— Не больше часа, — Крис тяжело вздыхает, смотрит с каким-то практически отцовским сочувствием. — Итан, прости, но ты несёшь какой-то…
Его прерывает громкий и требовательный треск рации, приклеенной на липучке к плечу. Он отворачивается недоумённо и даже немного раздражённо, делает несколько шагов от кровати, словно в попытке скрыть от Итана то, что ему могут передать подчинённые.
«Альфа, вызывает Сероглазый, приём» — прорывается сквозь скрипучие помехи.
— Альфа слушает, приём.
«Альфа, засекли объект Розмари У., как слышно, приём».
Крис опешивает, поворачивается к хмурому серьёзному Итану, сгорбленно сидящему на кровати. Нетерпеливо щёлкает рация.
— Сероглазый, ты уверен? Приём, — в жёстком голосе скользит что-то шаткое, прокашливается.
«Так точно, Альфа. Это Розмари Уинтерс, приём».
Крис тяжело вздыхает, хмурится, массирует тяжёлыми ладонями виски, словно откровенно устал уже от всего этого дерьма.
— Принято, Сероглазый, — командным тоном передаёт в рацию. — Выдвигаюсь на позицию, жди сигнала, приём.
Оборачивается на хрусткий скрип пружин. Не успевает сказать и слова, как его перебивают:
— Я иду с тобой, Крис, — в светлых глазах ясно горит решительность. — Это моя дочь, даже не пытайся меня переубедить.
Разрушенная деревня дотлевает, пропахшая гарью и вонью. Ликаны воют, скулят и ноют, мелькая чёрными тенями у покосившихся стен и в чёрных провалах разбитых окон, но не нападают, лишь носятся бесцельно и безмозгло, ведомые запахом свежей крови тех, кому не посчастливится уже застать рассвет. Липкие чёрные щупальца стелятся по обвалившимся крышам, тянутся через силу к чёрному небу, обжигаются тлеющим в деревянных досках огнём и серым пеплом осыпаются в топкую грязь дороги. За собственной безопасностью даже не нужно уже следить: вся деревня, окончательно растеряв свой рассудок, пожирает саму себя, не обращая внимания на незваных вторженцев. Итан уверенно идёт вперёд, сжимая в руках лоснящуюся сталь военного автомата, ведёт недоумевающего Криса за собой. Тяжёлые типовые берцы неприятно вязнут в грязи, форменная военная куртка совсем немного велика.
Они тёмными размытыми силуэтами приближаются к месту ритуала, Крис, кладя тяжёлую руку в перчатке на худое плечо Итана, искренне просит того быть осторожнее. В низине между скалами — Итан только сейчас замечает, что из скал кропотливо выбиты четыре массивные статуи сидящих на тронах людей — словно всё застыло в моменте, когда он отключился. Красная лазерная точка прицела с оружия Криса застывает на чёрном большом пятне, и внутри у Итана что-то сжимается тянуще-болезненно. Что-то бессознательное тянет вперёд, заставляет присесть и коснуться пальцами. Грязная холодная шерсть всё такая же жёсткая на ощупь.
Крис застывает у резной каменной чаши и чёрного неровного силуэта перед ней, опускает автомат. Тихий писк, а затем мягкий детский смех заставляет Итана вздрогнуть. Всё внутри ощущается до предела натянутой ледяной струной, которая вот-вот норовит лопнуть под напором эмоционального. Делает неровный шаг вперёд, к чаше — его останавливает волчья пасть, аккуратно схватившая за штанину.
— Н-не п-подходи, — тихий обессиленный волчий скулёж похож на металлический скрежет.
Застывший силуэт расправившей вороные крылья Миранды медленно по кусочкам осыпается на разбитую каменную плиту. Роуз в руках Криса довольно смеётся.
***
Кипенно-белые длинные коридоры заставляют нервно скрипеть зубы. Химически пахнет хлоркой почти до головокружения, в чистейшем кафеле пола можно увидеть своё отражение. Яркий белый свет электрических ламп заливает каждый угол, каждый неприметный тупик, ни грамма скрывающей тени. Шмыгающие из двери в дверь безликие люди в медицинских масках облачены в такие же белые халаты, и вся эта белизна жжёт глаза до болезненной сухости. Настоящей отрадой становится вычищенное чёрное пальто Криса — тоже скрытое под накинутым на плечи халатом для посетителей. Сложив на груди руки и неприветливо нахмурившись, он нетерпеливо ёрзает на широком приваренном к полу белом стуле и тут же подскакивает с него, как только замечает идущего в конце коридора Итана.
Они привычно и безмолвно здороваются короткими кивками, и Рэдфилд ведёт их обоих дальше, вглубь подземного лабораторного комплекса без единого окна и, соответственно, лучика дневного света. Прикладывает белую карточку к считывающему датчику, и дверь автоматически с тихим шелестом отъезжает.
— Как рука? — пытается прогнать неловкую тишину между ними Крис.
Итан задумчиво поднимает к глазам правую руку, крепко замотанную в толстый слой бинта. Кожа под ним болезненно ноет, но за последнюю неделю это стало чем-то настолько привычным, что практически не замечает, как с пальцев отслаивается, кусочками осыпается неторопливо сереющее мясо.
— Ме́ньшая цена за то, что я смог коснуться своей живой дочери, — хмыкает устало, и в голосе ни капли раздражения, словно его всё более чем устраивает.
Крис хмурится, в который раз поражаясь терпеливости Уинтерса, то ли до крепости вольфрама закалённого в выпавших на его долю боях, то ли наглухо уже этими боями отбитого.
Они в тишине спускаются по лестнице до минус пятого этажа. Неприятно мигает длинный и узкий светильник, на доли секунды погружая их в кромешную темноту — наверное, перегрузка на электросети. На массивной обитой шершавым белым металлом двери висит табличка: «Внимание! Доступ только B и выше». Крис в неуверенности мнётся перед датчиком.
— Зачем тебе это, Итан? — он оборачивается, хмурится, кажется каким-то слишком взволнованным. Низкий голос эхом отражается от голых стен на пустующей лестничной площадке.
— Хочу… увидеть, — голос неожиданно хрипнет, и приходится прочистить горло. — Убедиться, что с ним всё в порядке.
Крис кривится, как от неожиданно прострелившей зубной боли.
— Ты ведь осознаёшь, что у B.S.A.A. своё понятие «порядка»? — честная фраза получается излишне резкой.
Итан вздрагивает и отводит взгляд, пряча забинтованную руку в широкий карман толстовки. Молчит практически с минуту, прежде чем уверенно смотрит Крису в глаза и твёрдо произносит:
— Мне нужно, Крис.
Они выходят в абсолютно идентичный белый коридор, крепко пропахший хлоркой, но что-то здесь кажется неуловимо другим. Нет широким шагом бегающих из двери в дверь лаборантов в халатах, нет абсолютной пугающей белизны кафеля, в который, если хорошо приглядеться, кое-где в промежутках намертво въелись нестираемые тёмно-бордовые пятна. Удвоилось количество камер, мигающих раздражающими красными точками под потолком.
Нужна дверь оказывается закрыта, и даже белая карточка Криса не помогает. Он громко — излишне громко — стучит по крепкому стальному покрытию. Проходит пара минут в оглушающей тишине, прежде чем магнитный механизм срабатывает с характерным писком.
Безликий работник в маске и халате пропускает их в куда более тёмную, чем белый коридор, комнату с выкрашенными чёрной краской стенами и скудным жёлтым освещением. Несколько столов в ряд заставлены мониторами компьютеров, массивные системники натужно гудят, и вентиляция едва справляется с обилием людей и работающей техники — душновато. А возможно, Итана бросило в холодный пот совсем по другой причине.
Широкая стена напротив тяжёлой входной двери стеклянная от пола до потолка, и именно оттуда в чёрную комнату льётся бо́льшая часть белого электрического света. Полностью просматриваемое соседнее помещение похоже на какую-то каморку: бетонные пол и стены грязные, заляпаны чем-то тёмно-бордовым, застарелым, испещрены глубокими пересекающимися бороздами от когтей, словно заточённый там зверь готов был выцарапать, выгрызть путь к побегу прямо сквозь толстый укреплённый бетон. Но не смог, и теперь лежит большим чёрным пятном посреди некогда белой камеры спиной к стеклу и даже хвостом не шевелит.
— Объект W-146, — со странным удовольствием в звонком голосе вещает один из безликих в очках с тонкой оправой, спрятав руки за спину. Кажется, это он их сюда и пустил. — Нам чрезвычайно повезло заполучить такой экземпляр живым.
