Он ещё слышит голоса голки, но смутно. Вильяра жалуется, что не хочет исцяться такой ценой. Альдира отвечает, мол, тоже не рад, однако нужно погадать на все возможные расклады.

И песня: на два голоса. Чьи-то ласковые пальцы гладят Ромигин лоб и виски. Нет сил отстраниться, а потом желание пропадает. Мягкие подушечки медленно обводят переносицу и дуги бровей. Скользят по скулам, вдоль челюсти — к подбородку. Касаются губ и век. Массируют уши. Безошибочно находят, где нажать, чтобы уши стали острыми, а нав подскочил, как встрёпанный… Не нажимают, плавно водят кругами, и трудно придумать что-то более расслабляющее. Он не доверяет ни голосам, ни рукам мохнатых тварей. Ещё больше опасается того, кто может явиться к нему в сон. Но передышка не просто нужна, а жизненно необходима. И он выравнивает дыхание, замедляет суматошный стук сердца, успокаивается — засыпает.

Чья-то рука на запястье: ужасно знакомым хватом, знакомо волочит его по каким-то кочкам. Куда? Зачем? Почему?

— Рыньи?!

— Да, это я, Нимрин. Ты не просыпайся, пожалуйста! То есть, у тебя всё равно не получится. Мудрые крепко тебя усыпили, а я добавил. Но ты и не старайся. Сначала выслушай меня.

— Да, Рыньи, я тебя очень внимательно слушаю.

— Нимрин, они не зачаровали комнату! Мудрые, то есть, Вильяра с Альдирой, её не зачаровали. Забыли зачаровать, а я нарочно сел под дверью и всё подслушал. Всё-всё-всё! Как Асми говорил через Вильяру. И как мудрые потом совещались. Они, двое, убрались из тёткиной комнаты в какое-то логово. Они собираются там гадать, но я уже всё понял и всё решил. Ты, Нимрин, мой друг! Я никому не отдам тебя в жертву! Альдира объяснял Вильяре: либо две жертвы на двух алтарях, либо ни одной. Вот, пусть будет — ни одной! Ты же знаешь хрустальный чертог Асми, ты видел его во сне. А я научился ходить изнанкой сна. Я протащу нас обоих по твоему следу. Мы ведь сможем снять этого Асми с алтаря? Ну, как ты снял другого Иули?

— Рыньи, откуда ты знаешь про того Иули?

— Так Альдира же спорил с Вильярой! Они говорили, наше с тобой дело гораздо проще. Просто вынуть из Асми нож, и Камень вылечит его, а потом отпустит. Асми ранил себя чисто, не как злая ведьма — Иули.

Полёт мысли малолетнего сновидца ошеломляет нава. Тем более, Ромига сам подумывал о таком варианте. Но прямо сейчас, с наскоку, без подготовки?

— Ох, Рыньи, как же у тебя всё просто!

— А чего сложнить-то? — смеётся.

— Не сложнить, а усложнять.

— Да какая разница! Главное, мы уже на месте. Вот теперь, давай, Нимрин, просыпайся… У-у-у-юй!

Мальчишка заорал, и было с чего: неистово-алый, яростный свет выжигал глаза даже сквозь веки. Солнце едва взошло над облачным горизонтом, но мириады хрустальных граней множили сияние до нестерпимого. Что же будет в полдень?

Помня, как тут всё проваливается, нав откатился подальше от скорчившегося на полу Рыньи. Сел. С третьей попытки встал на шаткие ноги. Попутно обнаружил, что одет во что-то охотничье, и оно болтается на нём, как на пугале, а штаны норовят сползти. Стянул вздёржку и пояс, оправил подол куртки, тут-то и глаза немного притерпелись к свету: можно озираться, изучать обстановку.

С ночи — без перемен. Та же башенка, те же горы вокруг. Асур как лежал на своём алтаре, так и лежит. Рассветное пламя тщится перекрасить его в чуда, но увы, безуспешно: само уже перецвело из алого в соломенно-жёлтый, а там и до белого недалеко. Глаза болят, слезятся… Хватит тянуть время! Если что-то делать, то сейчас.

Ромига подошёл вплотную к алтарю. Потрогал холодный мрамор, по-прежнему не ощущая ни следа магии. Заглянул в лицо врага. Одно в нём, пожалуй, поистине прекрасно: вот эта его каменная неподвижность. Если бы поганец спал и не отсвечивал… Смиряя отвращение и страх, нав проверил жизненные показатели твари. Напоминает окоченелый труп, но к сожалению, только напоминает.

И снова нечего тянуть время! Либо решиться: совершить то, что Ромига пообещал асуру, и зачем Рыньи притащил его сюда. Либо отступать и принимать то, что с ним самим собираются сделать мудрые. Как лучше для Голкья? Да честно говоря, уже плевать! Этот мир вымотал из нава всё, что не забрал душекрад. Всё, кроме жизни, и на неё посягает. Так пусть подавится!

Ромига вдохнул и выдохнул, размял руки. Попробовал призвать набор инструментов — впустую. Ну и ладно. Рана аккуратная, можно ничего не чистить, не шить. Регенерируют асуры почти так же хорошо, как навы. И Камень ему в помощь!

Осторожно, бережно Ромига разжал холодные пальцы асура, стиснутые на рукояти. Взялся за неё и плавно потянул вверх. Кинжал вышел, почти не оставив следа. Крохотный надрез с припухлостью по краям, да пара капель серебристой крови… Кровь! Запах! Выпустить её всю, растерзать врага, добить… Не здесь и не сейчас. Не на алтаре!

Нав глянул на клинок, пытаясь понять, из чего он? Не золото, не лунный сплав — что-то полупрозрачное, светящееся изнутри… Истаявшее вместе с рукоятью, при попытке проверить остроту на ногте. Вот же погань! Но клинок — ерунда, важнее состояние врага: пока без перемен. Убраться бы прочь, пока он не очухается, а то благодарности можно не пережить.

— Рыньи!

Нет ответа: мальчишка лежит, не шевелится. Не поворачиваясь спиной к алтарю с асуром, Ромига отступил к своему проводнику. Позвал его ещё раз, потрогал ногой, всё без толку. Сел рядом, вытеребил из комка шкур вялую, холодную и влажную руку, нащупал пульс-ниточку — ругнулся отчаянно. На это они с Рыньи не рассчитывали. То есть, Ромига не успел спросить, на что рассчитывает малолетний балбес. Например, что он думает про магическую защиту, которой в хрустальном чертоге не может не быть? Удивительно, что обоих не испепелило… Нет, вопреки здравому смыслу, в своей безопасности Ромига не сомневался. И мальчишку своей уверенностью заразил: вместо того, чтобы подумать и предостеречь.

Хорошо, что не насмерть! По крайней мере, не сразу. Возможно, юный сновидец даже оклемается без последствий? Но увы, он не уведёт нава из башенки быстро и незаметно. Ромига его тоже не утащит: выхода для не магов асурская архитектура попросту не предусматривает.

Разве, что аварийный? Нав приник к узорчатому витражному полу, высматривая, далеко ли лететь, если тот снова провалится под ногами? Нет, совершенно не вдохновляет: с милю до облаков и неизвестно, сколько под ними. Скальные отвесы — мечта альпиниста, ветер развевает снежные шлейфы. Короче, ни зацепиться, ни пережить спуск. Ладно!

Ромига ещё раз проверил состояние Рыньи: не ухудшилось. Уложил мальчишку поудобнее, больше-то помочь нечем. Проверил асура… Этому пациенту явно лучше! Даже любопытно наблюдать, как светлые выходят из регенерационного анабиоза.

Любопытно, только очень уж долго. Дело к полудню, свет режет глаза, ноги подкашиваются. Опираться на Камень-алтарь — дурная идея, хотя Ромига по-прежнему ничего не ощущает. Отошёл, сел рядом с Рыньи, облокотясь о хрустальную стенку. Усталость обволакивает, сковывает тело и разум…

Полыхнуло над алтарём, и асур встал: словно птица взлетела. Всплеснул руками-крыльями — белоснежные, струящиеся одежды облекли стройную фигуру. Коснулся волос — они сами собой перевились в жгуты, косы, и улеглись вокруг головы. Лишь после этого асур с видимым удовольствием потянулся. Посмотрел на свои руки. Огладил лицо. Расправил складочку на одежде… Полуденный свет слепит, скрадывая подробности, но такое ликование, наслаждение собственной телесностью ни с чем не перепутаешь!

И немного дежавю…

Ромига зарычал, взвился на ноги, хотя минуту назад казалось, пальцем не шевельнёт — стена лучей выросла перед ним, отрезая от хозяина чертога.

Тот, наконец, перестал охорашиваться и обратил внимание на своего гостя:

— Осторожно, нав! Будь последователен. Не пытайся испортить свою же великолепную работу. Я тебе этого не позволю, но ты поранишься.