Кукла обратила Рейвана мыслями к Ри. Ему было странно вообразить эту бойкую девочку с игрушкой в руках, и в груди что-то кольнуло. Рейван нахмурился и признался себе, что скучает по ней. Её образ из воспоминания зашелестел звонким смехом, блеснул озорным взглядом. Душа Рейвана наполнилась неведомым прежде чувством.

«Надеюсь, тебе повезёт с мужем», – тихо проговорил он, сжимая куклу в руках.

На другой день во время тренировки на площадь привели связанного вана Эльфдана из Тьёле. Его уличили в сговоре с набулами: он собирался перейти на их сторону в грядущей войне. Ван Ингвар велел растянуть предателя на столбах и на глазах у толпы вскрыл ему рёбра топором. Ван Эльфдан сыпал проклятиями и славил богов до самого конца, пока не затих. Но не молил о пощаде.

Все уже начали расходиться, но Рейван всё глядел на вывернутые, словно крылья, рёбра вана-предателя и думал, что быть врагом Ингвару дорого стоит.

– Что это, разве кзорги морщатся от вида крови? – усмехнулся Лютый, поглядев на Рейвана.

– Ты многое знаешь о кзоргах, я вижу, – пристально взглянул на него Рейван.

– Я знаю, что один из них – калека! – хохотнул Лютый. – Такой слизняк, что я и подраться с ним нормально не могу.

Кулаки Рейвана сжались, пальцы побелели от злости. Всё вернее ему казалось, что перед ним расхаживал тот самый галинорец. Рейвану захотелось выхватить кинжал и вонзить его в горло Лютого. Но шум окружающей толпы дал понять, что в этом случае живым ему не уйти, – и Рейван в ответ лишь бессильно выдохнул.

– Арнульф, поезжай в Тьёле! – огласил на весь двор ван Ингвар. – Назначаю тебя ваном вместо Эльфдана. Ты заслужил стать вождём, верный мой волк!

Ингвар с окровавленным топором в руках обернулся к собравшимся и посмотрел на Рейвана. Выражение покрытого рунами лица вана словно говорило: «Если поступишься гостеприимством, получишь подобную расправу».

Смерть дуба

Пальцы дрожали, игла никак не входила в грубый холст. Ингрид подвернула краешек полотна, чтобы прикрыть им тупой наконечник и протолкнуть иглу вперёд.

– Вот зараза! – шипела Ингрид. – Я одолею тебя! И не такие копья ломали!

Ушко иглы высунулось вверх и глубоко прокололо палец. На холсте появились капли крови.

– Проклятье! – выругалась Ингрид, сунув в рот палец.

– Ингрид! – воскликнула старшая жрица Арнфрид. – В святилище не место для ругани!

Жрица поднялась от стола и подошла взглянуть на работу дочери Верховного вана.

– Ты повредила гобелен! – воскликнула она. – Я тебя исподнее шить отправлю!

Послушницы, сидевшие вокруг стола, весело рассмеялись.

Ингрид опустила голову, зажимая в кулак истерзанные иглой пальцы. Арнфрид досадливо покачала головой и подтолкнула девушку, чтобы та встала со скамьи.

– Разреши, я пойду по роще погуляю, матушка? – произнесла Ингрид. – Шитьё сегодня не идёт.

– Шитьё у тебя никогда не идёт. Сядь, следи лучше за огнём. За врата не ходи: сама знаешь, пока люди вана Эйрика не найдут тех, кто по лесу шастает, опасно выходить за стены святилища.

Ингрид порывисто вздохнула и присела на скамью у горящей чаши. Огонь полыхал жаром – совсем, как в тот день, когда жрицы распалили в священной роще огромные костры, раздели Ингрид, обмазали землёй и напоили горьким зельем. Они возносили песнопения богам и заставляли Ингрид петь с ними. Потом её омыли в горном ручье и дали новую одежду. Теперь она считалась готовой к замужеству.

– Не грусти, Ингрид! – подбодрила Арнфрид. – И без владения искусством мужи будут спорить за тебя, ведь ты дочь Ингвара Непобедимого!

Ингрид разжала пальцы и посмотрела на кровь, причудливо раскрасившую ладонь.

– Морда зверя должна быть яростнее, Торви! – сказала Арнфрид одной из послушниц. – Знаю, что тебе трудно, но гобелен будет висеть в воинском зале, милая – уж постарайся!

Торви задрожала и скромно вздохнула. Ингрид фыркнула себе под нос: она не верила в то, что у подруги получится изобразить ярость.

– Нет-нет, Хельга, – снова заговорила Арнфрид, повернувшись к другой послушнице. – Это же Ингвар Непобедимый, наметь контур шире, Верховный ван должен выглядеть внушительнее! А здесь у кзоргов когти должны быть, сделай ещё несколько стежков.

– Чудовища… – с придыханием прошептала Хельга.

Ингрид подошла к столу, чтобы лучше рассмотреть начертание зверя на холсте. Чёрным углём по полотну были выведены узоры будущего гобелена: руины Харон-Сидиса и кзорги в чешуе, лежащие у ног риссов под предводительством отца.

В памяти Ингрид воскрес образ Рейвана. В бою он был страшен! Никого сильнее она ещё не видела. Но было в кзорге и что-то близкое, понятное ей одной. От мысли, что Рейвана больше нет на свете, в сердце что-то кольнуло.

– А ты правда кзорга видела, Ри? – спросила Хельга.

– Правда.

– Такой он? – Хельга указала на полотно.

Все послушницы уставились на Ингрид. И даже жрица Арнфрид повернулась к дочери Верховного вана с блеском в глазах. Старая женщина всю жизнь прожила в святилище и мало что видела, кроме полотен и разноцветных ниток. Ингрид воодушевилась и деловито сложила руки на груди. Послушницы затаили дыхание, ожидая рассказа.

– Нет, на самом деле они не такие, – сказала Ингрид.

Девушки переглянулись.

– Они ещё страшнее! – воскликнула Ингрид. – Морда злее, клыки длиннее! Доспехи у них ужасные, страшные, чёрные! И мечи в когтистых лапах!

Ингрид ухмыльнулась. Послушницы побледнели. Арнфрид ужаснулась. А на гобелене действительно вскоре стали яснее проявляться воинская ярость, устрашающие звери и их сияющий победитель Ингвар.

Ингрид вернулась к огню и подложила в горящую чашу полено. Пламя разрослось и заплясало. От воспоминаний о кзорге душа Ингрид пылала подобно этому пламени.

– Говорят, что соратники вана Эйрика так и не нашли в роще разбойников, – произнесла Торви. – Может, это и не разбойники вовсе, а духи лесные? Гневаются на что-то? Хельга, ты же видела их? Как они выглядели?

– Страшенные! Не люди, нет. Они разодеты в чёрные чешуи и ростом преогромны!

– Скоро Эйрик прогонит всех, кто бы ни бродил там! – строго сказала Арнфрид. – Закончим на сегодня. Ложитесь спать.

«Ведь это кзорги! – подумала Ингрид. – Может, они ищут Рейвана? Беспокоятся? Я должна сказать им, что их друг пропал навеки».

Когда все затихли и лишь угли тлели рыжими отсветами в горящей чаше, Ингрид поднялась с постели. Тихо ступая, она прокралась к выходу.

Оставив позади скрипучие ворота, Ингрид вышла за стены святилища и пустилась по тропе. Беспризорный ветер проказничал в кронах и, бодря прохладой, ударял в лицо. Белая северная ночь будила в душе древнюю свободу и всесилие.

Но вскоре безмолвность леса начала пугать. Ингрид принялась настороженно всматриваться в пустоту меж деревьев, чувствуя чьё-то присутствие. Вдруг затрещали кусты, и из белёсой тишины на тропу вынырнули угрожающие тени. Они обступили Ингрид и протянули к ней чёрные лапы.

Сидя на постели, Рейван глядел на почерневшие вены под кожей запястий. Зов Причастия ещё не начал мучать его, но по телу уже разливался предваряющий его холод.

Рейван бросил взгляд на стол, где лежал мешок с дорожными припасами. Он уже заточил меч и кинжал и теперь выжидал ночи, чтобы исполнить приказ, а затем незаметно покинуть крепость.

«Я не могу знать наверняка, тот ли это самый раб! – сердился Рейван. – Я знаю, что ты этого не поймёшь, Ингвар. Но когда на кону стоит твоя собственная жизнь – выбирать не приходится».

Ван Ингвар вошёл в покои к Рейвану и застал его в подобии мучительной пытки – он старался совладать с волосами изувеченной рукой. По лицу Ингвара скользнула усмешка, и Рейван понял, что выходило у него безобразие.

Ван медленно прошагал по комнате и, остановив взгляд на столе, провёл ладонью по ножнам с дарованным Рейвану мечом.

– Уезжать собираешься? – нахмурился Ингвар.