Всё это было очень некстати. Утром ей предстояло выпить оборотное зелье и приложить все усилия для того, чтобы максимально достоверно изобразить Беллатрису, желающую осмотреть своё хранилище в Гринготтс. Для этого необходимо было сосредоточиться на деле, а не на бесплотных тревогах. Гермиона злилась, кусала губы, металась из стороны в сторону по кровати, пытаясь заслонить образом Лестрендж негасимые воспоминания о Люпине. Парадокс был в том, что они цеплялись друг за друга: где была Беллатриса, там неподалёку оказывался и Ремус. Битва в Отделе Тайн, сожжённая в рождественский вечер Нора, пытка в Малфой-мэноре. Вслед за чёрным дымом сумасщедшей ведьмы непременно появлялся спасительный блеск его защиты. Ведь это Люпин отбил её тогда из рук Долохова, Люпин бросился вслед за Джинни спасать Гарри, строго приказав Гермионе оставаться около дома, Люпин пришёл на помощь, когда из неё, казалось, вытекла уже последняя капля крови. И как же вытравить его из своей памяти, если упоминание о нём есть на каждой странице? Она сомневалась даже в силе заклятья забвения.

Только под утро ей удалось заснуть. Перед тем, как окончательно рухнуть в сон, Гермиона пообещала себе, что проснётся совсем в другом настроении, собранная и сдержанная, готова безукоризненно сыграть свою роль. На удивление так оно и случилось.

Взглянув на своё отражение в зеркале, Гермиона попыталась придать своему лицу самое надменное выражение. Его ей необходимо было сохранять в банке, что бы ни происходило вокруг. Беллатриса не скрывает своего презрения ко всем, кого считает ниже её по статусу (а это, считай, всё живое, кроме ближнего круга Пожирателей смерти). Что ещё следовало запомнить? Манеры, походка, интонации. Речь Беллатрисы была непредсказуемой, с истеричными резонансами посреди фразы. Низкий голос иногда брал излишне высокую ноту, после чего мог резко затихнуть, а потом снова набрать силу. Подражать ей было непросто. Гермиона набрала воздуха в лёгкие.

— Я хочу посетить моё хранилище!

Ей удалось взять нужный ритм и даже похожим образом закончить фразу. Верхняя губа дрогнула, застыв под носом так, что стали видны белые зубы. Когда-то Гермиону раздражало, как они выдаются вперёд. Драко Мафлой, сам того не зная, очень помог ей, пустив в неё Дантисимус, последствия которого устранила мадам Помфри, при этом скорректировав природный недостаток. После этого у Гермионы были идеально ровные красивые зубы. Это отметил даже её отец. Но обратив на них внимание сейчас, она с ужасом вспомнила жуткую челюсть Беллатрисы с гниющими резцами и тёмно-жёлтым налётом. От отвращения она поспешила сплюнуть мятную пасту в раковину. После обратной трансформации ей понадобится литр ополаскивателя для рта.

Выйдя из ванны, Гермиона собиралась направиться вниз позавтракать. Она уже ступила на лестницу, когда из-за приоткрытой двери в хозяйскую спальню послышался возмущённый шёпот.

— Нужно ей сказать!

— Я уже запутался, Флёр! То избегать лишний раз упоминания, стараться держаться хороших тем в разговоре. А теперь ты хочешь, чтобы сегодня накануне их отправления в Гринготтс, я сказал ей…

Гермиона вздрогнула, моментально осознав свою причастность к этому спору. То, что не предназначалось для её ушей, было чем-то важным, поэтому она не стала дожидаться, пока Билл и Флёр примут решение за неё. Можно было остаться около двери и послушать, но… Гермионе надоели детские игры в деликатность. Они не имели никакого смысла при таком катастрофическом дефиците времени на раскачку.

Лишь формально постучав по дверному косяку, она отворила дверь. Билл и Флёр уставились на неё, будто их застали на месте преступления.

— Я случайно услышала, — призналась Гермиона без толики смущения. — Полагаю, речь была обо мне.

Билл тяжело вздохнул, принимая груз ответственности на свои плечи, и повернулся к жене.

— Позови Рона и Гарри, — сказал он, затем обратился к Гермионе. — Зайди, пожалуйста. Появились кое-какие новости.

Предчувствие, дурное, разумеется, какое бывало всё чаще последние месяцы, завладело её сердцем. И всё же, Гермиона пыталась сохранить внешнее спокойствие, дав выйти Флёр первой и только потом ступив в комнату. Приглашающим жестом Билл указал на постель — единственную мебель, на которую можно было присесть. Этот жест лишь укрепил подозрение в том, что новость не будет простой, чтобы услышать её стоя.

Билл смущённо запустил ладонь в свои длинные огненные волосы, приглаживая их от лба до затылка.

— Прости, что мы не… — обрывчато заговорил он. — Я хотел сказать. Не знал как. Тем более тебе сейчас нужно сфокусироваться на другом. Накануне такой важной вылазки… Словом, мы не хотели тебя тревожить. Хотя ты должна знать.

Неопределённо разведя руками, Билл выпустил воздух через зубы.

— Стало что-то известно о Ремусе? — предположила Гермиона.

Её голос почти не дрожал.

— Да, — кивнул Билл. — Самое важное: он жив.

Гермиона уронила лицо в ладони. Окаменевшая от волнения грудь заходила глубокими вдохами. Мерлин, как давно она ждала этого!

— Это не всё, — Билл подошёл ближе, но не решился сесть рядом. — Он остался жив, но не успел сбежать.

По ногам потянуло холодом. Дверь в комнату распахнулась и один за другим показались Гарри, Рон и Флёр. Все они были взволнованы, но держались на расстоянии от Гермионы, которая встретила их полупустым взглядом.

— Он у Малфоев? — спросила она.

— Нет, уже нет.

Билл опустился на колени перед кроватью, так, чтобы смотреть Гермионе в глаза. Его большая ладонь коснулась её плеча.

— Он жив — вот что имеет значение, — настойчиво повторил он. — Мы думаем над тем, как можно ему помочь, как спасти его. Егеря не так умны, как пожиратели.

— Ремус у егерей?!

— Да. Его поймал Сивый.

От одного звука этого имени Гермиона вскочила на ноги. Нет, это какая-то жестокая карикатура! Как такое могло случиться? Сивый — тот монстр, с младенчества сломавший Люпину жизнь, перечеркнувший его полноправное будущее в магической мире, оставившие шрамы на его лице и психике. Почему, почему именно к нему в лапы угораздило попасть Ремуса?!

— Только не это! — отрицательно заявила Гермиона, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Он не оставит его живым! Он убьёт его!

— Это вряд ли, — покачал головой Билл. — В быстрой смерти мало страданий. Такие как Сивый, этим не довольствуются.

— Билл! — осекла была его Флёр.

— Что? Мы должны трезво оценивать ситуацию. Ремус сильный волшебник, он выдержит.

Вперёд выступил Рон. Он одарил брата вызывающим взглядом и скрестил руки на груди.

— Есть ещё какие-то сведения? — деловито спросил он. — Если известно, где они его держат, мы можем попробовать проникнуть туда под мантией-невидимкой.

Но его воинственный настой тут же был затушен усмешкой старшего брата.

— Кто бы вас туда пустил, — отозвался Билл. — В том и загвоздка, Рон, что егеря постоянно перемещаются. Освальд — связной ордена, и сбежать-то смог лишь во время перемещения.

— Как ему это удалось? — вступил в разговор Гарри. — Получилось у него, может получиться и у Ремуса.

— Всё не так просто.

Билл принялся пересказывать то, что ему поведал тот самый Освальд — неприметный старичок-сквиб, работавший библиотекарем в Дерби. С начала войны он обеспечивал связь между скрывающимися членами Ордена Феникса, а когда те окончательно ушли в подполье, занялся распространением агитирующий листовок среди маглов, предупреждая их о приближающейся опасности. Егеря схватили его ещё в феврале и продержали в плену долгих три месяца. Он страшно расстроился, когда узнал в новом пленнике Люпина. По его словам, к оборотням у егерей было особое отношение: в них пытались не просто растоптать достоинство, но и выработать звериные инстинкты. Возвращаясь с допросов, Люпин долго молчал и только сплёвывал в угол кровь — не свою, как однажды заметил Освальд. А ещё он слышал, как Сивый провоцировал его перед тем, как закрыть в клетке накануне полнолуния.