Я вышел в зал, сел на свой облюбованный диван, включил утел, расширил экран, посмотрел, где Яшка. Он по-прежнему готовился к экзамену со своей Зизи-Павлиной, или как там бишь ее, в дежурной квартире. Или читал «Отче наш», следуя предположениям Фролло о Гренгуаре и Эсмеральде.

Новых писем от Неклевской не было, может, она нашла уже себе нескучного любовника и успокоилась. Но тогда она наверняка бы мне похвасталась.

Мысль, посетившая меня в следующую минуту, показалась мне симпатичной своей простотой. Я нашел профиль Мефодия, с помощью нескольких хитростей вошел в него. О, чего тут только не было. Папки-папки-папки. Школьные сочинения за все годы учебы, домашние задания по различным учебным дисциплинам, ого, фотографии и папка со странным названием «Даниша».

– Упс, Люциус, я чувствую какую-то тайну, я ощущаю себя Буратино, который проткнул носом холст в коморке папы Карло, – усмехнулся я.

– А прикольно будет, если окажется, что это не девочка из соседнего класса, а мальчик, просто юноша стесняется об этом сказать своей мамочке, – хмыкнул Люц, удобнее устраиваясь возле меня.

– Лили огорчится, думаю, – ответил я, открывая папку. – Она явная традиционалка.

В папке было несколько фотографий – свежая весенняя листва, миленько, создает настроение. Яркое голубое небо, каким оно редко бывает в Питере, высокие белые облака. Сочная летняя листва, река с играющим рябью солнцем. Хм, недурственно.

Файл с текстом. Прости, дорогой Мефодий, я привык читать то, что меня интересует.

Ее звали Пелагея. Длинная коса ниже пояса, свежее румяное лицо, нежная, как персик, кожа, шелковые брови, карие глаза. Он знал, что никогда он не сможет соединить свою судьбу с ее узами брака. Осенью она выйдет замуж за какого-то Ваньку-грудьколесом с выгоревшими на солнце патлами и косой саженью в плечах. Таких, как он, много на селе, а она – единственная, самая красивая, нежная, изящная. Она особенная, неповторимая, прекрасная. Иногда ему хотелось кинуться в ноги матери, все рассказать и потребовать, чтобы не разрешила она выходить Пелагее замуж, пусть она не достанется никому. Пока никому. Нужно время, и он придумает, как воссоединиться с ней, как сказать о любви, признаться. Она ведь не может не ответить, ее сердце дрогнет, едва она узнает, как любит ее молодой барин. Ведь он куда интереснее того туповатого роботяги. Иногда он представлял себе разговор с матерью так ясно, словно он и в самом деле сознался, да, мол, люблю крепостную нашу девицу, не погубите, маменька, дайте свое благословение. Но что-то останавливало его.

– Ты грустишь, Даниша, – отец Антип ласково положил руку на юношеское плечо.

Раз ноги его сами принесли к храму в этот ветреный летний день, раз в смятении нашел его добрый отец Антип, он решился. Рассказал все, как есть – как увидел, как влюбился, как мечтал. И что все бы отдал, только бы обнять девичий тонкий стан, зарыться с тяжелые пряди, распуская косу, прижать к себе ее стройное тело, которое он видел тогда, на реке, из-за шуршащих листьев и солнечных бликов.

– Молодость и страсть в тебе говорит, Даниша, влюбился ты, хочешь во что бы то ни стало обладать девицей. Ну, допустим, матушка твоя согласилась и вы обвенчались. И ты утолил свою жажду. А дальше что будешь делать с ней?

– Как что? Жить с ней, любить ее, хранить верность ей до конца дней.

– Молод ты еще слишком, вот и говоришь так. Годков тебе сколько?

– 19.

Отец прикрыл глаза и беззвучно рассмеялся.

– Да ты сам еще дитя, куда ж тебе женится-то! С девицей той, что в сердце твоем, хоть разговаривал когда?

– Нет.

– Ты даже не знаешь, умна ли она, ты-то умен, к наукам склонность имеешь, ум у тебя острый, знаний жаждешь. Разве не ты говорил мне, что мечтаешь искусству художества обучаться. А она, небось, ни одного великого художника не знает, твоя Пелагея. Все картины, что она видела, это наши иконы, – отец Антип махнул рукой в сторону храма. – А уж философов и поэтов, коих ты почитаешь, она и знать не знает, кто такие и польза от них какова.

– Но вдруг ей это интересно! От того она не знает ничего, что из семьи простой, когда ей книги читать, она и читать не умеет.

– Знаю я твою Пелагею. Красивая она, на том ее таланты и закончились. Обыкновенная твоя зазнобушка. Мечтает только об одном – выйти замуж за парня красивого из небедного двора. Выходит она за Ваньку Белобыкова? Вот пусть и выходит. Детишки пойдут, хозяйство, заботы, хлопоты, будет, как у всех. А у тебя, Даниша, другое предназначение, учиться тебе надо, как жаждет твоя душа. И жениться, когда время придет, на ровне. Если не душой, то хотя бы происхождением.

Он знал, что отец Антип все правильно говорит, но когда юность слушает голос разума.

Шумит листва, сочная, зеленая, насыщенная недавними дождями, по небу бегут облака, он так любил в детстве смотреть на них и думать, на что они похожи, как меняются, быстро ли летят, как изменяются на небе и что с ними происходит. Сейчас ему не хотелось на них смотреть, каждый новый день приближает осень, а значит и день ее свадьбы. Матери он, конечно, ничего не скажет. Ни к чему ей волноваться. И девушке жизнь не стоит портить, отец Антип прав. Он, Даниша, смирится с этим.

– Люц, а девочка из соседнего класса оказалась выдумкой из его романа. Хм, младой писатель, – я потер руки. – Я люблю юных писателей. Особенно начинающих.

Люциус нетерпеливо заперебирал лапами и зачем-то облизнулся.

– Пока это все, но мы будем иногда сюда наведываться, мой преданный друг.

Шел третий день отдыха в Крыму по бюджетному сценарию, предложенному Лилией. Если честно, таким способом я последний раз отдыхал, будучи младым неудачником в любви и карьере, лет 20 назад. У меня не было ни девушки, ни денег, но очень хотелось и того, и другого, и отдохнуть на берегу Черного моря. И тогда я решился отдохнуть в Алуште: снимал комнатушку у какой-то бабульки-божий одуванчик недалеко от моря (всего-то 40 минут ходьбы), искал бесплатные пляжи, покупал пирожки по скидке. Сегодня я мог бы позволить себе отдых на очень престижных курортах, но я решил уступить настойчивым просьбам моей прекрасной дамы сердца, совершив таким образом интересное жизненное обрамление – я снова в Крыму, я снова ищу бесплатный пляж, снимаю комнату на 2-м этаже с удобствами уровня «имеется в наличии санузел и слава Богу», но у меня есть и женщина, и деньги, и даже собака-друг человека, и в добавок что-то вроде пасынка – юноши, жующего вареную кукурузу на шумном берегу, что-то неустанно крапающего в своем стареньком утеле. Новый я ему так и не подарил пока. В день знакомства не сложилось, потом не было случая, но недавно я узнал, что 31 августа у Мефодия день рождения, вот и славно, и не надо ломать голову над тем, что подарить этому странному юному созданию.

Лилия попыталась вести независимую финансовую политику в том смысле, что все расходы делила на три части и честно пыталась платить за себя и сына. Конечно, я очень приветствовал такую отчаянную честность, но по-человечески мальчишку было жалко. Лилию я мог угостить ужином в ресторане. Мефодий же при этом с мамиными финансами был бы обречен дальше жевать кукурузку на берегу моря, с завистью наблюдая за орущими на аттракционах отдыхающими.

– Мефодий, ни в чем себе не отказывай в пределах скромных карманных, – я постарался сказать это как можно беспечнее, как само собой разумеющееся.

Мальчишка посмотрел на меня с тем самым чувством, когда деньги брать нельзя, но очень хочется.

– Я хотел бы сходить с твоей мамой на романтическое рандеву. Согласись, будет несправедливо, если мы будем пить брют и кушать креветки, а ты будешь жевать оставшуюся от завтрака кильку. Прогуляйся. Если есть желание, сходи в кафе, на дискотеку.