— Я не принимаю его позицию, — сказал Генри, — потому что он придурок.

— То есть, не потому что у него все есть? Ты не завидуешь его деньгам? — насмешливо спросила я.

— В том-то и дело: забери деньги и посмотри, что останется от человека. Что останется от Скотта? Ничего. Он говорил когда-нибудь что-то интересное или остроумное?

Я не ответила.

— Я имею в виду, для чего ему деньги? Что его на самом деле волнует? Что Скотт делает со всем этим богатством? Покупает вещи. И все.

— А ты хочешь, чтобы он спасал мир?

— Мог бы сделать что-то полезное для разнообразия. Но нет, этот парень ломает всех, с кем соприкасается.

— Каким образом? — спросила я.

— Любым. Он должен подмять всех под себя. Всех использовать. Он терпеть не может потерять хотя бы пенни без пользы для себя.

— Разве? — с сомнением возразила я. — Он показался мне довольно щедрым. Похоже, моя сестра тоже так думает.

Генри рассмеялся:

— Ну, да. Скотт хороший парень. Он может привезти вино, оплатить счет. Но он ни за что не откроет кошелек, если эти расходы нельзя будет вычесть из налогов. Он не тратит собственных денег. Вся его щедрость списывается со счета его фирмы по статье «коммерческие расходы» и уменьшает налоговую базу.

Я сразу подумала о моих счета, выставленных Скотту за услуги. Он говорил, что ему сложно достать наличные. Верилось с трудом.

— Кофе готов? — спросила я, но Генри не унимался.

— Ему обязательно нужно победить систему. Он самый наглядный пример бесконечной жадности. Ему всегда мало, всего мало… Он всегда берет и ничего не дает взамен. Он злой и темный человек.

Я смотрела, как он наливает кофе в чашку.

— Честно говоря, — сказал Генри, — Скотт Элиас не успокоится, пока кого-нибудь не поимеет.

*

Итак, я проходила по статье «деловые расходы».

Я не имела права обижаться по этому поводу — какая разница, каким способом Скотт финансировал наши встречи? И все же, как ни странно, меня это покоробило. То, что Скотт получал от меня в виде «услуг», по сути, не стоило ему ни пенни. Он просто лгал и подтасовывал бухгалтерские записи, чтобы финансировать наши встречи деньгами, которые по любому ушли бы в Налоговое управление. Одним словом, он мог спать со мной, сколько пожелает, и это ничего ему не стоило.

Это должно было оскорблять меня? Вероятно, нет. Но я была оскорблена. И я не могла не спросить себя, как еще Скотт манипулировал своими финансовыми отчетами? Я никогда не верила в то, что Скотт не смог найти для меня наличных. А вдруг он специально предложил этот механизм выставления счетов, чтобы фактически задерживать оплату мне? Я все еще не получила денег за нашу последнюю встречу. Делал ли он это намеренно, чтобы получить больше контроля над ситуацией? Больше контроля надо мной?

Наступили выходные. Утро субботы. Мы с Джорджем были на уроке плавания, за который любезно заплатила Дайлис. Джордж получил пятый уровень, то есть мог проплыть тремя гребками, поднырнуть под линию поплавков, но не мог заплыть достаточно далеко. Не по его вине, и не по вине учителя — то был результат закрытия муниципального бассейна, которому прекратили финансирование. Теперь дети Южного Лейкленда учились плавать в курортных отелях. Не идеальный вариант, так как бассейны обычно не превышали десяти метров в длину, и гости иногда отказывались делить пространство с детьми (конечно, они же платили «приличные деньги» за свой отдых); тогда урок приходилось прерывать.

Сегодня в воде была только одна пожилая женщина. Она плавала брассом: ее тело выскакивало из воды почти вертикально, она не успевала толком разогнаться на такой короткой дистанции, но все равно улыбалась. Ей нравились дети, изо всех сил пытающиеся удержаться на плаву: их тощие белые тела покачивались на волнах, головы то и дело сталкивались.

Я сидела в небольшом кафе-баре с открытым ноутбуком. Хотя было всего 10:30, в воздухе стоял запах жареного картофеля и растительного масла, а не хлора. За соседним столиком сидели две матери, я видела их здесь каждую вторую субботу. Одна из них (кажется, Гейбл), щеголяла рыжими прядями (нанесенными кистью вручную); другая меняла цвет волос почти каждую неделю. Они просидела весь урок, близко склоняясь друг к другу и обсуждая развод Гейл. Время от времени до меня долетали контрольные фразы: «алименты», «совместное воспитание»… Иногда Гейл повышала голос:

— Неблагодарный козел… я два раза в неделю готовила ему ужин… эта ленивая сука…

Одним словом, их конспирация не имела смысла, по крайней мере, для меня.

При звуке беспорядочных шлепков по воде я вытянула шею — кто-то из детей нечаянно хлебнул воды. Так как это был не Джордж, я вернулась к своему занятию: подключилась к бесплатному Wi-Fi отеля и принялась вводить свои банковские реквизиты.

Баланс моего счета не изменился. Последний платеж от Скотта еще не поступил.

Я прикусила ноготь большого пальца. Вряд ли я могла позвонить секретарю его фирмы: «Мой счет, который я вам отправила? Да-да, фиктивный… не могли бы вы оплатить его скорее?»

И я не хотела звонить Скотту.

Я надеялась избегать встречи с ним хотя бы несколько дней. Пусть сначала уляжется пыль после моего свидания с Генри. Скотту эта ситуация не нравилась, и я догадывалась, что он захочет устроить мне допрос.

Генри настаивал на новой встрече, и я согласилась. Я обещала позвонить ему, но пока тянула время.

Он мне понравился, очень. Но время для начала новых отношений было совсем не подходящим. Почему он не мог войти в мою жизнь на месяц позже, когда я избавлюсь от Скотта? Когда будут погашены мои долги.

В конце свидания, пока Генри, не замечая моего состояния, продолжал болтать о Скотте, чудовищность моего обмана обрушилась на тонной кирпичей. Наверное, он уехал, несколько сбитый с толку моей внезапной отчужденностью. Может быть, он принял мое молчание за отвращение?

Я обновила страницу, видимо, надеясь увидеть, волшебное появление денег.

Сосредоточившись на экране, я не заметила приближения Джорджа, пока он не оказался рядом со мной: его плечи сгорбились, он переступал с ноги на ногу.

— Мне нужно в туалет, — сказал он.

— Так иди.

— Ты сказала, чтобы я не ходил туда один. Ты сказала, что я могу зайти только, если там будут другие дети.

Точно, я это говорила. Я извинилась и встала. Теперь мы боялись отпустить детей одних даже в раздевалку или в туалет, так как на них может напасть какой-нибудь педофил. Понимали ли наши родители, как им было легко растить нас?

— Иди погуляй до чая, — говорила моя мама. — Вот тебе пятьдесят пенсов на жареную картошку. Не покупай конфеты.

И все.

— Тебе придется пойти в женский, — сказала я Джорджу, и он сморщил нос.

— Я туда не хочу.

— Но я не могу войти в мужской.

— Почему?

— Потому что там все голые. Иди в женский, и побыстрее. Ты пропускаешь урок.

Он ускользнул, а я принялась размышлять, не преувеличивает ли пресса количество педофилов? И действительно ли процент извращенцев среди знаменитостей выше, чем по населению в целом? Или, как я подозревала уже давно, что-то в психике публичных персон предрасполагало их к желанию заниматься сексом с детьми? Проводились ли исследования по этой проблеме?

— Готово, — сказал Джордж.

— Ты руки помыл?

— Да.

— Точно?

— Я все равно иду в бассейн, — ответил он и сбежал прежде, чем я успела отправить его к раковине.

Теперь я беспокоилась, как бы он не поскользнулся на мокрой плитке пола. Он действительно немного поскользнулся, и мое сердце сжалось. Будь осторожен, сынок. Моя ежедневная молитва. Та, которую я повторяла, когда чувствовала себя бессильной защитить его.

Две недели назад я так же молилась, когда позволила Джорджу после бассейна пойти в гости к мальчику, которого я мало знала. Конечно, Джордж знал о нем все — он же один раз уже играл с ним. Лейфа привел на урок плавания его дедушка; семья переехала в наш край недавно, и они очень хотели, чтобы их мальчик нашел себе друзей.