– Куда пойдем?

– Давай в парк.

– Да ну, Сима, там стремно днем, нет никого, пиваса никто не нальет, и сегодня вторник, дискотека не работает, – Ленка поморщилась, настроение стремительно портилось, вроде, уже и идти никуда не хотелось, но и дома делать было совсем нечего.

– Тогда давай, Кольку с собой позовем.

– Достал чмошник этот, Колька твой, мы с ним погавкались. "Мама сказала: на выходных будем сажать картошку", – Ленка опустила уголки рта вниз и загнусавила, зло и похоже изобразив двоюродного Валькиного брата Кольку, – У него тоже бабла никогда нет. Ладно, пошли так, тусу найдем.

Прогулка вышла такой же стремной, как и весь сегодняшний день. Они сходили в парк, на площадь, потом на пятак на спортивной площадке около школы. Там кучковались одни соски, у одной Ленка отобрала банку пива – дешевую и горькую "Балтику девятку", но банка была почти пустая. Ленка пыталась стравить малолеток, чтобы хоть как-то развлечься, но они, завидев их с Валькой, очень быстро свинтили.

Кафешки днем почти все не работали, время тянулось мучительно медленно. Еще даже не стемнело, когда трезвая и злая Ленка шагала дворами в сторону дома. Рядом гундела Валька, предлагая подождать пока откроется "Весна" – центровое кафе на районе. В последнее время Ленку все злило: злила мать – алкашка, изображающая из себя порядочную, злила их однушка в занюханой пятиэтажке без балкона – бывшей общаге, злили необходимость торговаться с китайцами из-за каждой шмотки, прыщавый Колька и короткие перепихоны с ним.

Раньше Ленка была не такая, веселая и активная, душа любой компании, ее знали не только на районе, но и в городе. Теперь она становилась веселой и доброй, только после пары литров пива. Пацаны говорили, что для настроения лучше курнуть, но она коноплю не курила, насмотрелась на травокуров, свои мозги ей были дороже.

– Эй, мадам, окурок свой подними! – какой-то старый мужик в фирмовых джинсах и черной рубашке около сотого Крузака окликнул ее.

– Подними, сказал! Тут дети играют!

О, цепуру на шею нацепил, тачку купил, думает, крутым стал:

– Иди, на, дедуля! – Ленка для убедительности подняла средний палец. Дедок неожиданно схватил ее за шею, приложил затылком к машине.

– Тварь, ты сейчас нагнешься, поднимешь свой бычок из песочницы и отнесешь в урну.

Ленка попыталась расцарапать козлу харю, но никак не могла дотянутся, рука сжала ее горло крепче.

Валька, молодец, не растерялась, завизжала, как будто всю жизнь тренировалась. Мужик швырнул Ленку, она больно проехалась коленями по асфальту. Потом она еще чуток покричала в кодовый замок подъезда, да Валька испугалась и увела домой.

– Чтоб меня, да на моем районе, какой-то жмот душил! Да он не жилец, Валька, я тебе базарю, не жилец!

Она осталась ночевать у Вальки на диване, на грязном покрывале. Тетя Марина – хорошая тетка, добрая, с Валькой никогда их не ругает, готовит – закачешься, жратвы у них дома всегда навалом, настоящей, домашней. Валька, дурища, счастья своего не понимает. Одно плохо, тетя Марина постоянно на дежурствах, в выходные готовит, а потом прибухивает с ее, Ленкиной, мамкой. Это потому что муж ее, чмо безрогое, их бросил и ушел жить к малолетке. Потому что тетя Марина уже старая, ей уже 35 лет было в этом году. Вроде, дядя Сережа с малолеткой своей еще дитя родили. Тетя Марина, как его вспомнит, так слезы у нее все катятся-катятся, как будто сами по себе, поэтому они с Валькой про дядю Сережу никогда не говорят, даже когда тети Марины рядом нет.

– Валь, – Ленка оторвала голову от засаленной думочки, – а ты вот свою жизнь как-нибудь представляешь? Ты как жить хочешь?

– Я, – Валька запнулась, попыталась в темноте вглядеться в Ленкино лицо, не издевается ли?

– Я, Лен, замуж хочу, чтобы муж был высокий, красивый, чтобы работал и не пил, конечно.

Ленка, прихватив покрывало, переползла к Вальке на кровать, улеглась рядом.

– Двоих детей хочу, чтоб на мужа были похожи, беленькие, я, знаешь, как их одевать буду? И любить, и на кружки всякие водить. И всех-всех кормить вкусно. Я вообще, поваром хочу быть, чтобы вообще, всех вкусно кормить.

– Нет, Валька, на мужиков нечего надеется, козлы они все, как папашка твой. Мужиком нужно попользоваться, деньги от него получить, подарки, лучше квартиру, там, или машину, пока молодая. А жить одной. А то потом станешь старой и толстой, и все, никому ты будешь не нужна.

– А как же дети, Лен?

– А чтоб детей родить, муж не нужен. Захочешь ребенка – сама родишь. Только надо, чтоб у тебя уже все было, чтоб нищету не плодить.

Ленка обняла подругу:

– А знаешь, я ведь в детстве врачом хотела стать, хирургом, – она зыркнула на Вальку, но та не хмыкнула, не прыснула. Ленка вздохнула, зажмурилась и продолжила:

– Сейчас и не поверит никто, но я же до седьмого класса отличницей была. Тогда еще бабуля жива была. Она меня любила, во всем поддерживала, и в музыкалку меня водила, на театральный, пока еще ходить могла. Я тогда не знала, кем я хочу больше быть – актрисой или врачом. Баба говорила, что надо в медицинский поступать – уважаемая профессия. " Из тебя, говорила, Лена, хороший хирург получится, ты на виду любишь быть, там ты самореализуешься". А баба у меня была педагог, она знала, что говорила. Ты только не говори никому.

И они вдвоем, притихнув, долго смотрели как за окном ветер раскачивал невидимые ветки, отчего одинокий фонарь во дворе причудливо менял формы, двигаясь, как живой, и такой же маленький фонарик жил и бился на предательско-блестящей радужке Зенкиной Лены.

Когда к Саше, после его похода в морг, около обеда привезли мать Зенкиной, он ожидал все, что угодно, но только не такого отношения к смерти дочери. Раньше он не общался с потерпевшими по убийствам, очень боялся, что женщина будет плакать, и не знал, как при этом можно ее допросить.

Мама Зенкиной Лены была молодой и привлекательной женщиной, здоровье которой позволяло пока не отражаться на внешности пристрастию к алкоголю. Толстый слой тонального крема превратил лицо в маску, на котором не отражалось не только горе, но и любые другие эмоции.

Женщина водила большими красивыми и густо подведенными глазами, задерживая взгляд на его лице. Саша почувствовал себя глупо и ниже опустил голову к протоколу, отчего вид у него сделался обиженный. Стараясь не смотреть на потерпевшую он спросил:

– Скажите, когда вы видели дочь в последний раз?

– На праздник, День России.

– То есть, 12 июня, а где вы ее видели?

– Ну мы с дочерью пошли в парк погулять, праздник же.

– Вдвоем?

– С нами была еще Сергеева Валя, подружка Лены.

–Что вы делали в парке?

– В парке мы выпили пива

– С дочерью?

– Да. Праздник же. Немного. И вообще, она у меня уже взрослая была, что в этом такого-то?

– И до какого времени вы гуляли?

– Часов до семи вечера, потом я встретила знакомого, ушла, а Лена с Валей остались, они собирались пойти на дискотеку.

– Куда вы пошли?

– Домой, это ж был праздник, а на следующий день мне надо было на работу.

– А вы работаете в детском саду?

– Да, воспитателем.

– Вы же сказали, что нянечкой?

– Это временно, раньше воспитателем, а теперь – нянечкой, меня попросили. Подменить. Я девочкам 100 рублей оставила, Лена сказала, что ночевать будет у Вали, и больше я ее не видела.

– Но сегодня же 14 июня? Вы что же, не искали дочь?

– Я думала, она у Вали, а Валя скрыла от меня, я не знала, что она пропала. А сегодня приехали ваши следователи, сказали, что Леночку убили и изнасиловали. Привезли сюда меня и Валечку тоже. Я Валю спросила, что произошло, она мне сказала, что ничего не знает. И я ничего не знаю. А вы мне справку дадите?

– Какую справку? – Саша оторвался от протокола.

– Для пособия на похороны. На что мне ее хоронить?

– С этими вопросами идите в морг. Распишитесь, вот здесь и вот здесь.