Модвин Фретка прибавил шагу и продолжал идти строго между ними двумя.

«Думаешь, не достану? Ты меня плохо знаешь».

Совсем без резких движений в этом клокочущем хаосе, очевидно, было не обойтись. Например, пришлось придержать распахнувшуюся от сквозняка дверь кабинета.

«В детской бы чаще проветривали. Что за люди».

Перед закатом быстро холодало. Баво с порога тут же бросился к окну, и вскоре бледный, но ровный природный свет скрылся за ставнями, уступив место дрожащим огням ламп. Алеш подумал, что, уходя, возьмет их с собой вместе с инструментами и погрузит это место во мрак.

«Хотя тут и так унылейший из кабинетов».

Даже кушетки не было. Нуждающиеся в помощи и уходе люди предпочитали, видимо, получать их в любом другом помещении замка, и Алеш вполне мог их понять.

Стол, стул, шкафы, несколько полок, проклятое окно и зеленое пятно портрета на пустой стене.

«Сюда можно прийти разве что умирать».

– Если это поможет, – подчеркнуто сдержанно заговорил Баво, отпирая полку в самом низу огромного шкафа, – я найду записи, касающиеся здоровья мальчика в последние три года.

– Ты даже записи вел? Ну надо же. В академии научили?

Баво, прижав к груди тяжелый ящик с инструментами, покраснел и гневно вскинул брови.

– Смените уже тон, – прошипел слуга. – Вы здесь вообще никто.

«Ну точно академик. Ненавижу, чтоб их, академиков».

Господин Фретка кашлянул и ткнул полусогнутым пальцем в сияющую белизной рубашку.

– Может, пока переоденетесь?

Алеш вспомнил, что надо разжать кулак, чтобы вылезти из рукава куртки.

Грязная ткань смотрелась на спинке стула как ленивое пугало. Заправившись, Алеш резко выпрямил локоть, чтобы подвернуть манжет, и потоком воздуха поднял пыль со стоящей впереди книжной полки. Подписанные корешки немного утешили знакомыми названиями. Наименее пыльным же оказался один неподписанный, светлый, довольно толстый, с заломом ближе к задней стороне обложки.

Алеш привык верить своим глазам.

Академия в Рольне, тридцать седьмой год, писано при свете чумных костров.

– Это не то, – устало бросил Баво. – Посмотрите на верхней полке. Трактат с изображением…

– Откуда она у тебя?

– Что?

– Это моя вещь. Как она к тебе попала?

Баво скривился.

– Я не знаю, что…

– Зато я знаю. У меня ее украли в день… – Голос сорвался. – В тот день.

У Модвина Фретки шумно сбилось дыхание. Баво начал юлить:

– Господин, а может…

– На меня смотри, – прорычал Алеш. – Куда делась страница?

– Какая страница?

– Вот здесь, в начале. Видишь? Ты же, пес тебя дери, не слепой.

«Как женщина и мать, которую вы убили».

Слуга бессловесно воззвал к помощи Модвина, но господин Фретка грудным голосом произнес:

– Отвечай, Баво.

Он сдулся.

– Госпожа ее такой принесла. Не знаю, что там было.

– Там были имена, – отчеканил Алеш, наблюдая, как медленно увеличивается в размерах приближающееся лицо академика. – Вот же странно, правда? – Он ткнул Баво уголком тетради в грудь. – Как думаешь, чем ей не угодила именно эта клятая страница? – Корешок треснул. – Есть мысли? Что, совсем никаких? Они у тебя вообще бывают? Хотя бы по праздникам?

Баво притулился к шкафу. Алеш подавил в себе порыв схватить с пола щипцы и бросил тетрадь в пыль, на полку. Потом он оперся на нее руками, закрыл глаза и выдохнул:

– Попалась.

– О чем вы? – спросил вконец растерявшийся господин Модвин.

«О том, что я нашел ее. Вот она, моя месть. Там же, где моя гибель».

– Знаете, – проговорил Алеш сквозь зубы, – мне искренне жаль вашего племянника, но есть некая паршивая справедливость в том, что с ним сейчас происходит.

– Он умирает.

– Вы весьма наблюдательны.

Взгляд Модвина Фретки устремился в пустоту. Алеш направился к двери, но юноша, встрепенувшись и выставив руки, преградил ему путь.

«Серьезно? Делай что хочешь. Убей меня, и ее сын умрет до рассвета. Отойди, и я сам ее убью. Так или иначе она свое получит, а нам с Еником обоим конец».

Позади шмыгнул носом перепуганный академик.

– Постойте. Подождите, – пробормотал Модвин и, ткнув пальцем в сторону тетради, обратился к своему слуге. – Ты сказал, тебе это принесла госпожа. Которая госпожа?

– Мне не…

Алеш обернулся. Юноша шагнул вперед и сжал кулаки.

– Которая, Баво?!

– Сикфара! – проблеял академик, съежившийся в его тени. – Госпожа Сикфара принесла.

Стены комнаты поплыли и закачались – и, кажется, это почувствовали все трое.

Книжная полка врезалась острым краем в спину. Тетрадь упала на пол, да и пес с ней. Теперь Алеш вспомнил, что в Сааргете больше одной госпожи – но совершенно забыл, кто и в связи с чем в последний раз говорил при нем о младшей.

Хотя теперь важно было только одно.

– Где она? – с трудом выдавил Алеш, но Модвин Фретка его все равно услышал.

– Ждите тут, – сказал он и сгреб академика за воротник. – А ты за мной.

Алеш зажал руками уши, надеясь унять оглушительный звон.

Он простоял так час или год. Ему было все равно. Мурашки побежали по коже, когда звон разбился на звук шагов. Алеш вжался в темный угол между стеной и шкафом, чтобы не видеть, как откроется дверь – ему казалось, если он это увидит, то сердце взорвется и выломает ребра.

Петля охнула. Подол прошуршал по порогу, повеяло цветами и травами весеннего сада. Тяжелой поступью вошел второй человек. Дверь закрылась. Послышались влажные звуки поцелуев.

– Здесь всегда странно пахнет, – томно произнесла женщина, – но мне это нравится. Тебе бы почаще высказывать смелые идеи.

– Мы тут не за этим.

Переплет шаркнул по половице, когда господин Модвин поднял тетрадь.

– М-м?

– Это твое?

– Ну, не совсем. Это из академии в Рольне. Ильза раздобыла. Для Баво. А что?

– Он сказал, ты вырвала отсюда страницу с именами.

Женский вздох. Почти сладострастное цоканье.

– Я никогда не поставлю под удар людей, которые для меня старались. – По-матерински наставительный тон. – Тебе тоже стоит запомнить этот принцип. Так добиваются верности. Я прочла это в книге, но, видишь, сработало. Теперь дорога в столицу открыта для тебя.

Мгновение бесконечной глухой тишины.

– Ты это сделала… с сыновьями владыки? Это был твой приказ?

Еще один вздох, глубокий и ровный. Шорох платья. Мягкий скрип половицы.

– Они не умерли, – затараторила госпожа Фретка. – Они только попали в сказку. Мы все попадем туда однажды. Я не сумасшедшая, ты не подумай. Я видела это место. Оно прекрасно. Папа меня там встретит, когда я совсем состарюсь, и сестра, и братья меня уже ждут. Но сначала мы с тобой проживем долгую жизнь. Я рожу тебе много детей. У нас все будет хорошо, милый.

Алеш вынудил себя переставить ноги. Не обратив на него никакого внимания, Модвин Фретка отшатнулся к стене.

– Фара… – простонал он, хватаясь за голову. – Зачем?..

– Ради тебя, дурачок! Чтобы ты стал владыкой. Чтобы мы с тобой были счастливы. Я все для нас делаю. И что, ты осудишь меня?

Алеш едва разглядел тугую шнуровку на ровной спине, узоры на чистой юбке, заколотые в сложную прическу косы, и у него болезненно сжалось горло.

– Я…

Она вздрогнула от неожиданности, но тут же взяла себя в руки и, сохранив гордую осанку, обернулась. Заметив Алеша, смерила его взглядом и спросила:

– Ты еще кто такой?

– Я никто, – ответил он, не узнав собственный голос. – А ты убила моих детей.

Сикфара Фретка посмотрела на него, как на безумца, отвернулась и сказала:

– Модвин, сде…

Но она не договорила, потому что Алеш в два шага подошел вплотную, ухватился за ее шейный платок и с силой потянул на себя.

Сикфара попятилась, толкнула его спиной в грудь, он оступился, они вместе рухнули навзничь. Модвин Фретка подался вперед, и Алеш рявкнул:

– Стоять!

Юноша замер на месте. Сикфара визгливо хрипела и больно мяла Алешу ребра заколкой – не женщина, не дочь, не сестра, а натянутые мышцы, бегущая кровь и бьющееся сердце, которое биться не должно. Ее раздутый живот высоко подпрыгивал, пока она сучила ногами и тянула пальцы к лицу Алеша. Он уворачивался и крепко держал намотанный вокруг тонкой шеи платок.