От допроса осталось ощущение чего-то недоделанного. Саша не знал о чем еще можно спросить мать погибшей, а опера уже привели к нему в кабинет несовершеннолетнюю Сергееву Валентину.

Подружка погибшей Валентина оказалось совсем еще девочкой, очень миловидной пухлой блондинкой с прической каре и свежими губами. Сейчас на была откровенно зареванной, но даже натертые глаза, распухший носик и красные пятна на чистой коже ее совсем не портили.

Саша провел ладонью по своим щекам, на которых еще оставались явственные следы юношеских угрей.

– Валентина, а где ваши законные представители?

Валентина подняла на него голубые совершенно бессмысленные и беспомощные глаза, которые моментально налились слезами.

Саша растерялся, потом слегка нахмурился и строго спросил:

– Почему вы пришли без родителей?

Пушистые ресницы поднялись и опустились, две слезинки безупречной формы скатились к уголкам губ:

– Дяденька, а Лену правда убили? Может, это ошибка, и она живая еще, просто врачи ошиблись?

– Мамка ее на дежурстве, в РСУ, ее оттуда не отпустят – с набитым ртом прогундел завалившийся в кабинет Макс.

Он уже достал из тумбочки оставленный Сашей рогалик, и активно пережевывал его:

– Есть, чем запить? А пожрать что, больше нет ничего?

– Я не могу допрашивать несовершеннолетнего без законного представителя, это незаконно.

– Ну не допрашивай, потом сам ее искать будешь, я больше не поеду, я тебе не служба доставки. И мамка ее сказала, что она потом подпишет, что надо. Валя, тебе сколько лет?

– Пятнадцать.

– Вот видишь, взрослая уже девчонка, она бухает уже больше, чем ты, Саня. Допрашивай.

Добиться внятного рассказа от несовершеннолетней Сергеевой оказалось не так просто, буквально каждое предложение Саша вытаскивал из нее клещами. Потом из этих предложений надо было сложить более или менее связный рассказ и записать его в протоколе.

– Мы с Леной встретились в парке, был праздник, там артисты выступали, аттракционы работали бесплатно, потом праздничная дискотека была. Лена была в парке с мамой, около семи вечера ее мама ушла, а мы остались ждать дискотеку.

Девчонка отчаянно не хотела рассказывать о том, сколько и какого спиртного они с подружкой выпили накануне.

Пришлось Саше уверять девочку, что мама ничего не узнает, и Ленина мама ругаться тоже не будет, и что они ничего не узнают. Блин, ну почему такие простые вещи в итоге оказываются такими сложными?

– Пока мы были в парке, Лена выпила где-то две баночки пива, по пол-литра.

– Валя, а где вы взяли деньги на спиртное?

– Деньги нам Ленина мама дала, сказала, что ей аванс выплатили. Ну и до этого Лена с мамой тоже пиво пила. Но она была не пьяной, выпившая просто. По ней не видно, что она пила. А я вообще не пила. Я вообще не пью.

Спрашивать, что за добрая тетя продала девочкам пиво, Саша решил даже не спрашивать, чтобы не вспугнуть такой трудный рассказ.

– Еще мы на дискотеке встретили Кольку Бескровных. Это мой двоюродный брат, они с Леной встречались. Лена с Колей поругались, он там, это, приревновал ее к Вениамину. Веню Плетнева мы встретили на дискотеке, это знакомый наш. Лена с ним медленный танец станцевала, а Колька увидел. Вот он и поругался с ней. Она Кольку послала при всех. Он сказал, что она шлюха, и ушел. А мы с Веней еще остались до закрытия дискотеки, она в 10 часов закрылась. И мы втроем пошли в кафе "Весна". Там мест не было, мы остались в фойе. Лена встретила своих знакомых и выпила с ними еще пива. И водки. Но я с ними не пила, – Валя сделала самые честные глаза и посмотрела на следователя.

– Примерно в два ночи кафе закрылось, и мы вышли на улицу, и стояли там вдвоем с Леной. К нам откуда-то подошел мужик, я его не знаю. Как выглядел? Ну, обычно. Он был не очень высокий, не худой и не толстый, в черных джинсах, черной рубашке, – Валя, приосанившись, сделала неопределенный жест двумя руками, плавно проведя обеими кистями вдоль тела, который, видимо, должен был означать, что неизвестный ей мужчина в черном, выглядел весьма элегантно.

– На вид сколько ему лет?

– Ну… он был как бы взрослый… наверное, лет двадцать пять, а может сорок пять, но не пятьдесят. В пятьдесят уже был бы старый, наверное…

Саша не сдержался и закатил глаза:

– Ну хорошо, а теперь опиши его внешность.

– Волосы у него русые до ушей, не длинные и не короткие, лицо обычное.

– Круглое, вытянутое? Нос большой, маленький? Глаза какого цвета?

– Я это… я не запомнила. Он сказал мне: "Я тебя жду". Я не знала, что ему ответить, он ушел за угол кафе, а потом оттуда выехала машина. И машина…

– Погоди-погоди. Какая машина?

– Черная. С черными стеклами.

– Затонированная?

– Я не знаю. Вся черная.

– Модель, марка?

Валя опять красиво захлопала ресницами:

– В смысле?

– Валя, я спрашиваю тебя, как называется машина?

– А я в них не разбираюсь, не русская.

– Седан или хэчбек?

– Это как?

– Ну сзади у нее багажник был?

– А разве не у всех машин багажники?

Саша достал черновик, и нарисовал две примитивные машинки в разных кузовах:

– Такая или такая?

Валя ткнула в картинку в криво нарисованный седан, рисовать Саша никогда не умел. Он хотел было приложить рисунок к протоколу допроса, но потом устыдился своих художеств, просто написал в протоколе, что автомобиль был черного цвета на всех стеклах автомобиля была, тонировка черного цвета, модель кузова – "седан".

– Валя, ты запомнила хоть какую-нибудь цифру или букву с номера автомобиля?

– Нет.

– Почему?

– Потому что машина была без номеров. Я это точно помню. Машина поехала в сторону второго микрорайона. Мы с Леной пошли пешком домой, она была уже пьяной и пела песни. Как только мы перешли дорогу напротив кафе, к нам подъехала та же черная машина, из нее вышел мужчина в черном. Он подошел к Лене и сказал: "Я жду тебя", потом обхватил ее сзади руками и затолкал на заднее сиденье машины, после этого машина поехала в сторону центральной площади.

– Скажи, а Лена не сопротивлялась?

– …сопротивлялась…

– Вырывалась?

– …вырывалась…

– Кричала?

– … кричала… нет, не кричала…

– Кто еще был в машине?

– Я не видела.

– А мужчина куда сел?

– За руль, справа. Я побежала за ней, в руках у меня была почти полная алюминиевая банка с пивом, я кинула ее в машину, попала в заднюю дверцу, но машина не остановилась.

– А что было потом?

– Я вернулась к кафе, там я сразу нашла Веню, с которым мы пошли искать ту машину. Мы ходили-ходили, но не нашли. Потом я очень захотела спать, пошла домой и уснула. Я думала, что Лена вернется сама. Погуляет и вернется. Правда. Но ко мне приехали милиционеры и сказали, что ее мертвую нашли… И голую. Это правда?

Глядя на заплаканную девчонку, Саша не мог понять, кто из них инфантильнее мама Зенкиной или эта Валя. История, рассказанная Валей, была настолько по-детски очевидно выдуманной: черная машина, черная рубашка, черные стекла.

– Валя, а черной шляпы, черного плаща на нем не было, а? – Максим опять вернулся в Сашин кабинет,– что ты плетешь-то? Тебя кто, Веня твой, попросил эту туфту нам впаривать?! Зорро, бля, ее увез. У тебя подругу убили.

– Она была мне как сестра, – прошептала Валя

– Что?

– Сестра, она была мне как сестра.

– Тем более. А хочешь, я расскажу, что с ней сделали? Хочешь? Этот ублюдок, Валя, ее изнасиловал. А хочешь, расскажу, как он ее убил? Он ей живой разбивал голову, она от него уползала, а он догонял и бил по голове снова и снова, она плакала, умоляла…

Валя, оцепенев смотрела на Максима, на ее серой футболке с картинкой из кинофильма "Титаник" от слез намокла бейка. Вале стало жарко, и она оттянула вырез футболки: это ее, Ленкина, футболка, они поменялись 12 июня. Валя уткнулась лицом в колени и громко разрыдалась. На все дальнейшие вопросы Валя мотала головой, не отрывая лица от коленей, и только всхлипывала.