Литмир - Электронная Библиотека

Алеш поселился в этой детской спальне и выучил наизусть расположение рисунков на стенах. Еник пытался угадать, что изображено под тремя курчавыми дождевыми тучами – цветок или странная тощая кошка, пока однажды Томаш, навещая брата, не указал на смазанные шипы.

– Это булава, – сказал мальчик. – Рагна нарисовала.

Еник с удивлением взглянул на Алеша, и он пожал плечами.

«Не знаю. Ладно. Булава так булава».

Под руку с дядькой Тетрам медленно ходил по комнате, когда Алеш разрешил ему вставать. Ютта кормила мальчика с ложки. Томаш читал ему вслух. Рагна иногда заходила, вздыхала и уходила. Гетман появлялся строго дважды в день. Госпожа Ортрун каждый вечер садилась в изножье постели и забывалась к рассвету коротким сном.

Никто из них не упоминал о спешно похороненной Сикфаре Фретке, как будто ее не существовало вовсе.

«Может, в пределах этой комнаты так оно и есть. Наверное, к лучшему».

Новым ранним утром, когда госпожа Ортрун уже ушла, а гетман еще не пришел, Еник осторожно покосился на дремлющего в кресле Модвина и шепотом спросил Алеша:

– Теперь мы отсюда сбежим?

– Может быть, – тихо ответил он и показал на чистые повязки, подготовленные для заживающей раны, – но явно не сейчас.

– Мастер Алеш, – позвал Тетрам, и господин Модвин вздрогнул, как от выстрела пушки, – можно мне на горшок?

– Ну-ка, – откликнулась появившаяся в дверях Ютта, завязывая шаль в узелок под грудью, – давай успеем до прихода гостей.

Гостями оказались сестры – обе сразу. Алеш до этого лишь мельком видел младшую, подвижную девчонку лет пяти, которую то ли боялись пускать к Тетраму, то ли, наоборот, никак не могли затащить. Теперь, когда опасность для жизни мальчика миновала, ему грозили последствия объятий рыдающей сестры.

– Почему ты лежишь? – никак не могла взять в толк она.

– Он встанет, если ты прекратишь его душить, – процедила Рагна, строго одернув темный подол младшей.

– К-хе, – послышалось из глубины подушек у изголовья.

Это повторялось по кругу почти целый день, кроме тех редких моментов, когда Тетрам все-таки поднимался с постели.

«Думаю, уже завтра можно будет прогуляться в сад».

Алеш сообщил об этом Ютте, когда та принесла мальчику легкий ужин, а она, уходя, на пороге шепнула Збинеку Гоздаве что-то, от чего он кривовато – как умел, видимо – улыбнулся. Потом гетман зашел в комнату и молча протянул Алешу руку.

– Добрый вечер, – осторожно ответил он, пожав Гоздаве ладонь. – Мы собираемся с духом для перевязки.

– Собирайтесь, – сказал гетман, рухнув в кресло и усадив обеих дочерей на колени, – а мы поддержим. Правильно говорю?

Грета поцеловала отца в седой висок и всю процедуру пронаблюдала сверху, забравшись на Гоздаву с ногами и крепко держась за воротник.

«У нас с тобой могла быть такая дочь, милая. Только светловолосая и с твоей родинкой над губой».

Алеш возился с бинтами увлеченно, будто собирался вязать из них салфетки, лишь бы пореже встречаться взглядами с детьми.

– Тя, – пискнула вдруг Грета, – а когда можно в салки?

Никто не отреагировал. Алеш поднял голову.

– Это вопрос ко мне?

– Ага, – сказала Рагна и потрепала сестру по черным волосам. – Она всех так зовет. И вас тоже будет. Вы же теперь вместо Баво?

– Хм.

«Надеюсь, нет».

Пока Еник заканчивал сматывать старые повязки, Алеш чуть приоткрыл окно и с удовольствием глотнул свежего воздуха. Гоздава отправил дочерей развлекать брата, поднялся с кресла и спросил:

– Сильванера хочешь?

– Я не пью, спасибо.

– Я хочу, – встрял Еник.

Гетман пожал плечами и жестом позвал его за собой, а Алеш, оставив Тетрама под присмотром сестер, поднялся на самый верх сааргетской башни.

Она была гораздо ниже, чем в Тарде, а лестница закручивалась не столь лихо, как в Кирте. Все здесь было иначе, по-своему и зачастую жутко неправильно, но с большой смотровой площадки открылся почти до боли знакомый вид. Живые поля у плотно застроенных деревень. Лес вдалеке, виноградники чуть поближе, ручей и река на самом горизонте. Где-то в тумане – столичная гора.

И люди. Десятки и сотни маленьких, обычных людей.

– Не прыгайте, пожалуйста.

Ютта встала рядом, положив руки на камни, и побарабанила по ним пальцами.

– Ладно, – ответил Алеш. – Подожду, пока рассосется шов.

Управляющая, глядя вдаль, ласково улыбнулась.

– Насколько я понимаю, вы сделали почти невозможное.

– Госпожа Ортрун умеет вдохновлять на подвиги. Она грозилась сжечь меня заживо.

– О, это она может.

Алеш горько усмехнулся и, обхватив себя за ребра, медленно выдохнул.

– Вы ей рассказали?

«О том, как мне больно смотреть на ее близнецов».

Ютта мотнула головой.

– Нет.

– Почему?

Она повременила с ответом, как будто выискивая, за что зацепиться взглядом.

– Сейчас это не даст ничего, кроме лишней неловкости. Положение и без того непростое. Но помните, что кроме меня правду знает господин Модвин и кое-кто из моих доверенных людей. Если ситуация сложится определенным образом, мы используем эти сведения в своих интересах, будьте уверены.

«Короче говоря, ты меня пожалела».

– Хм. А вы опасная женщина, Ютта. Откуда вы родом?

– Спасибо. Я из Таловец. Слышали о такой деревеньке?

– У самой границы? – припомнил Алеш. «Так вот откуда этот “почечуй”». – Рядом со злополучной заставой.

– Именно. Мой первый муж служил там. Его убила иш’тарза.

– Сочувствую.

Ютта пожала плечами.

– Не стоит. Он был дурной человек, а вдову с младенцем охотнее берут в кормилицы. Так я попала сюда, и это хорошо. Тут мое место. Мой сын похоронен здесь.

«Выходит, мое место на пепелище у Старой Ольхи».

Помолчав, управляющая тихо вздохнула и позвала Алеша вниз, потому что, как оказалось, госпожа желала его видеть.

Они пришли в щедро освещенный обеденный зал, и Ютта оставила Алеша под хитрым прищуром Ортрун, оценивающим взглядом Гоздавы и потупленным взором Модвина. Со стен на все это живописно глазели масляные юные аристократки, теперь уже большей частью, скорее всего, старые и больные.

Госпожа Фретка сразу перешла к делу.

– Вы давали личную присягу Отто Тильбе?

«Я клялся никому не рассказывать, что сплю с его женой. Это считается?»

– Да, – подумав, ответил Алеш.

– Теперь я хочу, чтобы вы присягнули мне. Служите моей семье и будете процветать, – обещала Ортрун, полагая, видимо, что это должно его прельстить. Алеш молчал, взвешивая слова, но она явно не привыкла проявлять терпение. – Да бросьте. У вас все равно нет другого выхода. На колени.

«С чего вдруг? Ты не моя Арника».

Господин Модвин скромно повел плечом, мол, ну что вам стоит. Гоздава это заметил и беззвучно усмехнулся. Возможно, прямо сейчас его люди живо расписывали Енику преимущества службы в вороньей стае. Хорошо, если только на словах.

«Ты был прав, брат. И она тоже права. Измена – это наш единственный выход».

Впрочем, окажись он, например, перед выбором между чумным костром и казнью через сожжение, по закону грозящей клятвопреступнику, Алеш без колебаний предпочел бы второе – чтобы последний шаг сделать самому.

Он встал на колено и, повторяя слова за госпожой Ортрун Фреткой, присягнул в верности ее младшему брату – точнее, человеку, которым этот юноша может однажды стать.

«Если научится разбираться в женщинах и прекратит сутулиться».

Накануне Алеш нашел время и возможность осторожным полушепотом поблагодарить его за то бессмысленное признание над трупом. Он долго подбирал выражения и в конце концов сказал что-то о храбрости на грани глупости. Модвин пожал протянутую руку и ответил, что сделал бы это снова, но потом тихонько признался: рад, что не пришлось.

Алеш вспомнил об этом, став свидетелем присяги брата, который точно так же, на колене, принес ее лично господину Модвину. Они друг на друга смотрели, когда Ортрун Фретка второй раз зачитывала слова.

6
{"b":"780363","o":1}