Сама не зная зачем, Гермиона нарочно терзала себя едкими мысленными издёвками. Ведь она обо всём знала с самого начала, да? С самого первого дня, когда Люпин появился на Гриммо, когда она позволила ему остаться, нет, она всех уговорила его оставить и сделала это из абсолютной корысти. Эгоизм да и только! Ведь она всегда была к нему неравнодушна, с третьего курса его образ закрепился в её подсознании в форме некого идеала, который тщательно задвигался внутрь и вопреки вешним попыткам его подавить на самом деле попросту созревал. Её предубеждения против Тонкс тоже взялись не из пустоты: она завидовала ей — своей сопернице. И когда Ремус оказался вне её влияния, сбежав от неё под натиском грозящей ответственности, Гермиона воспользовалась его слабостью. Она соблазнила его! Замкнутое пространство, отшельническое положение, единственная женщина среди мужчин. Она всегда выказывала ему знаки внимания, разве нет? А потом, поддавшись своему внутреннему жадному искушению, наплевав и на его жену, и на ребёнка, поманила волка пальцем в свою постель, чтобы утолить своё грязное бессовестное желание!

— Гермиона!

Голоса Гарри заставил её опомниться. С недоумением она уставилась на свои покрасневшие руки. Несколько минут совершенно выпали из её памяти, и Гермиона искренне не могла вспомнить, что произошло. Это было какое-то затмение. Ярость охватила её разум, наполнила ненавистью и презрением к себе. Перепуганный взгляд Гарри лишь подтверждал её догадки: в состоянии аффекта она что-то натворила.

— Ч…что такое? — спросила она и ощутила боль в скулах.

— Ты как с цепи сорвалась! — пробормотал Гарри, подойдя ближе. — Хлестала себя по щекам и так кричала!

Прищурившись, он пристально вгляделся в её лицо, а затем торопливо полез в карман.

— У тебя кровь из носа пошла…

Гермиона и сама ощутила тёплую струйку, потёкшую вниз по губе. Она с благодарностью приняла у Гарри платок. Такими темпами недолго заработать себе настоящее психическое расстройство! Эта истерика и потеря контроля над собой — очень тревожный сигнал. Вслух она, конечно же, не стала озвучивать свои опасения: перепуганный Гарри и так побледнел. Не хватало ему сообщить, что его единственный компаньон потихоньку сходит с ума.

— Слушай, у меня возникла одна идея, — Гермиона решила резко сменить тему и смущённо улыбнулась. — Что, если нам побывать в Годриковой впадине?

— Но ты же сама была против, — ответил Гарри, пребывая в замешательстве. — Говорила, что там он и будет меня искать.

— Да, но…

Ей пришлось поспешно прикусить язык, чтобы удержать истину. «Но теперь всё изменилось»? «Но теперь с нами нет ни Ремуса, ни Рона, ни перспектив»? Впрочем, Гарри был достаточно сообразительным и не потребовал окончания фразы. Он уже давно хотел там побывать. А теперь, чем тролль не шутит?

Собрались они за считанные минуты: вещей стало будто бы ещё меньше прежнего. Протолкнув палатку поглубже в сумку, Гермиона взглянула на Гарри. Её друг заметно нервничал в предвкушении отправки в своё прошлое. Он впервые за много лет окажется там, где родился, увидит свой родной дом — место, где он потерял всё и стал легендой одновременно. Как бы любопытно ни было, Гермиона никогда не спрашивала его о том, каково это. Она не могла представить себя на его месте: если бы она лишилась родителей в раннем детстве, а потом вдруг взлетела до громкого статуса надежды магического мира, справилась бы она с этим? Судя по уже достигнутым неудачам, Гермиона не льстила себе ни секунды.

Хлопок аппарации — и они уже совершенно в другом месте. Хмурый городок с тусклыми заснеженными улицами. Пара десятков домов. Жизнь теплилась разве что в таверне — оттуда доносились музыка и голоса. Гермиона ощутила, как крепко Гарри сжал её руку, и повернулась к нему с ободряющей улыбкой.

— Давай поищем дом твоих родителей? — предложила она.

Однако в этом не было нужды. Дом Поттеров отыскался очень быстро: он выглядел как символ великого упадка. Разрушенная часть второго этажа, где, очевидно, была спальня Гарри, покрылась толстым слоем снега. Разумеется, никто там не жил. Пустые окна навевали вековую тоску, а покосившийся от времени забор вызвал приступ жалости. И как бы стыдно ни было, Гермиона чётко осознала, что истинная причина, по которой она хотела здесь оказаться, оказалась ложной надеждой. В доме Поттеров они ничего не найдут. Никаких символов или старых артефактов, никаких расшифровок или намёков об этом странном знаке из книжки. Пожалуй, им стоило побыстрее отсюда убраться.

В это время Гарри оставил её и подошёл ближе к калитке, разглядывая мемориальную надпись и соболезнования сочувствующих. «Мы с тобой, Гарри Поттер» и всё в этом духе. Кто были эти люди? Да какая разница! Вся магическая Британия сейчас верила в мальчика, который всех спасёт, даже не зная, где он и что с ним. Может, в этой поддержке было мало практической пользы, но для Гарри она кое-что значила. Проблеск надежды и долга — вот, что легло тенью на его лицо.

Затем они отправились на кладбище искать могилу Лили и Джеймса. Старые захоронения всегда вызывали у Гермионы интерес. Было в них что-то магическое, особенное даже для волшебного мира. Среди замшелых могил и величественных обелисков, между скорбящих мраморных ангелов и сотен распятий скрывалась вечная тайна смерти. Которую всегда хотелось узнать.

Гарри пошёл вперёд, пока Гермиона осматривала ряд относительно новых могил. С удивлением она обнаружила посмертные надписи семьи Дамблдоров — Кендры и Арианы. Каким необычным человеком был директор: его семейные тайны поистине перевернули представления о нём. Он весь состоял из секретов и даже после смерти умудрился оставить целую сеть труднопреодолимых загадок.

Тишина на долю секунды испугала её: Гермиона встрепенулась и завертелась по сторонам в поисках Гарри. Он стоял недалеко, молча насупившись, разглядывал большой белый камень. Не было сомнений: он нашёл, что искал. Осторожно ступая почти след во след, Гермиона подошла к нему и взяла за руку.

— Они были так молоды, — выдавил Гарри, кажется, даже всхлипнул. — Он убил их, когда жизнь только начиналась, когда столько всего ещё было впереди. Какими бы они были сейчас?

Угловато он вытер рукавом нос и щёки. Как ему было не плакать? Перед могилой своих родителей, действительно слишком молодых, слишком рано погибших. Прекрасная Лили и отважный Джеймс, они могли ещё долго жить в любви и радости, растить сына, может, даже несколько детей. Их дом был бы полон веселья и верных друзей. Все были бы счастливы.

— Иногда я представляю, что было бы, если бы он тогда не узнал о пророчестве, — сбивчиво говорил Гарри, хлюпая носом. — Как бы сложилась моя жизнь — наша жизнь — если бы не это «высокое предназначение». Но я не могу вообразить их старше: ни морщины на их лицах, ни седину в волосах. Когда я видел их во время поединка на кладбище, мне показалось таким странным, что они не постарели. Я вырос, а они уже никогда… Ведь они были бы сейчас, как Римус: так же смотрели бы на меня и пытались предостеречь…

При упоминании Люпина Гермиона ощутила такую колющую тоску в области сердца, что захотелось немедленно куда-то себя деть. Он мог бы быть с ними сейчас — стоять рядом, разделяя скорбь юного Поттера, вспоминать удивительное чувство юмора Джеймса и огромное сердце Лили. Как никто другой, Люпин сумел бы подобрать правильные слова для такого важного момента в жизни Гарри. Но его не было рядом. И не могло быть.

Вдруг со стороны церкви послышался малоприметный шорох. Гермиона осторожно обернулась: там, откуда доносился звук, было пусто, но она могла поклясться, что заметила край ускользающей мантии. За ними следят? Это наверняка. Если это пожиратели, то они не станут медлить. Кто-то из местных? В таком случае зачем скрываться? Гермиона предельно напряглась и уловила новое движение быстрее прежнего. У неё сбилось дыхание.

Этот силуэт она уже встречала. Мантия показалась слишком знакомой и под ней нечто похожее на твидовую ткань. Вот только расстояние большое: точно не сказать. Сердце так гулко колотилось внутри. Пусть глаза подводят её, но оно не может ошибиться…