— Ох, Джонни, знаешь, в чём твоя проблема? — потянула она, потирая лоб и посмотрев на него чуть снисходительно.

Джон почувствовал её взгляд и выпрямился.

— Я — непроходимый тупица? — предположил он.

— Ну, вторая большая проблема, — задумалась Мисси, но в ту же секунду продолжила. — Ты — пугливый ребёнок, который не может поверить, что кто-то действительно способен тебя полюбить. Прячешься за свою маску сноба и циника, но в душе — маленький ранимый цветочек с больным эго. Я понимаю, что за этот комплекс нужно сказать «спасибо» Ривер, но ты сам не пытаешься ничего исправить. С чего ты взял, что эта Клара, предпочтёт тебе Пинка? Она ушла с тобой, она осталась с тобой и не пыталась никуда сбежать. Даже утром, когда ты выглядишь, как помятая сова! Если ты не прекратишь подозревать окружающих в тайном предательстве, то сойдёшь с ума.

— Но я…

— Тихо! Я не закончила, — её кошачьи глаза сверкнули опасным блеском. — Джон, единственный выход для тебя — открыться ей, показать свою изнанку, чтобы она смогла тебя понять. Признайся ей во всём, а главное — скажи, что любишь её. Если уж ты и вправду умудрился так влюбиться в эту девчонку за полдня!

У него было никаких причин ей не доверять, пусть это прозвучало слишком просто. Джон сомневался в успехе предложенного плана и даже попытался было поспорить, но Мисси была непреклонна. Она настаивала на признании. Вообще-то это противоречило её натуре: такая женщина, как она, никогда бы не купилась на сантименты или искренние мольбы о прощении. Но Клара — не Мисси, и его подруга сразу почувствовала разницу между ними.

Окончание их разговора было коротким: всё, что им хотелось друг другу рассказать, они обсудили днём раньше. Долгие откровенные беседы — не для их дружбы. Да и те несколько минут, что они разговаривали в гостиной, были гораздо продуктивнее и ценнее: выходя за порог, Джон чувствовал желанное воодушевление. Мисси своей безжалостной прямотой и твёрдостью буквально расправила ему плечи, напомнила о том, из чего они оба сделаны. Даже улыбка вернулась на его лицо.

В дверях Мисси не преминула завершить их встречу очередной шпилькой.

— Ты ведь понимаешь, что только полная уверенность в твоей гетеросексуальности не позволяет мне беспокоиться о своих сыновьях? — она манерно повела бровями.

— Ни в чём нельзя быть уверенным, — усмехнулся Джон. — Месячные ещё не закончились? Гарри ничего не узнает, обещаю.

Мисси улыбнулась ему в ответ и закрыла дверь.

К вечеру похолодало и неожиданно потемнело. Приглушённый свет фонарей действовал на Джона успокоительно: он будто бы поверил в то, что в Блэкпуле всё непременно наладится. Он отправится к Кларе сразу с поезда, во всём признается, раскается и… Собственно, что «и»? О том, что с ними будет после того, как Клара его выслушает (стоило добавить «если захочет»), ему думать не хотелось. Как искупить свою вину? Что она может у него потребовать? Вряд ли Клара уподобится тем корыстным штучкам, готовым простить что угодно за хорошую роль. Да и нужно ли ей это? Ведь Джон, по совести говоря, не многое мог ей предложить. Руку и сердце? Вариант ещё смешнее. Утром он назвал её шлюхой, а вечером предложил стать его женой. Какая-то дешевая история для бульварной прессы. И что же тогда он может дать Кларе Освальд?

Сойдя с поезда, Джон не переставал думать об этом. Он точно знал, что сделает всё, что она потребует, даже невозможное. Если есть хотя бы один шанс, то он им воспользуется. Главное, чтобы Клара взяла телефон. Но она, кажется, не собиралась отвечать ему до конца времён.

Его попытки составили чуть больше получаса. 112 пропущенных звонков и бесконечно назойливый голос автоответчика. Джон решился на крайние меры: он позвонил Элли. Трудно было представить, что он мог бы ей сказать, если бы она уже всё знала. Но Элли была с ним даже любезнее обычного и без каких-либо подозрений продиктовала ему адрес Клары. К счастью, от вокзала до её дома было всего двадцать минут пешком.

Это расстояние Джон преодолел почти что бегом. Даже дорожная сумка не стала ему помехой. Цель была так близка, почти осязаема. Он вбежал в открытый подъезд и был готов подняться на восьмой этаж без лифта. Необузданный поток надежды придавал ему сил, пока он не столкнулся с закрытой чёрной дверью.

Напрасно он звонил по несколько раз, почти сломал кнопку, ругался, кричал и порядком достал соседей. Старушка из квартиры напротив вскоре приструнила его, сухо сообщив, что Клара не появлялась уже несколько дней. Джон сначала хотел было с ней поругаться, но вовремя остановился. Соседка-то здесь причём? Если Клара не возвращалась домой с поезда, значит, её след был потерян.

Последние клочки его воодушевления растворились в безответности ночи. Он ждал ещё несколько часов под её дверью, смиренно усевшись на лестнице, но никто так и не пришёл. Тогда он отправился в единственное место, где его разбитые грёзы могли найти свой приют, — в бар.

Однако перед тем, как напиться до беспамятства, замёрзнуть и забыть о том, как должен выглядеть интеллигентный мужчина его лет, Джон в последний раз набрал её номер и, пропустив гудки, дождался автоответчика.

— Здравствуй, Клара, — устало потянул он, шагнув с последней ступени в её подъезде. — Я не хотел, чтобы ты услышала всё это так, через посредников, как записанную плёнку, лишённую души. И всё же… да-да, я не с того начал. Я звонил, я искал тебя, чтобы сказать, как мне жаль, что между нами всё так вышло. То, что я тебе наговорил, все эти низости, вся пошлость, что выплеснулась из моего осквернённого рта, необратимо отдаляют нас друг от друга. Твоя красота и нежность сделали меня идиотом и заставили ревновать ко всему живому. Ты… нет, не так — ты ни в чём не виновата — всё я. Это моя вина. Но ты была так прекрасна, так божественна, так ласкова ко мне. Я не мог в это поверить и теперь жестоко наказан за своё неверие. Послушай, Клара, мне не хватало смелости признаться в этом утром, хотя слова сами просились с уст. Но когда я вернулся в гостиницу и узнал, что ты уехала, узнал, что ты отказала Денни и я был тому причиной, когда было поздно говорить об этом… Впрочем, я верю, что есть вещи, о которых никогда не поздно говорить. Ты знаешь, вопрос времени всегда тревожил меня, особенно рядом с тобой: я старше тебя на полжизни и сама мысль о том, что ты предпочла меня молодому красивому мужчине… Впрочем, всё это тоже не то, и я собирался сказать совсем другое! — Джон прикрыл глаза и вдохнул полной грудью. — Я люблю тебя, Клара. За один безумный день в Лондоне я полюбил так, как не мог любить никого за всю свою жизнь. Я был слеп и глух к своему сердцу, когда смотрел на созвездие твоих родинок и не осмеливался тебе сказать. Моё наваждение и призрак прошлых неудач — я вообще-то неудачник по жизни, знаешь ли, — заставили меня думать, что такая девушка просто не может быть со мной по собственной воле. Я отказался от своего счастья вопреки себе самому. И теперь сожалею об этом каждую минуту. Прости меня.

Он сбросил звонок. Холодное ночное небо выглядело сегодня совсем чужим. Джон пытался рассмотреть на нём звёзды, но ничего так и не увидел. Где-то там, возможно, в далёких галактиках, на цветных планетах, где людей не будет ещё пару сотен, а то и тысячу лет, обитали его мечты. Так высоко и далеко, так, что не дотянуться даже мысленно. Как и до Клары, пусть она сейчас где-то в одном городе с ним. Но она недостижима, как звезда. Дай Бог ему ещё раз увидеть её блеск.

Утром Джона разбудил навязчивый рингтон. Надо бы сменить его. Ему хотелось верить, что это звонок от Клары. Он было подпрыгнул на месте, но тут же остался разочарован: звонила Китти.

— Мне очень жаль, мистер Смит, — лепетала она. — Софи Суэйн вчера забрала все вещи из гримёрки и сказала, что уезжает. Она подписала контракт в Лондоне.

— Пусть катится ко всем чертям в любую сторону света, — буркнул спросонья Джон. Вчерашний джин был не так хорош, каким казался на вкус. У него сушило не только горло, но и весь рот, как будто накануне он жевал песок. Ещё и Китти что-то от него хочет!