Рыньи объявился, когда нав и колдунья доедали похлёбку. Ложку Ромига держал сам, хватит уже валяться тряпочкой!

Как здорово было бы влезть к Вильяре в мозги или учинить ей допрос с пристрастием! Выяснить, что происходит с навом, с ней самой, со всем её щурами и асурами драным миром? Что она знает и думает об этом? Но пока Ромигины возможности, мягко говоря, ограничены: он способен лишь смотреть, слушать, задавать вопросы… Тоже не мало, если умеючи.

Тем более, Вильяра не избегает беседы. Наоборот, она явно ищет возможности выговориться. Снова прогнала Рыньи и, кажется, зачаровала комнату от подслушивания.

— Нимрин… Ромига, скажи, ты слышал, как я звала Камень?

Нав отметил, что сытная еда и тепло жилого дома так и не уняли дрожь Вильяриных пальцев, глаза колдуньи — солнца в День Владыки, и запах страха сочится из её пор.

— Слышал. Не всё, но кое-что. А что, я не должен был?

Она отрицательно мотнула головой, понимай, как знаешь. Спросила, требовательно заглядывая ему в глаза:

— Ты запомнил песнь? Ты сможешь повторить её, если колдовской дар вернётся к тебе?

Ромига постарался улыбнуться ей мягко, успокаивающе. Хотя, как это смотрится на его обожжённой роже — асур знает.

— Если. Пусть сначала вернётся. Скажи-ка, Вильяра, а ты надеялась, что Камень возвратит мне дар вместе со здоровьем?

— Я надеялась… Вернее… Ромига, я хочу, чтобы ты знал: никто не учил меня призывать бродячие алтари. Никто из живых или недавно умерших. Никто из моих наставников. Никто, ты понимаешь!?

Он понимал, что очень могущественная и не трусливая колдунья смертельно напугана. Но что именно её напугало?

— Никто не учил тебя? Так может, поэтому ты и не смогла?

Вильяра отчаянно замотала головой:

— Если бы! Но я уверена, моя песнь была действенной. Я не знаю, откуда, но я совершенно точно это знаю. Просто Камень не пожелал идти на мой зов. Так бывает. А вот чего я не знаю, так это повезло нам с тобой, или нет, что Камень не явился.

Нав фыркнул:

— Терпеть не могу подарков из ниоткуда! С ними вечно какие-то неприятности. Поэтому я предпочту думать, что нам повезло.

— А ещё… Ромига, я… Сейчас мне кажется, я не вполне сознавала себя, когда затащила нас с тобою в Дом Теней и запела там песнь Призыва, — она осеклась, ужас плеснул из расширенных зрачков.

Вот теперь — страшно. По-настоящему. Потеря контроля для мага её уровня — как правило, смерть. Вопрос только, чья? Теперь понятно, почему Вильяра в Доме Теней остерегалась схлопотать от нава по башке и приняла меры предосторожности. Контроль-то она теряла, а соображалку — не вполне, значит, была втройне опасна… Опасна до сих пор?

Никаких магических возмущений Ромига не ощущает: совсем. Это сбивает ему старательно наработанные реакции. Потому он держится гораздо спокойнее, чем должен. А с другой стороны… Что ещё он может противопоставить идущей вразнос колдунье, кроме этого своего не вполне естественного спокойствия? Ведь даже в идеальной форме гарка Ромига, не факт, что справился бы с мудрой Вильярой. Не факт, что сумел её безопасно скрутить или уничтожить. А сейчас решать проблему силовым путём — как доходяге-челу переть на гарку. Зато, и полуживой Ромига вполне в состоянии затянуть простую, «детскую» песенку, которая действует на всех голки: без приложения колдовства, на одной привычке.

Вильяра охотно подхватила Зимнюю песнь умиротворения, и ей-то было, что туда вложить! Если она не экранировала комнату, небось, хватило на весь дом Кузнеца.

Допели. Помолчали.

— Вильяра, а ты можешь рассказать, что с тобою происходит, кому-то из мудрых? Посоветоваться с тем, кому доверяешь? Кого уважаешь?

Она кивнула:

— Я должна. Я расскажу всё Альдире. Я назвала его наставником, и он сейчас временный глава Совета Мудрых. Ему следует знать. С тех пор, как я ранила себя в Пещере Совета, со мной творится неладное. Я не знаю, какой вихрь подхватит меня завтра, и куда понесёт. А я не желаю становиться чем-то вроде Великого Безымянного! Нимрин, пожалуйста, выздоравливай скорее!

— Я стараюсь. Вильяра, а как ты думаешь, когда ты призывала ко мне Тьму, тебя тоже несло?

— Нет. Я просто надеялась ускорить твоё исцеление, но я переборщила. Хотя… Нет, вряд ли… Возможно, песнь старшей стихии странно наложилась на мой искажённый дар? Я не знаю.

— Вильяра, попробуй ещё раз. Осторожно. Медленно.

— Нимрин, ты спятил! Без присмотра Альдиры — я больше ни за что!

Он вздохнул с облегчением:

— Я рад, что ты это сказала. А споёшь, как пела раньше?

— Да, если ты настаиваешь.

— Да, я настаиваю.

Волны тепла и холода, мурашки, лёгкое покалывание — ничего экстремального. Кажется, Вильяра осторожничала, Ромига не возражал.

А потом колдунья переместила его в купальню или баню: небольшую пещерку, где полно горячей воды и пара. Там уже хозяйничал Рыньи, смешивая воду в огромных кувшинах. Колдунья с мальчишкой помогли Ромиге смыть с кожи всю накопившуюся за время болезни дрянь. Облегчение — неимоверное! Слабость — тоже, но вопреки обстоятельствам, Ромига внезапно ощутил себя почти довольным жизнью.

Так он и уснул: чистый, укутанный в чистые шкуры. Лёгкий, как дуновение ветерка, как лунные блики на снегу…

Сияющий чертог, свет полной луны — искрами сквозь мириады граней. Камень-алтарь: Ромига повидал их достаточно, чтобы не обознаться. Тело на алтаре — асур. Их-то Ромига не встречал во плоти, но сие немыслимое совершенство ни с чем не перепутаешь. Ненавистный враг лежит на спине, руки сжаты на рукояти кинжала, клинок — в сердце. Лицо с закрытыми глазами величественно-спокойно, как у статуи. Враг не шевелится и не дышит, но считать его мёртвым преждевременно.

Три шага вперёд, провернуть клинок в ране, выдернуть и полоснуть по горлу, одним ударом отсекая голову от тела…

Нав даже не начал движения, как пол ушёл из-под ног, лавиной обломков увлекая в пропасть. Было ли там дно, Ромига так и не узнал — просто очутился в исходной точке.

Скользящий шаг вперёд и в сторону: без мыслей, без намерений, просто чтобы не стоять, где однажды провалился.

А теперь, нав Ромига, придержи-ка свои инстинкты, осмотрись и подумай. Где ты? Как ты сюда попал? По чьей воле ты здесь?

Не по своей — точно. Засыпая в доме Кузнеца, Ромига не думал об асуре: насколько возможно не думать об этой белой обезьяне. По крайней мере, нав не горел желанием повидаться с тварью немедленно. Однако они оба здесь, в этом чертоге.

Реально ли происходящее? Колдовать Ромига не может, магию не ощущает. Поэтому для начала он быстро осмотрел себя, насколько смог без зеркала. Цел, не истощён. Одет по-охотничьи. Никакого оружия или артефактов. Итого: отличия от предыдущего момента, где он себя помнит, очевидны и существенны. Вряд ли у него выпало из памяти, как он выздоравливал. Скорее, это сон или наваждение… Ладно, допустим.

Лёгчайшим, плывучим шагом нав приблизился к алтарю — пол держал, не проваливался.

Что имеем здесь, кроме объекта генетической ненависти и острейшей личной неприязни? Беломраморная глыба: грубо отёсанная, с проушинами для ремней, но сами ремни отсутствуют. Привязи не нужны, лежащий на алтаре принёс себя в жертву сам. Асур смертельно ранил себя… Или не смертельно? Маловато Ромига интересовался физиологией Первых, кто же знал, что пригодится… Несомненно, рана — тяжёлая, и оставленный в ней клинок не способствует заживлению. Ключевой вопрос: алтарь вытягивает жизнь из жертвы или, наоборот, хранит её и поддерживает, как было с Онгой?

Нав сделал ещё один малюсенький шаг вперёд и коснулся Камня. Не ощутил ничего, кроме прохладной шероховатости мрамора: магическая составляющая мира недоступна, хоть разорвись! Набрался решимости, смирил отвращение и дотронулся до врага. Асур не среагировал ни на первое, осторожное прикосновение к плечу, ни на беглую проверку кое-каких медицинских показателей. Насколько Ромига смог определить без сканирующих арканов, враг в глубочайшем анабиозе.