Чего это вы  тут с утра философствуете?

– Так, – Толян пьяно икнул, – кинули нас в полночь на аварию, а там делов-то було …, – он махнул рукой в сторону бутылки. – Вот начальство премию и выписало.

– Понятно, – я с удовольствием выпил первый за день стакан чая. Как ни странно, но в этом потёртом ломаном мире он довольно-таки неплохой. Говорят, где-то на местных югах вывели свой, более северный сорт. Да и где здесь сейчас Индия находится и что от нее осталось – хрен его знает! На городском рынке еще продаются местные среднерусские травяные настои, но я люблю настоящий черный байховый, вообще не мыслю без него утро.