– Жители Авара, – начал Нойд твёрдым голосом, – как и полтора года назад, я заявляю об абсолютном равенстве каждого гражданина перед лицом нашего государства. Никто не запрещает вам верить во что угодно, считать себя кем угодно до тех пор, пока это не касается благополучия и жизни других и не угрожает общественной безопасности. – Цветная подсветка была традиционной для Гармонии, что делало изуродованное лицо ещё более неказистым. – Сегодня те, кто жертвовал чужими жизнями в угоду своим убеждениям, узнают, каково это самим встретить смерть, а не обрекать на неё других.

Палачи убрали ограждения с лестницы к парапету – теперь каждый террорист мог самостоятельно завершить свою жизнь, спрыгнув с огромной высоты. По толпе на площади прокатился испуганный шёпот, но его заглушила музыка Гармонии: мелодию и темп немного изменили, она стала жёстче, напористее, но по-прежнему оставалась узнаваемой. Иллюминация на зданиях заиграла ей в такт – но огни переключались быстро, раздражающе мигали стробоскопами. Кроме красного и фиолетового, цветов больше не было – в знак крови, аварской и керийской. В смерти тоже должна быть гармония.

Длившееся несколько минут замешательство среди приговорённых закончилось тем, что двое аварцев отделились от группы и уверенно, один за другим, шагнули с крыши. Звуков падения тел Джейсон не услышал. Вероятно, музыка была громче – ритм подначивал, призывал. Вслед за первыми пошли и другие: мужчины плелись к парапету с каменными лицами и на негнущихся ногах, женщины сдержанно плакали, а семейные пары держались за руки. Инно, видимо, окончательно обезумев, рассказывала что-то бессвязное о рэнделах палачам и другим приговорённым, но до неё уже никому не было дела. Одни боялись скорой смерти, а вторые следили за строгим исполнением регламента: тем, кто сомневался на самом краю, помогали.

Фантасмагория наяву продолжалась, Джейсон поднял взгляд на ближайший голопроектор и поморщился: тела казнённых собирались в кругу беспорядочной свалкой, позы были неестественными, а на тротуаре и их одеждах проступала чёрная в сумраке кровь. Огни танцевали на трупах, заставляя их двигаться вместе со зданиями, каждые несколько секунд падала новая жертва, а мелодия нагнетала грозную атмосферу. Джейсон понял, что после увиденного вряд ли сможет теперь смотреть на традиционную аварскую Гармонию спокойно – перед глазами всегда будут стоять бордовые кляксы с отблесками фиолетового, как сейчас. Или в тот страшный полдень на берегу канала.

Когда очередь дошла до Марут, она обернулась на парапете и выхватила взглядом Рея, вновь пытаясь хотя бы зрительно его уничтожить, но он даже не обратил внимания, казалось, сосредоточенно изучал свои ногти. Правда, едва заметное движение пальцами Джейсон уловил вместе с палачом – Марут столкнули, не самой дав шагнуть с крыши.

Инно должна была умереть последней, но принимать смерть добровольно не соглашалась – уцепилась за робу палача, не давая подвести себя к краю, и начала кричать:

– Создатели вас покарают! Они всё видят!

Тот с раздражением отшвырнул её от себя – Инно не удержала равновесия и соскользнула с парапета. В этот момент музыка на секунду смолкла, и все услышали её предсмертный вопль, мало напоминающий крик разумного существа.

Наступил последний этап казни: палачи, находившиеся внизу, подожгли запалы – периметр круга вспыхнул двухметровым пламенем, которое стремительно двинулось к центру, сначала жадно облизывая тела, а потом поглощая их с мощным гулом. Костровище мгновенно взметнулось на высоту нескольких этажей, чёрными клубами повалил дым, и вскоре Джейсон и остальные на крыше смогли почувствовать запах горелого мяса. Стало противно, Джейсон прикрыл нос платком. Собравшаяся на площади толпа отшатнулась от пламени и его бесстрастной неуёмной всеядности.

Рей кивнул Нойду, и они оба встали у ограждения, чтобы лично, а не по голопроекторам засвидетельствовать уничтожение стихией тех, кто не подчинился воле Империи. Или, может, тех, кто забыл, что главная ценность – жизнь? Не только своя, но и чужая. Джейсон не знал ответа на этот вопрос, но решил не следовать за Реем, увиденного и так надолго хватит.

Начало светать, когда боты-уборщики закончили удалять с площади абсолютно все последствия недавней казни. Гарь наконец развеялась, и Рей, Джейсон и Нойд остались на крыше втроём. Джейсон сидел на скамье с Нойдом и ощущал вековую усталость, смешанную с чёрной горечью внутри; Рей, заложив руки за спину, стоял на краю и смотрел, как светило медленно отделяется от линии горизонта, теряя алые кровавые оттенки и становясь золотым. Аварец же закрыл глаза и сложил руки в молебном жесте.

– Что дальше, акари? – наконец спросил он.

– Судьба Авара в ваших руках, – ответил Рей, не оборачиваясь.

– Страх долго не удержит, – Нойд коснулся лица, осторожно ощупывая следы от ожогов.

– Тогда дайте им то, ради чего стоит жить, – Рей присел на парапет спиной к пустоте и обнял согнутое колено. – Равновесие, уверенность в завтрашнем дне.

– Достичь этого быстро не получится. – Нойд опустил глаза.

– Наверное, вы не доживёте, – согласился с ним Рей и добавил: – Империя не может вечно присутствовать на Аваре, но я сделаю всё, что от меня зависит.

– Спасибо вам, акари. – Нойд встал и поклонился ему и Джейсону. – И вашему сыну. Я буду вечно скорбеть о вашей потере.

Когда аварец удалился, прямо на крышу приземлился аэрокар, доставивший Рея и Джейсона в гостиницу. Рей упал на кровать прямо в пропахшей гадким дымом одежде, раскинув конечности в стороны – наконец с его лица исчезла маска, которую он носил все эти дни. Осталось только опустошение.

Джейсон не выдержал и отправился в душ, тошнотворно воняло даже от волос. Когда он смыл с себя всё, что напоминало о кошмарной ночной казни, и вернулся в комнату, Рей сидел в кресле и в режиме голограммы просматривал сообщение с крайне озадаченным видом.

– Что-то случилось? – сразу почувствовал неладное Джейсон.

– Зафиксирована аномальная сейсмоактивность на четырёх аварских планетарных колониях, – ответил он.

– Одновременно?

– Да, и эти планеты находятся в спецреестре, – Рей свернул голограмму и посмотрел на Джейсона.

– Каком? – с ходу не сообразил Джейсон.

– Там должны находиться рэндельские артефакты.

– Должны? – Джейсон переспросил, нахмурившись.

– Должны, – скривившись, кивнул Рей, – но их там уже нет.

– Это значит?.. – Влажная после душа кожа Джейсона покрылась мурашками.

– Они вернулись, Джейс.

Глаза Верна просохли от слёз уже через два часа, многие вопросы были решены не без помощи Кали, но обязанности императора всё равно не позволили ему долго оплакивать Исана. А может, Верн и не хотел избегать работы и, наоборот, пытался отвлечься от жгучего чувства вины?

Смерть Исана оглушила его, сдёрнула внешнюю оболочку, всегда демонстрировавшую привычно-безразличное отношение к бывшему мужу. Каждое слово их последнего разговора теперь вспыхивало в сознании огненными буквами. Верн любил Исана – всегда любил. Пусть и не так, как муж любит мужа, и не совсем так, как брат любит брата. Их связь была глубже, сильнее, прочнее. Неужели для понимания этого Исану нужно было погибнуть?

Ноэм, оставшийся в живых только по счастливой случайности, был слишком мал, но Верн смотрел на крошечное тельце сына через прозрачный стеклопласт инкубатора и понимал, что это последний долг Исана. Верн, только успевший привести себя в порядок, вновь чуть не разрыдался. Странное колющее чувство нежности к сыну выбивало из колеи.

Рей коротким сообщением попросил дать ему карт-бланш на любые действия – Верн ответил одним словом: «Да». И потому, что считал, что отец вправе отомстить за сына, и потому, что знал, Рей поступит справедливее, чем кто-либо. Подстроившие покушение аварцы никакой жалости у него не вызывали, покарать их следовало максимально жёстко. Даже жестоко, чтобы не осталось сомнений, что гнев Империи может быть страшен.