Она встряхивает миску, наполненную зерном, и ветер уносит обсевки. Ее глаза следят за движениями рук – вниз-вверх. Ее сердце замедляется до ровного ритма. Все звуки мира стихают до своей нормальной жужжащей умиротворенности. Она снова настолько погружена в свою работу, что не сразу замечает Астер в окне: та внимательно смотрит на нее, ее глаза двигаются вместе с глазами Хирут, фиксируют, как девушка смотрит на конюшню, как наклоняется в ту сторону. И только когда Хирут слышит стук-стук-стук, она испуганно поворачивается и видит женщину, которая стоит, прижав руку к стеклу, словно собирается раздробить его в кулаке.

Позднее она истолкует этот импульс как инстинктивное желание спастись бегством: Хирут оставляет тефф, встает. Ее уже трясет, ее тело реагирует на те слова, которые еще только формируются. Астер выходит из дома и становится рядом с ней, прослеживает направление ее взгляда. Астер сходит с веранды, останавливается, чтобы повернуться и посмотреть на Хирут, потом поворачивается к конюшне. Хирут смотрит на спину Астер, на ее сжатые в кулаки руки, висящие по бокам. Они обе стоят так одна за другой лицом к конюшне, наконец Астер делает один шаг вперед, другой, а Хирут идет следом, ее ведет страх, который сильнее ужаса, пытающегося ее остановить.

Астер останавливается у дверей конюшни. Что здесь такое? Она зубами перетирает каждое слово.

Позднее Хирут скажет, что никак иначе это и не могло случиться. Она не могла ничего другого – только признаться и просить прощения. Глупо было брать эти безделушки, драгоценности, выведенные из оборота монеты. Глупо было воображать, будто все это принадлежит ей. Нет такого места на Земле, где девчонка вроде нее может владеть теми вещами, которые она закопала для хранения. Она всегда знала это, как знала и то, что никогда больше не увидит своей винтовки. Некоторые люди рождаются для того, чтобы владеть вещами. А другие рождаются только для того, чтобы класть эти вещи на предназначенные им места и чистить их. Эта мысль была ей знакома, но она предпочла ее игнорировать, надеясь, что усилием воли сможет превратить себя во что-то другое.

Ты здесь прячешь что-то?

Нет, говорит Хирут.

Хирут ждет, что Астер скажет что-то еще, но женщина стоит там и не двигается.

Так где же оно? Я видела, ты поворачивалась в эту сторону каждый раз, когда кто-то сюда подходил.

Она видит, как напряглась спина Астер, как сжались челюсти, отчего натянулись мышцы на шее. Астер сдерживает ярость, ждет идеального мгновения, когда можно будет дать свободу своим чувствам. А в том, что такое мгновение настанет, нет никаких сомнений.

Скажи мне, что ты делала. Кровь ударяет ей в лицо. В глазах собираются слезы – она смаргивает их.

Я искала мою винтовку.

Пространство между ними удлиняется, и они словно стараются не потерять равновесия, потому что земля под ними начинает ходить.

Ты не понимаешь? Взгляд, которым она вперилась в Хирут, колеблется между ненавистью и разочарованием. Винтовка больше тебе не принадлежит.

Хирут вытирает глаза. Она не хочет, чтобы эта женщина догадалась, как опасно близка к разгадке.

Из конюшни повеяло спелым запахом навоза, едкой резкостью мочи и соломы. Они обе одновременно чувствуют этот запах, а когда Астер поворачивает голову, Хирут делает то же самое и обнаруживает, что край поленницы торчит из-за угла здания. Она быстро отводит взгляд и останавливается на дверях конюшни, но перед этим встречается взглядом с Астер.

В моем доме много спрятанных вещей, ты так не думаешь? Астер произносит это тихим голосом, но теперь очевидно, что ее трясет от ярости. Она пытается сдержаться, успокоиться, отчего напрягается каждый ее мускул. Лицо ее от усилия распухает, рот растягивается в мрачную линию.

Я видела, ты орудовала в моей спальне, продолжает Астер. Ты заходишь в его кабинет и роешься в бумагах. Ты ведь даже читать не умеешь. Думаешь, сможешь заменить меня?

Из конюшни доносится громкое фырканье Адуи.

Хирут смотрит на рот Астер в ожидании слов, которые сломают ее решительность и поставят ее на колени. Она чувствует, как краска бросается ей в лицо, устремляется в то место, к которому Кидане прикасался губами. Она поднимает руку, чтобы отогнать это ощущение прежде, чем заметит Астер.

Кто ты? спрашивает Астер.

Хирут подтягивает воротник своего платья, опускает голову. Она знает, кто она, но еще она знает, что ей конец.

Я ничего не хочу, говорит Хирут. Только вернуть мою винтовку.

Астер поднимает руку, чтобы ударить ее, но сдерживается. Она берет руку Хирут, тычет большим пальцем в ее локоть. Ты все еще считаешь, что этот мир построен для тебя? спрашивает она. Ты родилась, чтобы приспособиться к нему. Вот в чем твоя судьба. Судьба твоей матери. Твоя винтовка принадлежит Эфиопии. Ее отдали тому, кому она нужна, чтобы воевать. Неужели ты думаешь, что ты важнее страны?

Астер тащит ее за собой к стене здания перед поленницей. Ну, давай, покажи мне.

Вот кое-что про нее: ей нравится петь. Ей нравится звук ее голоса, заключенный в мелодию и выкатывающийся из горла. Мать научила ее, как сделать так, чтобы голос мог метаться между двумя чувствами, не раскалываясь. Она поет, чтобы запомнить, приколоть факт к ритму и надежно разместить его в голове. Когда она создает песню, она может изменить событие, развернуть происходящее в нем действие, изменить его смысл, даже предать его забвению. Она всегда осознавала неустойчивую природу правды. Она знает: чтобы что-то тронулось с мертвой точки, нужно верить.

И когда Астер ведет ее к стене здания за поленницей и говорит: Ну, теперь покажи мне, Хирут думает о мелодии и позволяет ей подняться из груди и обосноваться внутри горла, в готовности. Песнопение, которое очистит настоящий миг. И когда у нее не остается выбора, только полено за поленом начать разбирать поленницу под наблюдением Астер, которая стоит, сжав губы, Хирут начинает напевать. Она снимает один ряд за другим, поспевая за печальными модуляциями ее бессловесной баллады, она начинает произносить имя матери: Гетеи. Она шепчет его, продолжая работать, пока не остается ничего, кроме узкой горки земли, которая обвинительно отвечает на ее взгляд. Она и Астер стоят перед горкой, утратив дар речи, наконец Астер опускается на колени, ползет к ямке и начинает копать.

Хирут поворачивается к ней спиной. Потом она чувствует, что ее качает. Ее тело начинает складываться, и даже имя матери не имеет достаточной силы, чтобы удержать ее на ногах. Она кладет голову на землю, прижимает к коленям, защищает руками голову и ждет, стонет с усиливающейся истерикой: Эмама, эмайе, помоги мне.

Вот что находит Астер: две помятые сигареты, сломанный карандаш, кожаную сумку, пустую таблетницу, стопку проштемпелеванных документов, кожаный браслет, пепельницу, часы без браслета, штемпельную подушечку и сломанный компас, маленький камушек янтаря, мухобойку из конского волоса, ржавый карманный нож, складной веер, два сложенных конверта, деревянный нательный крест, два закрытых медальона, две серебряные цепочки, накрученные на нож для открывания писем с серебряной рукояткой, кожаный нательный крест, шесть спичечных коробков, клочок черного бархата, голубой камень, ложку с золоченой ручкой, поколотый кусочек песчаника, связанный узлом негодный хлопок, сережки из фальшивого золота, поцарапанную чайную чашку, маленький бинокль и ее ожерелье.

В эту минуту произносятся какие-то слова, но Хирут потом не сможет вспомнить, она или Астер цеплялась за надорванную кромку сломанной мысли: Эмайе, эмайе, почему ты не сказала мне? Почему ты не сказала мне, что все будет вот так?

Астер покачивает ожерельем над головой Хирут. Она, похоже, не в силах понять, что держит в руке. Ее лицо искажено, черты крошатся, потом собираются воедино, потом снова распадаются. Она покачивает головой и говорит: Какое она имела право? Какое она имела право? Потом она опускает взгляд на Хирут, и в этот момент Хирут понимает, что подняла голову, чтобы увидеть новую версию Астер: терпящую крах и взбешенную, ошеломленную до невообразимой растерянности, склонившуюся под воздействием невидимой силы, которую Хирут может чувствовать, но не в силах понять.