— Софа… ргх… Софа… — хрипел и стонал брюнет, сбивчиво дыша и накрывая её руку на своём животе.

— Что, миленький?

— Я… мне… твой запах…

— Чшш, — она поцеловала его пылавшее плечо. — Я тут, глажу твой животик, я никуда не денусь, веришь мне?

— Мгм, — он повернул голову, улёгшись щекой на её левом бедре и слегка потёрся об него. — Горячо…

— Потерпи чуточку, сладенький, совсем скоро станет полегче.

Он вздохнул и закрыл глаза. Задремал. Софит сидела и ласкала его, бережно обнимая. Подняла на меня глаза.

— Осталось четыре часа. В полночь он начнёт превращаться.

— Ты не боишься, что он может тебя убить?

— Не убьёт, — негромко сказала она, проходясь по волосам парня ладонью.

— Почему? И ещё, о каком запахе он говорил?

Софит поджала край губ.

— Я говорила, что у него обострилось обоняние. Он хорошо чувствует мой запах, об этом он сказал.

— Ладно, фиг с запахом, с Рафом что сейчас делать? Не оставлять же его превращаться в жуткую херь прямо в доме.

— Да, он всё тут перебьёт, — она погладила его пузо. — Скорее всего он будет довольно крупным и неповоротливым, пока не привыкнет к новым габаритам.

— Не особо новым с его-то комплекцией, — съязвил я. Она осуждающе посмотрела на меня. — Ладно, хорошо, новым.

— Нужно отвезти его подальше от города, чтобы он никому не навредил. Помоги его поднять, только укус не трогай, он сильно болит.

Софит аккуратно взяла Рафа, сцепив руки на груди, а я встал над ним и начал поднимать. В итоге эту тушу мы еле-еле дотащили до двери и прислонили к стене. Как же мне сейчас хотелось подсказать ему, что пора бы прекращать перекусывать пончиками и обедать чизбургерами. Флейм бережно поцеловала шерифа и сбегала наверх. Вернулась она с небольшим рюкзаком, в котором была одежда и обувь.

— Это зачем? — не понял я.

— Одежда изорвётся, когда он превратится, не идти же ему потом голым домой.

— А… ну да, логично.

— Я сейчас вернусь, посиди тут с ним.

Она выбежала на улицу. Вернулась она через минут десять верхом на породистом и массивном чёрном коне. Как же сейчас не хватало машины.

— Погоди, он вас двоих выдержит? — напрягся я.

— Он сильный, сможет, — Флейм спрыгнула на землю. — Теперь самое сложное.

Да, затащить Рафаила на спину бедного коня. Мы подтащили его к животному, потом, пока я его придерживал и едва не крыл матом за то, что он такой толстый и тяжёлый, Софа села на коня и, сцепив руки на груди парня, потянула сажать перед собой. Я надеялся, что мы уложим его поперёк, но тогда пузатый шериф просто съедет и придётся снова с муками его поднимать. Поэтому мы с ней всё-таки подняли Рафа на коня. Он воистину оказался довольно сильным, ибо выдерживал две с половиной сотни веса на своей спине. Софа полулёжа устроила Рафаила, он откидывался ей на грудь, девушка придерживала его с полных боков, держась за уздечку. Затем на свою лошадь запрыгнул я, и мы поскакали в сторону леса, за который уже опустилось солнце и из которого приходила ночная мгла.

====== Полнолуние ======

Мы приехали на небольшую полянку, где снова с болью возились с жирной тушей Рафа. Я потом обругаю себя за то, что в таких грубых формулировках думал о друге, но сейчас у меня просто болела спина и отваливались руки от поднятий ста сорока пяти килограммов с непривычки. Софит положила голову Гранде на свои колени и ласково взяла за щёки.

— Что теперь? — спросил я, ложась на траву и выдыхая от облегчения, что больше пузатого шерифа таскать не придётся.

— Будем ждать. А, и ещё кое-что… у меня к тебе просьба.

— Я его больше не понесу!

— Нет, другая. — Софа потянулась к рюкзаку, покопалась там и вынула небольшой чёрный ствол. Протянула мне.

— Ты… чтобы я его… — растерялся я.

— Нет! Нет, не его конечно! дурак блин, стала бы я просить стрелять в собственного парня?

— Ладно, пардон, что я подумал о самом очевидном.

— Сэм, ты… — она осеклась и вздохнула. Всунула мне в руку пистолет. — Там серебряные пули. За Рафи я ручаюсь, он тебя и меня не тронет, я хотела просить не о нём. Пожалуйста, если явится укусивший его оборотень, стреляй в него, но целься получше.

— Конечно, хорошо, — я взял оружие двумя руками и проверил количество пуль. Их не очень много, нужно постараться не промазать.

— Спасибо, Сэм, — облегчённо вздохнула рыжая, поглаживая пузцо шерифа. Поцеловала его щёку. — Какой же ты горячий, сладенький.

Я из любопытства взял его руку. У него был дикий жар.

— Никогда не думал, что человек может быть настолько горячим, — отметил я.

— Он уже не человек. Перед первыми превращениями всегда подскакивает температура.

— Я больше не могу, откуда ты всё это знаешь? Каким образом?

Софит вздохнула, взяв руку Рафи и поглаживая её.

— Только ему не рассказывай, я сама потом скажу.

— Хорошо, — напрягся я.

— Я знаю, потому что… потому что… та омега, которая вас спасла, и из-за которой Рафи может снова пострадать… это я.

— Ч… чт… что? — опешил я.

— Я оборотень.

В голове всё связывалось воедино. И тот раз, когда она ходила с перевязанной рукой, а ночью оборотня подстрелили в эту же лапу, и её вид, когда она прибежала к Рафу в больницу прихрамывая и в мешковатом свитере, ведь той ночью её потрепали и она прятала раны, и отмазки, чтобы не брать в руки серебряные пули.

— Ты… ты убила их…

— Нет! Сэм, это не я. Ты ведь спрашивал, помнишь?

Я стал вспоминать.

— А… но почему живность? За что?

— Это голод. Оборотням нужно человеческое мясо, но если такого рядом нет, приходится есть лесную живность. Я долго охотилась в лесу, вскоре зверьё сбежало, тогда я полтора года никого не трогала и потом сорвалась. Я убила корову. Съесть её полностью до утра я не успела, но я была голодная, поэтому я вырыла себе нору. Про неё писали в материалах, что ты читал. Туда я стаскивала убитых свиней, кур, коз и остальную добычу. Но людей я не трогала, Сэм.

— Погоди, теперь другое, как ты стала оборотнем? Тебя укусил тот бета?

Она грустно улыбнулась.

— Я была маленькой. В десять лет в мою комнату через окно ворвался, как мне показалось, волк. Он впился в меня зубами и стал душить лапой, когда я закричала. Папа выстрелил в него, видимо, он подозревал об оборотне, и похоже пули содержали серебро. Волк взвизгнул и убежал, а я стала меняться. Я чувствовала, что стала лучше слышать запахи и звуки, я стала сильнее — несколько раз ручки и точилки ломала. В следующее полнолуние след укуса нестерпимо болел, было очень тяжело дышать. Родителей тогда не было дома, мама с папой уехали в роддом, а меня оставили с няней. В 17 лет ей было не до меня, она ушла гулять, велев мне не выходить из дома. На утро я проснулась в лесу. Я была в чужой крови, рядом со мной валялись человеческие кости. Я сильно испугалась, прибежала домой и стала смывать с себя остатки преступления. Няня отсыпалась с бодуна и не слышала меня. Я пообещала себе не рассказывать об этом никому. Отец подозревал, что меня мог заразить оборотень, и понимал, что если в полнолуние я попробую человеческую плоть, то проклятие станет необратимым. Я соврала ему тогда. Он до сих пор считает, что я обычный человек и что я удержалась. Я научилась контролировать себя насколько это возможно. Годы шли, и когда объявился бета, я сильно перепугалась. На охоте я слышала его, но старалась с ним не пересекаться. Потом Рафаил довёл отца до инфаркта, и на нём я срывала и страх, и всю подавленную злость, чтобы ночью не убить никого. Но недавно я стала замечать, что злость за убитых на нём срывают все. Мне стало стыдно. Он старался, он не спал сутками, он терпел нападки и обвинения. Разве у меня, убийцы, есть право орать на человека, который старается всех защитить от такого же, как я? Мне стало его жаль, а потом… я не заметила, как к нему привязалась и полюбила. И той ночью, когда вас чуть не убили, я ощутила такой дикий ужас… в здравом уме я вряд ли бы стала бросаться на бету, учитывая, что человека я ела пятнадцать лет назад.