Слышатся приглушённые шаги по мёрзлой слякоти дороги — или Итану это кажется? Нет, всё-таки не кажется — железная стойка с полками неожиданно протяжно скрипит, сама собой вставая на место, и двери распахиваются.
— Ты чего такой нелюдимый, папаша? — хрипло смеётся мужчина в грязном пальто, сверкая тёмными стёклами круглых очков.
Итан видел его, на собрании тех уродов. Хайзе… как там? Хайзебар, Хайзедерг? Он тяжёлой поступью входит в сарай, с интересом осматривая окружение. Без того огромного железного молота, который поднимает не иначе, чем чудом, с толстой сигарой в руке, от едкого дыма Итану тут же хочется закашляться. Чувство самосохранения заходится в глотке вместе с адреналиновой тахикардией, предупреждая об огромной опасности, исходящей от этого… человека ли?
И какого чёрта вообще поднялась железная стойка, загораживавшая проход?
Мужчина в шляпе медленно и с наслаждением затягивается, выпуская облачко серого дыма в сторону Итана.
— А мы живучи и не особо-то разговорчивы, как я погляжу. — фыркает он и опасно скалится, прожигая застывшего Итана взглядом.
— Кто… кто ты? — решается спросить Итан, крепче сжимая ранеными пальцами заряженный дробовик.
Ощущение опасности от этого… существа настолько плотное, что можно ножом резать. Но что-то Итана держало от мысли тут же нажать на спусковой крючок, начиняя незваного гостя железной дробью. Что-то крайне нездоровое.
— О, — хохотнул мужчина, поправляя на переносице очки. — Точно, ты же не местный. Карл Хайзенберг, к вашим услугам.
Он насмешливо кланяется немного рваным и неаккуратным движением, сверкая стёклами очков и разводя руки в стороны. Хайзенберг, точно. Та женщина в маске и с чёрными крыльями говорила, что судьба Итана принадлежит… ему? Чувство опасности с новой силой ударило в голову.
— Ну, а ты кто будешь? — с напускным безразличием спросил мужчина, вновь прикладываясь к сигаре.
— Итан… Итан Уинтерс. — аккуратно отвечает он.
— Мм, — выдыхает горький табачный дым, ухмыляясь будто бы довольно. — Итан, значит. Хорошо.
И делает шаг в его сторону, из-за чего тот инстинктивно вскидывает дробовик на Хайзенберга. Заходится смехом, таким искренним, словно направленное на него впритык дуло абсолютно не пугает.
— Да не боись ты.
Делает ещё шаг, и Итан делает шаг назад, держа оружие наготове. Тот хмурится, словно в недовольстве, и поднимает руки с раскрытыми ладонями в жесте примирения. Итан не верит.
— Ну нет так нет, — хмыкает Хайзенберг и снова медленно затягивается, словно тянет время, это раздражает Итана. Кивает на покалеченную руку с обломками пальцев: — Ты прости волчар, они тупые, как пробки, не понимают приказов.
— Где Роуз? — выходит из себя Итан, перебивая мужчину, решаясь не слушать ни его, ни сосущее под ложечкой чувство страха. — Ты назвал меня папашей, ты знаешь, где моя дочь!
Брови Хайзенберга поднимаются в удивлении, сильнее выделяя борозды морщин на лбу. Словно он не ожидал такого вопроса. Словно ожидал чего-то… другого? Но быстро берёт себя в руки, стирая с лица удивление и вновь зубасто скалясь в притворном веселье.
— Понятия не имею, о чём ты, — разворачивается спиной и уже было идёт к выходу из сарая.
— Не ври мне! — рявкает Итан, и палец машинально давит на крючок.
Мелкая железная дробь застывает в сантиметрах от спины и плеч Хайзенберга, паря в воздухе, как гелиевые шарики. Итан давится воздухом от удивления — это ещё что за магия? Телекинез? Так вот как железная стойка сама встала на место? Хайзенберг оборачивается, и исходящей от него злости можно коснуться рукой, ощутив кожей обжигающий холод его взгляда.
— Не играй с огнём, Итан. — зло выплёвывает мужчина.
И дробь летит прямо в Итана, остро впиваясь в предплечье откушенной руки, ровно между лучевой и локтевой костями, и бедро. Только в двух местах, таких незначительных, что в мыслях мелькает — специально, чтоб больно, но наверняка не смертельно.
Итана скручивает боль, такая сильная, сильнее, чем от обычного огнестрела. Словно железные кусочки продолжают медленно впиваться в мышцы, разрывая волокна, а не остановились сразу, как только влетели в тело. Рукав толстовки и штанину вмиг пропитывает тёплая кровь, в голове пульсирует, и он, не удержавшись на ногах, падает вперёд на колени, жмурясь в попытке хоть немного сократить острую боль.
Мышцы перестаёт разрывать, и Итан краем темнеющего сознания слышит приближающийся стук тяжёлых ботинок. Его дёргают за волосы, заставляя поднять глаза. Взгляд цепляется за отражение его собственного измученного лица в тёмных стёклах очков.
— Достаточно? — скалится Хайзенберг, выдыхая горьким табаком в лицо Итану. — Или ещё?
С этими словами руку и ногу в тех же местах снова прошивает боль, словно наглядно демонстрируя, насколько Хайзенберг — тварь, которой нельзя доверять. Итан скрипит зубами, жмурится, но не издаёт ни звука. Хайзенберг читает открытую ненависть в светлых зелёных глазах.
— Ого какой, — хмыкает. — Чувствую, с тобой будет весело.
========== II ==========
Тупая ноющая боль течёт по всему телу, словно заменяет собой кровь в венах. Мышцы в ногах неприятно тянет, сковывает движение, как после тяжёлой тренировки на износ. Нет, Итан успел здорово подготовить своё тело в течение того времени, когда проходил специальную военную подготовку под руководством Криса Рэдфилда, но такие забеги определённо являются его пределом. Рычащие голодные оборотни, огромные волки, секты из откровенно опасных человекоподобных существ, способных мановением руки остановить летящие железные пули — больше похоже на дурной сон, даже нет, на кошмар. Очередной ужасающий кошмар, который не должен был повториться в его жизни — похоже, Итан неумышленно магнитит неприятности на свою задницу.
Прокушенное плечо неприятно тянет, а по всему телу ощущаются гематомы — да, заживающие, пусть и постепенно, даже крайне неторопливо, ведь их так много, что это займёт порядком времени. Итан вспоминает, как его мотал рычавший волк, и по спине бегут мурашки — именно с этим существом он надеется больше никогда не встретиться. Очень надеется.
Итан открывает сухие глаза, промаргивается, пытаясь сфокусировать взгляд. Прямо перед носом на железной пластине, прикреплённой к стене, что-то выцарапано: буквы и цифры вразнобой. Долго всматривается, щурясь. Двойка, шестёрка и восьмёрка — из цифр. И… «n», «r», «e», «w», «t», «i» и «s». Вздыхает. Даже нет желания понимать, что это значит. Что-то среднее между раздражением и липким страхом касается внутренностей — как бы это всё не закончилось чем-нибудь наподобие крайне «весёлых» забав Лукаса.
Итана машинально передёргивает, и он отворачивается от стены, упираясь взглядом в потолок. «Посмотри вниз» — немного неаккуратно выведено жёлтой краской между тонких железных балок и труб непонятного назначения.
«Блядь» — откровенно усталое в голове.
Хочет было накрыть руками глаза — абсолютно детский жест, как попытка спрятаться от того, что происходит вокруг. Недоумённо смотрит на левую ладонь. Перебинтована. Разве Итан бинтовал её? Даже практически не болит, только слегка, отдалённо, просто чтобы не забывал. Двух откушенных пальцев нет, разумеется, но рваная ноющая кожа и обломки костей аккуратно обмотаны желтоватым тканевым бинтом. Щупает безымянный, заглядывает под повязку, оттягивая неаккуратно расходящийся на рваные нитки край — простое позолоченное кольцо матово поблёскивает, покрытое тонкой кровавой корочкой. Оно всё там же, на месте, не потерял, не сняли. Хорошо. Вторая ладонь, некогда глубоко оцарапанная о битое стекло окна, и вовсе целая — все раны затянулись после обработки антисептиком. Итан резко садится на кровати, задирает продырявленный дробью рукав куртки — предплечье не просто не болит, оно целое, о странном ранении напоминают лишь небольшая метка свежей розовой кожи — скорее всего, останется очередной шрам — да повреждённая одежда. Как и на бедре, не смотрит, но чувствует. Падает обратно на кровать, характерно скрипнувшую сеткой. Приходит к выводу, что металлическую дробь вытащили, иначе бы болело и так быстро не зажило. О том, что его раны затягиваются только после раздражения обработкой, думать даже не хочет.
