Машина работает на холостых. Грейс глушит двигатель, дергает ручник и заруливает. Внутри ее томится тайна. Она прижимает руку к животу и делает глубокий вдох, успокаивая нервы.

Торопливо высадив возле школы Луку, Грейс проверяет прическу в зеркальце заднего вида. Хорошо бы Ли выкроила время между утренними клиентками и по-быстренькому постригла ее до работы. Удобно, что подруга устроила парикмахерскую прямо у себя на дому. Теперь можно пробовать новейшие средства для волос и техники окрашивания, когда ей нужен подопытный кролик. Конечно, у всего есть цена: Мейсон, особенный сын Ли, ее хроническое одиночество, вечное затворничество. Сократившийся до ничтожества мир.

Грейс обдумывает, что скажет Ли, недоумевая, с чего начать. Представляет ее потрясенное лицо и как этот разговор отразится на отношениях.

Покачав головой – так или иначе, это придется сделать, – она выходит из машины.

Маленький одноэтажный дом, который Ли снимает в быстро растущем районе Донелсон-Хиллз, остро нуждается в покраске, новых окнах и ремонте крыши. За ржавой оградой – вылинявшая от дождя и солнца веранда, буйные кусты и некогда великолепная магнолия. Недавно в нее попала молния, и теперь лишь черный, обугленный пенек напоминает об утрах, проведенных под ее сенью.

Грейс не раз предлагала подыскать рабочих, которые привели бы участок в порядок, но Ли каждый раз говорила, что разберется сама.

Грейс заходит через боковую дверь. Из глубины дома доносится голос Ли.

– Ну же, малыш, – безостановочно уговаривает она сына. – Ты должен постараться.

Грейс на цыпочках подкрадывается к спальне Мейсона и останавливается в коридоре. Ли пытается надеть на сына майку. Она растягивает ворот, но стоит голове исчезнуть под тканью, как Мейсон тут же принимается в испуге выдираться из матерчатой утробы, пав жертвой одной из своих многочисленных фобий – боязни замкнутого пространства.

Мейсону и Луке по семь, но Мейсон сам одеваться не хочет. В итоге парня каждый раз одевает мать, причем в неизменном порядке: правый носок, левый носок, белье, брюки – никаких шорт даже в жарищу, – футболка с длинным рукавом, рубашка с коротким поверх (только мягкий хлопок) и простой резиновый браслетик на левое запястье.

– Милый, пожалуйста, не сопротивляйся.

– Не могу, ты делаешь все неправильно.

Самообладание Ли дает трещину. Ее буквально трясет, но она смахивает прядь со лба тощим запястьем и начинает снова, слой за слоем.

Грейс тихо стучится, не желая испугать Мейсона.

– Привет, не слышала тебя. – Ли поворачивается к гигантским настенным часам. – Уже пора?

Грейс знает, что Ли сейчас просчитывает ежеутренний ритуал: накормить завтраком Мейсона, поесть самой, принять душ, дождаться Ноа – надомный учитель и эрготерапевт сына, – смешать краску и подготовить парикмахерскую.

У Ли звонит телефон, и она прерывается, чтобы ответить на вызов.

Мейсон, закатив глаза, переключается на Грейс:

– Пожалуйста, помоги мне.

Она опускается на колени.

– Конечно, если что – зови.

– Ну почему она все делает не так? Мы же ничего не меняли с тех пор, как мне исполнилось пять!

– Знаю, – с улыбкой отвечает Грейс. – Давай помогу.

Мейсон поднимает руки над головой, и она снимает с него майку.

До чего очаровательный малыш. Копна непокорных кудряшек. Невозможно бледная кожа, несмотря на часы, проведенные на свежем воздухе. Хрупкое тело. Красные пятна, что порой расцветают у него на щеках, как маки.

– Ну и что у нас здесь? – Осмотрев майку, Грейс цепляет ярлычок. – Ага, вот кто проштрафился!

Скрестив руки на груди, Мейсон притопывает ногой.

– Ну все, у нее маразм уже начинается. Определенно.

Грейс, хохотнув, берет со стола Ли ножницы и срезает этикетку.

– Ты же знаешь, у твоей мамы забот полон рот. Не суди ее строго. – Она бросает взгляд на Ли, которая еще разговаривает по телефону, повернувшись спиной к обоим.

– У тебя самой забот полон рот, но ты никогда не забываешь срезать ярлыки с одежды Луки.

– Лука ничего против них не имеет.

– Ну, если бы имел, ты помнила бы. – Он передергивает плечами.

– Возможно, – подмигнув, говорит она и помогает ему надеть обе рубашки, а затем отходит и оценивающе его осматривает. – Какой красавчик!

Мейсон церемонно кланяется.

– Как это тебе удается? – закончив телефонный разговор, спрашивает Ли.

Мейсон, выпрямившись, бросает на нее настороженный взгляд.

– Грейс нашла ярлык.

Последнее слово он произносит так, словно это что-то омерзительное.

– А он был? – Ли определенно в замешательстве. – Хм, я вроде бы все срезала.

– Эй, да ладно тебе. С кем не бывает. Верно, милый?

Грейс бросает на Мейсона строгий взгляд.

Вздохнув, тот уходит в столовую – но по дороге врезается в костлявое бедро Ли.

Та прижимает к глазам кончики пальцев.

– Порой мне кажется, что Мейс меня ненавидит.

– Ничего он тебя не ненавидит. – Грейс ласково приобнимает подругу. – Это называется радости материнства. Дети для того и созданы, чтобы портить нам кровь.

– У тебя с Лукой никаких проблем. Таких точно нету.

– Лука и Мейсон совершенно разные, – пожимает плечами Грейс.

Ли бросает взгляд на часы снова.

– Черт! Слушай, ты, случайно, не могла бы…

Грейс уже знает концовку: «Ты не могла бы приготовить ему завтрак?»

– Конечно.

Они научились понимать друг друга с полуслова, когда Ли, мучаясь неизвестностью, ждала диагноз Мейсона. Грейс к тому времени оправилась от развода с Чэдом, своим бывшим, и как смогла ее поддержала. Затем, поняв, что ребенка с дисфункцией сенсорной интеграции лучше учить на дому, Ли уволилась из престижного нашвиллского салона красоты «Парлор и Джюк» и, превратив свой гараж в студию, стала принимать клиентов на дому.

– Ноа приедет через час, – продолжает Ли. – Я не могу позволить себе отменить никого из сегодняшних клиентов, но… – Она качает головой.

Грейс в курсе, что Ли нужно обслуживать человек шесть в день, чтобы заработать на Ноа и оплату счетов. Хоть тот и сделал большую скидку, Ли еле сводит концы с концами.

– Ступай, прихорашивайся. Я займусь завтраком.

– Что? – фыркает Ли. – По-твоему, я непрофессионально выгляжу?

Она показывает на свои спортивные штаны и мятую футболку.

Грейс оглядывает Ли с головы до ног. Тоненькая как тростинка, даже худее обычного. Торчащие локти и бедренные суставы, коленные чашечки выпирают, когда садится. Взгляд Грейс перемещается на впалый живот, крошечную грудь и останавливается на лице. Такие изящные черты, что моделям впору плакать от зависти. Стоило Ли захотеть, и заработала бы целое состояние, расхаживая по подиуму живой вешалкой для одежды.

– Ты выглядишь прелестно. Даже в пижаме. На мой вкус, худовата, но…

Ли картинно возводит глаза к потолку.

– Можно подумать, у меня бывает время поесть. – Она собирает волосы в хвост и кривоватыми зубами стаскивает с руки резинку. – Ты точно не против сделать ему завтрак? Я быстро.

– Не против! – кричит Мейсон из соседней комнаты.

– Видишь? Он все понимает, – говорит Грейс. – Тост из безглютеновой муки?

– Да, с…

– Помню, намазать пастой для аллергиков, а не миндальной. Нарезать квадратиками. Сбоку положить ягоды. Прикосновения запрещены.

– Что бы я без тебя делала? – вздыхает Ли.

– Ступай прими душ, приведи себя в порядок.

Грейс доставило бы огромное удовольствие спустить в унитаз чрезмерную ответственность Ли. Когда они познакомились, Лука и Мейсон были крепкими, любознательными младенцами, а подруга – веселее и беспечнее. Теперь все вращается вокруг ее каждодневных мини-драм, и хоть Грейс всегда терпеливо выслушивает, в последние месяцы отношения изменились. Говорят они практически об одной Ли: ее проблемы, груз прошлого, стресс, несравнимый с тем, какой испытывают другие. Плюс ко всему навязанная самой себе трезвость, вечная нехватка денег. Порой Ли даже отпускает загадочные намеки о той ночи, когда зачала Мейсона. Словно вот-вот ответит на интересующий всех вопрос: «Кто отец?» – но затем будто пугается собственной откровенности и закрывает рот на замок.