Правда, пробыл там Адриан не дольше десяти секунд. Когда парень вернулся в холл, его щёки были ярко-розового цвета. Маринетт отстранённо подумала, что ей нравится этот оттенок.

— Наверное, нам лучше пойти без них, — кашлянул Адриан, потерев кончик очаровательно розового носа. — Как ты и… говорила.

Маринетт кивнула, ощущая небольшое неудобство: она всё ещё не отняла руку ото рта. Когда чуть дрожащая ладонь отодвинулась от её лица, Адриан прикипел взглядом к её губам. Это было так выразительно, что Маринетт ощутила, как лёгкий приятный спазм прошёлся в низу её живота, а сама Дюпэн-Чэн начала растворяться в собственном смущении.

Маринетт благодарила всех богов за то, что библиотекари были слишком заняты с перестановкой книг. Было бы крайне неловко, если бы взрослые увидели её с Адрианом смущение. И очень, очень стыдно, если бы они застукали Нино и Алью. Совершенно точно по правилам библиотеки делать что-то такое между шкафами было категорически запрещено.

— Ну, — натянуло улыбнулся Агрест, — хорошо, что библиотекари заняты, да?

— Я тоже о-об этом подумала…

Казалось, это было невозможно, но подростки покраснели ещё сильнее. Адриан откашлялся и жестом предложил Маринетт выйти. Несмотря на собственное смущение, он традиционно по-джентльменски придержал для девушки дверь.

— Т-тут недалеко был парк. Подождём их там. Хорошо, Маринетт?

Дюпэн-Чэн только кивнула. У неё совершенно не было сил, чтобы вытолкнуть из глотки хотя бы одно слово.

Возможно, вся эта ситуация не была бы такой травмирующей и не смущала бы Маринетт настолько, если бы рядом был кто-то другой. Кто-то не-Адриан, в которого она слишком влюблена.

Они дошли до парка и уселись на разных концах лавочки. Маринетт ещё и отвернулась от Адриана, чтобы не видеть его. От стыда у девушки наворачивались слёзы на глаза.

Вот с Котом они бы, наверное, посмеялись бы над произошедшим. Конечно, вряд ли Маринетт смогла бы удержаться от мучительно-красных щёк, но Нуар точно бы разрядил атмосферу парой каламбуров. Наверное, он бы легче отнёсся к произошедшему, потому что иногда в кошачьих шуточках проскальзывали достаточно откровенные намёки.

Но Адриан… Маринетт была готова упасть на асфальт и биться головой о чёрную твёрдость. Почему? Почему?! Почему Адриан и почему именно эта ситуация?!

А ещё Маринетт не могла отвязаться от мысли, что Адриан тоже узнал звуки. А это значило, что он тоже смотрел видео. Или, может быть, даже сам делал что-то…

О, да ради бога, Маринетт знала, как это называется! Секс! А в библиотеке Алья делала Нино минет! Минет!

Она прижала руки к щекам и прикрыла глаза. После того, как Маринетт наконец назвала «что-то» своим именем, стало немного легче. По крайней мере, грудь уже не распирало от стыда, а в глазах не стояли слёзы. Поэтому она ещё несколько раз произнесла это слово про себя, пытаясь успокоиться благодаря терминологии.

— Я отойду, — предупредил Маринетт Адриан.

Девушка, не глядя на своего кумира, мотнула головой. Она даже глаза не открывала, слишком сосредоточенная на успокоении собственных нервов.

Алья, конечно, тоже хороша. Даже не рассказывала подруге, что отношения с Нино давно, — очевидно же, что ОЧЕНЬ давно, — вышли за пределы не только нежного «мы держимся за руки», но и вывалились за границу «я не стесняюсь его целовать»! Везде целовать! И Сезер придётся очень потрудиться, чтобы объяснить, почему Маринетт не знает ни одной детали её отношений с Нино!

Несколько глубоких вдохов позволили Маринетт успокоить ток крови. В голове перестали шуметь молоточки, пальцы больше не подрагивали. На пробу Дюпэн-Чэн открыла глаза, и чуть не свалилась с лавочки: прямо перед ней на корточках сидел Адриан. В руках у юноши было два рожка с лимонным щербетом. Щёки Агреста всё ещё украшал яркий румянец.

Но, по крайней мере, на его губы вернулась обычная спокойная улыбка.

— Держи, — он протянул Маринетт один из рожков. — Это поможет нам, кхм, охладиться.

Маринетт взяла десерт и пару секунд просто смотрела на него. Адриан сел рядом с девушкой, уже не на другой конец скамьи, а намного ближе.

На щербет Маринетт смотрела, как на злейшего врага. Ела его так, будто откусывала голову Алье в попытке отомстить за свой стыд. Но с каждым холодным кисловатым кусочком, с каждым хрустом хорошей вафли, к девушке возвращалось самообладание.

Уже не хотелось упасть ниц и биться головой об асфальт. Мир вернул свои звуки и краски. Маринетт смогла отбросить нервозность и робость, вызванные увиденным, и начала просто наслаждаться миром вокруг. Тёплая погода, мороженное, она и Адриан на одной скамейке. Жизнь была прекрасна.

Но Алье она всё равно отправила длинную гневную смс-ку, полную восклицательных знаков и угрожающих эмоджи. На это ушли последние капли злости, и теперь ситуация казалась попросту смешной.

— В конце концов, это естественно, — пробормотала она перед тем, как доесть кончик от рожка.

— Ну… наверное, да, — согласился с ней Адриан. — но заниматься этим в библиотеке…

Маринетт подавилась смешком.

— По-моему, библиотека — отличное место, чтобы учиться чему-то новому. Хотя, может, они только повторяли пройденный материал.

Адриан несколько секунд смотрел на неё, открыв рот. К тому моменту, как Маринетт успела пожалеть о своей не слишком тонкой шутке, Агрест вдруг подавился воздухом и громко расхохотался.

========== Глава 4 ==========

— Кот, а как определить ориентацию парня?

Воскресенье — единственный день в неделе, когда Ледибаг и Кот Нуар встречались дважды. Дело было в расписании Кота: в понедельник ему не всегда удавалось освободиться даже ради акумы. Что уж говорить про обход Парижа?

Вечерний патруль после посиделок с Адрианом воспринимался как продолжение волшебного сна. Ледибаг на ежедневное бдение за ночным городом явилась на пятнадцать минут позже. Кот, правда, не особенно обратил внимание на опоздание напарницы: Нуар выглядел очень задумчивым, словно в его жизни произошло какое-то поистине мистическое открытие.

Без слов они решили не обсуждать ни причину опоздания Ледибаг, ни рефлексию Кота Нуара. Иногда Маринетт была искренне благодарна всем богам в мире и за его пределами за то, что Кот так хорошо понимает её.

Они без особого интереса пробежались по парижским крышам, высматривая акум или хотя бы простых преступников. Город был сонным и мирным, как никогда: ни ограблений, ни пожаров. Про одержимых и говорить было нечего. Тишь да гладь.

Поскольку обойти город удалось меньше чем за полчаса, Кот предложил просто посидеть на какой-нибудь крыше и поговорить. Маринетт не нашла причины, чтобы отказать: настроение у девушки было поистине сказочным, и таким хотелось поделиться с напарником.

Они никогда не касались в своих разговорах личных тем. Не обсуждали уроки и школу, не говорили про семьи или друзей. Первые их подобные беседы были полны неловкого молчания и оборвавшихся на полуслове предложений. Потом — привыкли, научились лавировать и говорить только о том, что можно было определить как «безопасно».

Так Маринетт узнала о том, что с Нуаром их объединяют не только прогулки по ночному городу. Кот был без ума от Джаггеда Стоуна, да и в целом поддерживал медиатеку Ледибаг. Нуару нравилась хорошая, качественная одежда, преимущественно брендовая: Кот считал, что бренд — символ надёжности и точно значит, что из футболок и свитеров не полезут нитки после пары стирок. Маринетт рассказала Нуару о своём увлечении дизайном и некоторых способностях к шитью.

Было ещё очень и очень много других тем. Общаться с Котом было легко, весело и очень приятно: Нуар интуитивно чувствовал, когда стоит замолчать и когда уместны шутки. Если дело не касалось боя или нервозной обстановки, конечно. Тогда рот Кота просто не закрывался, и Маринетт была вынуждена терпеть постоянные кошачьи приколы и каламбуры буквально в каждом произнесённом предложении.

Но она сама была не лучше. Она смирилась с тем, что Кот шутит. Нуару же пришлось принять то, что после особо опасных боёв или страшных акум Ледибаг заливается слезами и трясётся в истерическом припадке.