Пол снова промолчал. Сигарета в его руке давно потухла.

– И стремление спасти детей из горящего дома вполне понятно и логично. Не зря же вы выбрали такую профессию. Но до сих пор считаете себя виноватым и даже ценой своей жизни стремились искупить ту вину за события одиннадцатилетней давности. Теперь вы понимаете, что ваша смерть была бы напрасной? Ваши напарники спасли вас, хотя рисковали не меньше. В тот день они могли потерять не только тех детей, но и своего друга. Но всё же вытащили вас, а главное, дали вам возможность продолжать спасать. Шанс принять, смириться с тем, что случилось и осознать, что у вас появился второй шанс. Шанс искупить вину перед самим собой, в конце концов. Не в этом ли ваша жизненная парадигма?

– Я… Я недавно нашёл одного… человека. Мне кажется, что это не просто совпадение… Я стал понимать, о чём выговорите. Этот человек… Он… Как бы воплощение моих стараний.

– Вот как? Мистер Хейз, что же это за человек?

Глава 3

Скрип открываемой двери. Мимолётное шуршание. Слабый щелчок – дверь тихонько закрылась за ночным гостем. Такие же тихие, аккуратные шажки. Всё ближе и ближе к кровати. Он воспринимал всё происходящие как будто через толщу воды – сон всё ещё держал часть его разума в своих объятиях. Почувствовал, как мягко, почти незаметно прогнулась его кровать. Видимо, кто-то лёгкий присел на неё рядом с ним, находящимся на границе сна и реальности.

И всё замерло. Ни звука, кроме тикающих часов. Его разум потерял счёт времени, затягиваемый обратно в царство Морфея. Сколько длилась эта тишина? Секунда? Полчаса? Вечность? Невозможно дать точную оценку времени в пограничном состоянии, да он и не пытался.

Ему снился дом. Родители рядом и им не надо на работу. Папа улыбается и говорит, что готов провести с ним весь день. Мама тоже там. Её лицо светится от счастья. Они планируют сводить его в парк на аттракционы и обещают купить мороженое.

Он равнодушно относился ко всему сладкому, ведь за свою жизнь он попробовал множество видов мороженого. Карамельное, шоколадное, фруктовое, со вкусом орехов и корицы; на палочке и в вафельном стаканчике; политое сиропом, посыпанное кокосовой стружкой или зажатое между печенья. Но ни одно из них не сравнится с тем, что ему купят сегодня родители. Какое бы оно ни было, пусть это будет обычный сливочный пломбир в самом простом вафельном рожке без шоколада и орехов, оно будет самым вкусным в мире.

Внезапное лёгкое дуновение ветерка. Рядом есть кто-то ещё. Мальчик оглядывается и наконец находит ту, чьё присутствие ощутил. Она тоже там, с книгой в руках, которую прижимает к себе. Те же короткие чёрные волосы, та же белая кожа, тонкие длинные пальцы, сжимающие цветной корешок. И длинные ресницы на опущенных подрагивающих веках.

Какого цвета её глаза? Изумрудные.

Он протянул к ней руку.

Прикосновение. Ещё одно. На его щеке, тёплое и нежное. Сны растворились, а биофизическое восприятие вернуло ему запах больничной палаты и всё тот же мерный ход часов на стене.

– Ну, просыпайся уже! – Услышал он нетерпеливый шёпот и приоткрыл глаза. Перед ним возник нечёткий силуэт, но Джош уже знал, кому принадлежал этот шёпот. Он узнает его даже в час пик в самой шумной толпе. Он принадлежал девочке, которая только что была с ним по ту сторону реальности – девочке, лечащейся вместе с ним в частной онкологической больнице имени святой Пантанассы.

И он прекрасно помнил, как первый раз встретил её. Это произошло полгода назад, за пару недель до Нового года.

***

– Ну, Джош, могу тебя поздравить, анализы подтверждают наступление ремиссии, – Доктор Коннор, седой старик с настолько огромными мешками под глазами, что с лёгкостью смог бы в них разносить подарки детям на Новый год, блеснул на него умными живыми глазами поверх очков в роговой оправе.

– Когда я смогу выйти? – безразлично спросил Джош.

– Послушай, мальчик мой, ты ещё не выздоровел. Болезнь всего лишь затаилась, а мы только на пути к её излечению.

– Нет, вы не поняли. Когда я смогу выйти на улицу?

При этих словах доктор нахмурился.

– Джош, твой иммунитет сейчас слишком слаб, – мягко, но серьёзно начал он. —Мы не можем сейчас так рисковать. Малейшая простуда может обернуться катастрофой. Пойми, медсёстры запрещают тебе выходить не потому, что им так хочется, они беспокоятся о тебе, как и я. Как и твои родители.

Услышав последнюю фразу, Джоша охватила волна негодования, но он сумел побороть рвущуюся из него бурю эмоций и только фыркнул.

– Мы все хотим, чтобы ты быстрее пошёл на поправку, но для этого надо соблюдать определённые правила. Ты же хочешь быстрее выздороветь и вернуться домой?

– Да, – сказал Джош безучастным голосом, разглядывая бронзовую статуэтку Гиппократа на массивном столе.

Хотел ли он домой на самом деле? Или ему нужно было только немного свободы? Хотя бы десять минут, проведённых на свежем воздухе, хватило, чтобы вернуть ему силы. Но хотел ли он на самом деле вернуться к своим родителям? Ему было всё равно.

– Скоро Новый год, может быть, ты чего-нибудь хочешь? – произнёс Доктор Коннор после паузы. – Портативную приставку? Коллекцию комиксов? Может быть, ты хочешь, чтобы мы поставили телевизор в твою палату, это, конечно, не предусмотрено правилами больницы, но мы можем сделать исключение.

Он заговорщический подмигнул подростку.

– Нет, спасибо, доктор. Мне ничего не надо. Это все процедуры? Я могу идти?

– Да-да, конечно, – врач взглянул на часы. – Через полчаса приём таблеток, медсестра принесёт их тебе в палату.

– Хорошо, – мальчик коротко кивнул Коннору и направился к двери, а доктор, задумавшись, продолжал смотреть печальными глазами ему вслед, даже после того, как дверь закрылась.

Путь до палаты пролегал через длинный коридор на первом этаже восточного крыла с широкими панорамными окнами от пола до самого потолка, выходящими во внутренний сад. Джош остановился, наблюдая, как крупные хлопья снега медленно планируют вниз, мягко ложась на землю или, постепенно становясь белой шапкой, оседают на голых ветках могучего дерева, что стояло посреди сада. Это место в больнице он любил больше всего, если слово «любил» вообще подходит к этой ситуации. Здесь можно представить, что ты вовсе не в клинике, а в огромной теплице или в закрытом дендрарии. Джош часто приходил сюда подумать. Остановился и в этот раз.

Родители. Навещали они его редко, вернее, навещала только мама, потому что отец, будучи главным архитектором в иностранной компании постоянно пропадал в бесконечных командировках. Да и он сам не сильно радовался этим недолгим редким встречам.

Уже прошло около месяца, а Джош получил только короткий телефонный звонок, из которого понял, что маме предложили роль в перспективном сериале. О его состоянии она спросила, как бы вскользь. Во всяком случае ему так показалось. «Может, она всё узнала у доктора и ей нет смысла слушать мой пересказ", – подумал тогда Джош, но сразу решил, что большую часть этой мысли занимает самообман и попытка её оправдать, ведь какие бы они ни были, в глубине души он любил их.

Сын успешного архитектора и актрисы, его родители познакомились на одном званом ужине, преисполненные амбициями и желанием покорить этот мир, после которого их карьеры стремительно полетели вверх. А спустя какое-то время неожиданно родился он. Нельзя сказать, что Джош был нежеланным ребёнком. Родители тоже по-своему его любили, но он всегда ощущал, что лишний, что все свои пятнадцать лет он только мешает им. Войдя в более-менее сознательный возраст, они вовсе начали видеть в нём инструмент для удовлетворения собственного эго. С ранних лет он слышал один и тот же вопрос:

«Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»

И у каждого был свой единственный правильный ответ.

«Сын, строительная отрасль откроет для тебя горизонт невиданных возможностей, тебя будут уважать в обществе, за тебя будут сражаться киты этого бизнеса, а главное – деньги! Ты будешь самым дорогим приобретением любой компании!»