И только тут американца отпустило. Он несколько раз глубоко вздохнул, чувствуя, как начал затихать бешеный пульс. Смерть прошла рядом, на волоске. Но теперь все будет хорошо.

Мак-Гахан покинул седло и сделал несколько шагов. Он вытянул руку и с неудовольствием заметил, что ее слегка потрясывает. А гусары тем временем добили хивинцев и принялись негромко переговариваться, с любопытством посматривая в его сторону.

Их загорелые лица издалека казались вполне дружелюбными. Вот только американец присмотрелся и понял, что встречаться с такими головорезами лишний раз ему совсем не хочется. Да у них такой вид, что знаменитые докеры Нью-Йорка, славящиеся буйным нравом и ежедневными драками с поножовщиной, десять раз бы подумали, прежде чем их задирать.

Поначалу Януария возмутило столь безжалостное отношение к пленником. Где это видано, что бы всех добивать? Европейцы так не воюют! А затем, немного придя в себя, он понял, что иначе и нельзя.

Здесь не город, рек и колодцев нет на многие мили вокруг. Кто будет ухаживать за ранеными? Кто поможет им выздороветь? Сейчас идет война, никому до них и дела нет, некогда с ними возиться. Так что в действия русских имелась логика — суровая и безжалостная логика войны. Можно сказать, что они последнюю милость врагам оказывали, прекращая их мучения.

Командир гусар вернулся через несколько минут. Его сопровождал еще один офицер и больше дюжины человек. Остальные, судя по всему, углубились в пески, продолжая преследования хивинцев.

— Ротмистр Соколов, — всадник спрыгнул на землю и небрежным движением руки поднес руку к кепи. Только сейчас Януарий разглядел узенькую полоску шрама, пересекающую бровь и верхнюю часть щеки русского. Шрам придавал ему вид грозный и опасный, как человеку, с которым надо думать, о чем говоришь. — Кто вы такой?

— Я американец, Януарий Мак-Гахан, корреспондент «Нью-Йорк Геральда», и я тороплюсь догнать генерала Кауфмана.

— Все верно, мы не ошиблись, — ротмистр оглядел его с ног до головы. Странно, но в голосе русского не слышалось и намека на теплоту. Он и его подразделение спасли им жизни, но симпатии явно не испытывали. — А где еще один американец? Вас же должно быть двое.

— Если вы имеете в виду мистера Томаса Скайлера, то мы с ним расстались в форте Перовском. Я отправился сюда, а он в Ташкент.

— Ясно. Цесаревич и генерал-губернатор уже знают о вас. Собственно говоря, меня и мой эскадрон послали к вам навстречу, опасаясь возможных неприятностей. Кажется, мы подоспели вовремя. Жизнь коротка, так что не упускайте случая ею наслаждаться.

— Так и есть. Благодарю вас от всей души! — несмотря на холодный тон ротмистра, взволнованный американец с чувством схватился за руку русского и с силой ее пожал. — Вы действительно спасли меня, и я этого никогда не забуду. Спасибо вам, спасибо!

— Рад был оказать небольшую услугу, — ротмистр не улыбнулся, но в глазах его появилось что-то, похожее на одобрение. Надо полагать, пылкие слова американца все же нашли отклик в его сердце. — Вы в состоянии продолжить путь?

— Я готов!

— Прекрасно. Пока можете передохнуть, мы закончим начатое и только тогда выдвинемся. Познакомьтесь, мой товарищ и друг, поручик Георгий Рут. Георгий, угости нашего нового знакомого коньяком.

— Верно, выпить вам не помешает, — Рут пожал американцу руку, улыбнулся, покопался в седельной сумке, вытащил фляжку в матерчатом чехле и протянул ее американцу.

— Благодарю, господа, — Мак-Гахан обвел взглядом своих спасителей, отсалютовал им горлышком и сделал внушительный глоток. Коньяк явно был не французский, похуже, к тому же теплый до отвращения, но прокатившаяся по горлу и пищеводу горячая волна мигом привела его в чувство.

— Курите? — поинтересовался ротмистр Соколов, протягивая портсигар. Такие великолепные изделия, да еще из золота, американец видел не часто. Дорогая вещица!

— Благодарю, — американец взял папиросу и достал коробочку со спичками, которые все еще оставались диковинкой во многих странах.

Закурили, разговаривая о том, как американец добирался из Петербурга. Окончательно пришедший в себя Мак-Гахан вспомнил, что он репортер, и принялся по привычке подмечать мелкие детали. Гусары Смерти оказались весьма колоритным подразделением, а их командир однозначно являлся личностью неординарной. Держался он спокойно, но с немалым достоинством, словно генерал какой. Золотой портсигар, великолепный конь, превосходное оружие, уверенная речь… Нет, он был кем угодно, но только не обычным кавалерийским офицером.

Гусары вернулись. Погибших среди них не было, но двое оказались легкоранеными. Соколов выслушал рапорт об итогах схватки от офицера по имени Егоров Егор. Тот сообщил, что догнали практически всех туркменов, уйти удалось лишь троим.

— Молодцы, ребята, славно себя показали! — Соколов с довольным видом оглядел гусар. — Как встанем на привал, всем по чарке водки за мой счет!

— Ура! Премного благодарны, вашбродь! Рады стараться! — раздалось со всех сторон. По загорелым зверским лицам поползли улыбки. Улыбались они открыто, радостно. Разница между ними сейчас и их безжалостными эффективными действиями всего десять минут назад просто поражала!

Американец никогда такого не видел и как-то сразу понял, что на одних лишь гусарах Смерти, описывая их быт, привычки и действия во время боя есть шанс сделать себе имя. Можно такую статью написать, которая раз и навсегда его прославит. Это же золотая жила, не меньше! Репортерская удача!

— Пока же вот что: раненых перевязать, пленных допросить, оправиться, проверить оружие, выставить часового вон на тот бархан. Выступаем через четверть часа! Выполнять! — приказал ротмистр Соколов.

Гусары рассыпались. Было видно, что обязанности в эскадроне давно распределены, люди занимались каждый своим делом и друг другу не мешали.

На некоторое время всем стало не до американца, и он почувствовал себя брошенным. От нечего делать, Мак-Гахан принялся наблюдать, как допрашивают пленных. Их оказалось двое, и никто с ними не церемонился.

Поначалу хивинцы решились проявить смелость и отказались отвечать на вопросы. Несколько полновесных ударов и угроза поджарить на огне пятки мигом развязали им языки.

Допросом руководили два офицера, Дворцов и Фальк. Разговаривали они на незнакомом языке, вся беседа заняла менее десяти минут. Януарий глазам не поверил, когда пленников развязали, вернули коней и позволили ускакать в пустыню.

— Почему вы подарили им жизнь? — спросил он поручика Людвига Фалька, провожая взглядом спины хивинцев. Кажется, те не верили в подобную щедрость и ожидали, что по ним начнут стрелять.

— А что с ними делать? — Фальк улыбнулся, блеснув белыми зубами. — К тому же наш командир придумал презанятную штуку — отпустив пленников, мы сказали, что если кто из хивинцев попадется нам в руки, то пощады не будет. Так что пусть трижды подумают, нужно ли им встречаться с нами!

В голосе молодого поручика слышалась юношеская бравада. А так же гордость. Фальк гордился собой, своим подразделением и командиром. Стоило признать, повод для гордости имелся, да и затея с пленниками выглядела недурно.

И тут Януарий вспомнил о Жалыне. Это же его человек, он его нанял! Стало так стыдно, что американец невольно покраснел.

— Господин ротмистр, — он бросился к Соколову. — Выслушайте меня, прошу, и помогите. Со мной был мальчик-слуга. Когда мы удирали от погони, он покинул нас и скрылся в песках. Помогите его найти! Не дайте умереть, может еще есть шанс!

Мак-Гахан говорил быстро, глотая окончания слов. Ротмистр выслушал его, а затем задумчиво покрутил ус.

— Георгий, возьми десяток человек и осмотри дорогу. Отъехать разрешаю на версту, не более. Покричите там, что ли. Как зовут мальчишку?

— Жалын.

— Кричите его имя, может он и выйдет, если не убили, конечно. Даю вам двадцать минут.

— Я поеду с вами, — решил американец, глядя на Руту. Тот посмотрел на Соколова, поймал кивок командира и лишь затем ответил.