Литмир - Электронная Библиотека

Впрочем, последнее произошло не только на его глазах.

Тяжелее всех пришлось Рагне. Это стало ясно только спустя время: от ночи к ночи девочка спала все меньше и хуже. У нее и прежде бывали странные кошмары, не то беспокоившие, не то раздражавшие Ортрун, но теперь они обрели форму, цвет и голос.

Модвин знал, каково это – просыпаться в поту от собственного крика, который во сне был воплем чьей-то нечеловеческой боли. Племянница словно почуяла след преследующего их обоих страха и однажды ночью пришла за защитой именно к Модвину.

Час был очень поздний, но Модвин не спал. Он только что опять душил Сикфару. Рагна хрипловатым голосом позвала его по имени через закрытую дверь и напугала чуть не до икоты. Модвин впустил племянницу и по привычке заперся. Рагна забралась с ногами на его несуразно большую кровать и задумчиво стукнула кулачком подушку. Осторожно присев на край лежака, Модвин спросил: «Тебе что-то приснилось?»

Девочка вздохнула.

«Сикфара тянула Тетрама за руку, а я его не отпускала. Он порвался на части, как кролик, которого мы загнали в тот раз. Сикфара сказала, что это я виновата».

Модвин проглотил вязкую горечь.

«Это все неправда. Просто дурной сон».

«Ну да, – согласилась Рагна. – У тебя есть попить?»

Он налил ей воды с медом. Горло саднит, когда накричишься. Модвин сам сделал глоток и вернул кувшин на подоконник.

«Можешь остаться здесь, если хочешь. Я сам уже не усну, но постараюсь тебе не мешать».

Племянница накрыла босые ступни краем одеяла.

«Спасибо, – ответила она полушепотом. – Не хочется опять пугать Грету. Мама сказала, что даст ей другую спальню, и она попросилась в ту комнату с красным креслом. Говорит, там удобно прятаться».

Повезло, что вокруг было темно, и Рагна не видела, как Модвин побледнел. Позеленел, наверное. Щеки вмиг обожгло, как на лютом морозе, и как будто обдало зловонным ветром.

Перед рассветом Модвин, стараясь ничем не скрипеть, проскользнул мимо кровати, на которой, широко раскинув руки и ноги в стороны, сопела Рагна, и направился в комнату с красным креслом.

В этой комнате он своими руками убил мастера-лекаря Баво.

Кровать там тоже была красная и огромная. Сикфара хотела на ней разрешиться от бремени. Грета теперь собиралась там спать. Модвин смотрел на узорчатое покрывало с кисточками и видел, как они покачиваются от тяжелого топота.

Это его собственный топот. Модвин переступает порог, и Баво вскакивает, тревожно щелкает пальцами, лопочет какой-то дурацкий вопрос. Его интересует, кажется, что сказала госпожа Сикфара. Модвин задерживает рваное дыхание, чтобы прямо сейчас не заорать.

– Она сказала, – тихо произносит он, медленно приближаясь к Баво, – что расчистила для меня дорогу в столицу. Что вы сделали с Освальдом?

– Ничего! – раздается снизу сдавленный голос. – Я… Мы ничего не делали.

Конечно, думает Модвин, ты ведь так в этом хорош. Ты мог помочь ему, но ничего не сделал.

Да все они здесь, в Сааргете, такие. Смотрят на чужие мучения и думают только о себе. Все такие, абсолютно все и каждый, но он, Модвин – гораздо хуже всех.

– С тобой она тоже трахалась?

– Нет! – с неподдельным ужасом в глазах заверяет лекарь. – Она только обещала мне ректорство. Госпожа Ильза согласна. Не знаю, как она ее уговорила. Это все она. Только она.

– Она свое получила, – говорит Модвин и делает глубокий вдох. – Теперь твой черед.

Баво разворачивается на пятках и летит к окну, да только Модвин уже знает по себе – не спасают они, гребаные окна.

Человеческая шея оказывается хрупкой, как глиняная свистулька, которую ничего не стоит треснуть, даже просто сильно сжав в кулаке. Тело обмякает у Модвина в руках и тут же начинает источать препоганый запах. Приходится уложить его на пол и проверить, не осталось ли пятен на одежде.

Их не осталось. И на полу тоже, и на мебели. Ютта быстро все прибрала, включая труп Баво, и не спросила даже, зачем Модвин его убил. Может быть, она знала правду: он сделал это не потому что был вынужден, а потому что хотел.

И его тошнило от самого себя.

И, наверное, еще от вина, которое едва ли стоило смешивать с растворенным в воде средством от чумы. С другой стороны, Сикфара, вполне возможно, именно так и делала. Она давно поила Модвина этим средством. Она точно подмешивала его в лимонад, но они стали пить лимонад только с уходом последних холодов. Наверняка все началось еще раньше. Или вообще длилось уже не первый год.

Как, например, ее обширная тайная переписка.

Все, что Сикфара отправляла домой с гонцами, вскрывалось и, конечно, тщательно копировалось, чтобы впоследствии быть вкратце изложенным для Ортрун. Ютта была внимательна и осторожна, но ей не приходило в голову проверять постранично книги, которые младшая госпожа скупала и поглощала целыми шкафами.

И очень зря.

Тысячи страниц, сотни сообщений, десятки узлов изобретательной шпионской сети. Сикфара со скучающим видом перелистывала новые стихотворные сборники и узнавала о состоянии берстонской казны. Наслаждаясь за ужином веселой музыкой, выбирала следующую цель для шпиона-лютниста. Разглядывая солнечный пейзаж, шумно выражала свое восхищение художнику и вместе с деньгами подсовывала ему записку.

В одной из таких записок, по всей вероятности, Сикфара попросила кого-то найти для нее младенца.

И не получила ответа. Это встревожило ее до такой степени, что она исписала несколько листов бумаги, пытаясь подобрать слова, которые выразили бы всю отчаянность положения. Черновики пролегли между страниц «Звездочета». Оригинала не было нигде.

«Отчего ты всегда бросаешь меня в самый острый момент?»

«У тебя тоже есть дети. Ты знаешь, как важно иметь детей».

«Помоги мне, или все рассыпется в пыль».

Что из этого она в конце концов выбрала? Может быть, все и сразу.

Вокруг было много пыли. Модвин смахнул ее тонкий слой с подоконника и впустил свежий воздух. Ветер застонал, но комната ему не ответила. За окном отцветала весна. В замке никого не было, кроме убийц и детей.

«Это место сводит меня с ума, – понял Модвин, окинув взглядом роскошную обстановку комнаты. – Зачем я сюда хожу?»

Здесь ведь уже все обыскали. Никаких больше тайн. Сикфара рассыпалась в пыль. Она не навредит Грете – разве что нос пощекочет и заставит разок чихнуть.

Модвин вздохнул и решительно отпер дверь, намереваясь снаружи закрыть ее на замок и выбросить ключ с вершины сааргетской башни.

Этому его плану, как и многим другим, не суждено было сбыться: ключ провалился глубоко в черный карман, и Модвин забыл о нем, узрев за углом мрачного коридора странную картину.

Мальчишка из Жильмы, оказавшийся вдруг учеником мастера Алеша, сидел у кого-то на плечах и усердно выскребал воск из настенного фонаря. Модвин, похоже, как-то особенно шумно выразил немое удивление, потому что вся сложная башенная конструкция тут же зашаталась и развалилась надвое. Опора обернулась и пришепетывающим голосом Еника произнесла:

– Ой. Доброго. – Пушкарь вышел из тени, отряхнулся и приосанился, тычком в плечо заставив Фабека сделать то же самое. – Гетман за вами посылал.

Модвин почесал шею.

– Скажи, что не нашел меня. Я подустал от учений.

– Ладно, – согласился Еник и взлохматил мальчишке волосы. – Ты тоже беги, а то как спохватится.

– Ага.

Фабек спрятал воск в кулачок и поспешил прочь. Модвин покосился на пушкаря.

– Мне надо об этом беспокоиться?

– Нет, – заверил Еник. – Правда. Это в уши.

– Понятно, – ответил Модвин, ничего не поняв.

Пушкарь глубоко вздохнул, явно для чего-то собираясь с духом.

– Я вам хотел сказать, – начал он, смущенно спрятав взгляд. – Простите за «сраных Фреток». Но врать тоже нехорошо.

Модвин уже и запамятовал, что представился ему безымянным пленником, потому что при этом, в общем, не соврал: он здесь с самой войны, и никуда не деться. Однако оправдывать себя не хотелось. Модвин просто кивнул и спросил:

8
{"b":"780363","o":1}