Незаметно разговорились. Купца звали Ариан Ахад Хан. Он родился и жил в Афганистане, являясь представителем одного из пуштунских племен.

В тот день я ничего не купил, но пуштун как будто не обиделся. На следующий день я снова выбрался на базар, чтобы размять ноги и опять остановился у лавки Ариана. За ночь у меня наметился неплохой план. Теперь стоило проверить, можно ли воплотить его в жизнь.

Для начала я купил приглянувшееся седло. Мне оно ни к чему, но зато станет вполне достойным подарком Скобелеву. После покупки купец пригласил меня вглубь лавки и угостил хорошим зеленым чаем. Он назывался «кяхтинским» в честь небольшого городка Кяхта на русско-монгольской границе. Через город шел постоянный поток товаров из Китая, в том числе и чай, лучшие сорта которого считались эталоном вкуса и качества.

Цесаревич Николай Романов как-то упоминал, что расположенная на Великом шелковом пути Кяхта пропускает через себя одного лишь чая на 7 миллионов американских долларов в год. И все, кто причастен к данной торговле, наживают огромные состояния. В России ходили легенды о кяхтинских купцах — об их сумасбродных выходках, фантастических ставках в карты, на бильярде и прочих безумствах, включая строительство дворцов и расточительное содержание девок легкого поведния.

— Гашиш куришь, саиб? — поинтересовался купец, показывая на кальян.

— Нет, — я покачал головой. — Лучше расскажи, где ты успел побывать, Ариан Хан. Мне нравятся рассказы о дальних странах.

— О, как и мне, — он неторопливо огладил бородку. — Я много где был. Индия, Персия, Арабия, Бухара, Хива. Надеюсь и в Китае, стране шелка и фарфора, побывать.

— Хорошая мысль, пусть Всевышний тебе поможет, — одобрил я, делая глоток душистого чая. — А сюда каким ветром тебя забросило?

— Поистине, мир велик! Много стран, много народов. Интересно на все посмотреть. Тем более, чем дальше заедешь, тем больше прибыль, — он открыто улыбнулся. — Я хочу Баку увидеть, саиб. И Оренбург. Что скажешь, был ты там?

— Да. Хорошие города, но если действительно хочешь познать мир, то тебе надо в Москву или Петербург. Вот где красота! И торговля там серьезная, к слову.

— Я слышал эти названия, — он уважительно поцокал языком. — Кто не слышал о столице твоей страны, где живет Белый Царь? Все слышали!

На третий день мы коснулись более содержательных тем. Я осторожно поинтересовался, как он относится к англичанам. Англичан Хан особенно не жаловал.

— Высокомерные, жадные люди, хоть и смелые. Умные и хитрые. Хотят нас захватить. Топчут нашу землю, нос суют, куда не надо, пытаются всем командовать, — так он сказал. — Но что их поминать? Михаил-бек, расскажи мне лучше о Кара Улюм. Расскажи о ваших обычаях. Правда ли то, что вы лучшие воины Белого Царя? Говорят, вы непобедимы и над головами вашими простерлось благословенная длань вашего Бога.

— Конечно, расскажу, — я улыбнулся. Да, Бессмертные гусары, которых здесь прозвали Кара Улюм, что значит Черная Смерть, заслужили себе репутацию элитного и безжалостного подразделения. Нас уважали и побаивались, а слухи о Черных гусарах разошлись по всей Средней Азии. Лучшие воины Белого Царя — вот значит как!

Общение наше продолжалось около получаса. При расставании Ариан Хан пригласил меня в гости. Он снимал небольшой дом на краю Красноводска. С ним проживали два его помощника-приказчика, там же хранились товары, верблюды и кони купца. Да и капитал свой он наверняка хранил именно там.

В гости я отправился вечером, когда изнуряющий зной начал спадать.

— Mailma de Khudai milgareh deh! — афганец встретил меня выражением на пушту, которое обозначало, что гость — это божий друг. Вообще, как мне показалось, афганцы и в частности пуштуны, народом были гостеприимным и веселым. А Хан, кроме того, обожал Омара Хаяма и его Рубаи, был начитан, умен и знал несколько языков.

Рубаи я знал еще по прошлой жизни, так что нам нашлось, о чем поговорить. Обсуждая восточную поэзию, мы и о еде не забывали. Сидя на коврах, ели прямо руками — жареного на травах барашка, кукурузные лепешки, рис и сладкий творог. Все это было обильно посыпано пряностями — гвоздикой, зирой, куркумой и шафраном. Выпили по чаше легкого игристого вина. Как оказалось, пуштун не мог называть себя праведным мусульманином, раз позволял алкоголь.

Разговор тёк легко. Оба мы понимали, что каждому что-то требуется от собеседника. В тот вечер я не стал поднимать серьезные темы, достаточно и того, что мы с пуштуном сошлись еще ближе.

— Миша, думаю завтра пригласить купца в гости, — сообщил я Скобелеву за завтраком. — Желательно, чтобы нам никто не мешал.

— Будешь привлекать его на службу? — Скобелев и сам являлся разведчиком Генштаба, так что подобные нюансы понимал прекрасно.

— Да. Он кажется перспективным человеком. Много где бывает, часто возвращается домой, в Афганистан. Через него можно и планы англичан прояснить.

— Понимаю. Что ж, ты все правильно делаешь. Желаю успеха.

Придя в гости, Ариан Хан торжественно вручил мне небольшой кальян, а я отдарился серебряным портсигаром. Оба подарками остались довольны, да и стоили они примерно одинаково.

Ужинали пловом, приготовленным Архипом. Купец его похвалил, но надо полагать, лишь из вежливости. В Средней Азии так умели готовить подобное блюдо, что пальчики оближешь. Снегирю в этом деле еще учиться и учиться.

— Род мой идет от эфталитов, которых так же называют белыми гуннами, — с немалым достоинством сообщил купец, неторопливо вкушая плов. — Но сейчас мы считаем себя пуштунами. А твой род каков?

— Соколовы известны уже четыре века. Предки мои служили воеводами в Курске и других крепостях. У нас и герб собственный есть — сокол, звезды и шлем с крыльями, — не особо хвастаясь, я говорил лишь правду. Здесь, в Средней Азии, несмотря на повсеместную нищету, безграмотность и чуть ли не первобытную дикость, прекрасно знали, что такое благородство и честь. Сам-то я считал, что личные качества человека куда важнее его родословной. В истории полно случаев, когда невероятно знатные аристократы оказываются настолько гнилыми личностями, что давали фору любому душегубу с большой дороги. С другой стороны, прямых и верных слову людей везде ценили и ценят. Что в России, что в Англии, что где-нибудь в джунглях Амазонки или прериях Дикого Запада.

— Хорошо, хорошо, — одобрил купец.

Пуштуны являлись иранским народом. Их вполне законно можно называть ариями. Если так подумать, то несколько тысяч лет назад у славян и иранцев обязательно имелся общий предок.

— Что ты за человек, Ариан Хан? — напрямую спросил я. — Есть ли в тебе добродетели?

— Во мне много недостатков, но я следую благословенному пути кодекса Пуштунвалай, — скромно констатировал гость.

— И что же это за кодекс?

— Кодекс чести. Вера в Аллаха, правдивость, преданность истине, бесстрашие, отвага, гостеприимство, знания и любовь не пустой звук для тех, кто идет этим путем.

— И ты преуспел во всех этих славных деяниях?

— Куда мне, пьющему вино и курящему гашиш, грешнику, — он рассмеялся. — Я лишь стараюсь таким быть.

Я предложил необычное для гостя блюдо. Вернее, закуску — бутерброды с белым хлебом, маслом и копченой осетриной. Не знаю, как другим, но мне они под горячий сладкий чай очень нравятся.

— Рыбу пуштуны не едят, мы не морской народ, — сообщил гость.

— Но запрета на нее нет?

— Нет, — он откусил бутерброд и задумчиво пожевал, прислушиваясь к ощущениям. Хлебнул из пиалы чая и по его довольному лицу стало ясно, что пища им одобрена.

Закончив с едой, вышли на улицу и присели на скамейку, дымя папиросами. Хан употреблял индийский табак. Он оказался крепким и духовитым.

Солнце склонялось к западу. Издалека, с плаца, доносились строевые команды, гремел барабан.

— Помню, ты говорил, что собираешься в Хиву, Ариан, — заметил я, начиная серьезный разговор.

— Так и есть по милости Аллаха. Там у меня есть деловой товарищ, но дорога в Хиву не самая безопасная. Туркмены любят грабить купцов.