В середине июня я уволилась с работы, чтобы закончить диссертацию. Ранним августовским утром, после нескольких недель, на протяжении которых я заставляла себя писать по шестнадцать часов в день без выходных, я принесла в свой кабинет кружку кофе и включила компьютер. Открыла свой черновик, перечитала параграф, написанный накануне, и начала писать.

На середине первого предложения меня вдруг вырвало на клавиатуру.

Я сбегала за бумажными полотенцами, чтобы убрать беспорядок, и тут стало очевидно, что моя рвота навсегда застряла под некоторыми клавишами. (Особенно сильно пострадала клавиша пробела.) Никакое количество бумажных полотенец не могло исправить ситуацию.

Я почистила зубы, вымыла свои веснушчатые руки, надела обувь и взяла бумажник. На улице выбросила клавиатуру в мусорный бак и села в машину. Я доехала до торгового центра и припарковалась. Было семь пятьдесят утра. Когда Стэйплс[2] открылся в восемь, я была первой, кто вошел в дверь.

С новой клавиатурой в руках я вернулась к своему компьютеру и закончила свое первое утреннее предложение в восемь тридцать.

Чтобы стало понятно, у меня не было ни внезапного острого пищевого расстройства, ни пищевого отравления. Точнее? Я годами жила с постоянными периодическими приступами тошноты и отсутствием аппетита.

Вот моментальный снимок моей чрезмерно распланированной, чрезвычайно рассортированной и исключительно строго организованной жизни – где-то около 2002 года у меня было компульсивное желание[3] достигать. Я пристрастилась к изматывающим тренировкам для поддержания тела в форме. Я была постоянно бодра на работе, испытывая при этом значительные перепады настроения и приступы плача дома. В уме вихрем проносились мысли о моем бесконечном списке дел и сценарии из разряда «что, если». Мое тело было в постоянном режиме сверхбдительности от необходимости проецирования вовне ауры самоуверенности, а внутри все было напряжено в ожидании того или иного провала. Я очень страдала от клаустрофобии и сверхчувствительности к толпе, трафику, шуму и яркому свету. Я редко хорошо спала, бессонница перемежалась с ночными кошмарами.

Оглядываясь назад, я понимаю, что сообщение, которое мое тело передало мне в то утро, было умным, драматичным и точным. В тот момент меня буквально тошнило от этого проекта, и мне отчаянно нужен был перерыв.

Однако тогда мне некогда было подумать об этом. Мне нужно было закончить диссертацию, и времени на это почти не осталось.

Я проигнорировала этот довольно острый сигнал своего тела и просто продолжила писать.

Сдала готовую рукопись к сроку. Успешно защитила докторскую диссертацию и начала преподавание осенью того года.

Я все так же была подвержена приступам тревоги и одержимой работой развалиной.

Как я дошла до такого, что в итоге меня буквально стошнило на диссертацию на степень доктора философии в Гарварде? Почему мое тело подало мне такой экстремальный сигнал в то утро? И почему мой (в основном бессознательный) ответ по умолчанию был – просто проигнорировать и пересилить этот сигнал и продолжать продавливать свое?

Поиск ответов на эти вопросы во многом мотивировал мою работу, которой я занималась в последние пятнадцать лет. Возможно, и это не удивительно, что, поскольку я политолог, преподающий международную безопасность, тогда, в 2002 году, я сделала вывод, что инцидент с клавиатурой означает лишь, что мое тело ведет повстанческую борьбу против стремления моего ума действовать и добиваться успеха.

Конечно, из этого объяснения следует и рекомендуемое лекарство, а именно – карательно-репрессивные действия. Другими словами, просто оказывайте упорное сопротивление, получайте доступ к глубоким колодцам силы воли и решимости и прорывайтесь. Иначе это просто психическая слабость и лень, верно?

На протяжении многих десятилетий я считала свою способность игнорировать и пересиливать сигналы тела и эмоции ценной способностью – признаком силы, самодисциплины и решимости. И с одной стороны, это так и было. Но, как я объясню далее на страницах данной книги, с другой стороны, эта «стратегия по умолчанию» на самом деле подрывала мою производительность и благополучие.

Разумеется, я не одинока, пребывая в таком состоянии. Это довольно распространенный способ отношения к переживаемому в жизни, который многие называют «смирись и двигай дальше», или «прорвемся». Современная американская культура в целом – и воинская культура в частности – приветствует такой подход к жизни. Мы все слышали и, возможно, даже восхищаемся историями о людях, упорно преодолевающих жизненные невзгоды или просто некие вызовы и неудачи, чтобы добиться успеха. И, как я вскоре объясню, многие удобства в нашем современном мире существуют почти целиком для того, чтобы облегчить нашу приверженность привычке «смирись и двигай дальше». Тем не менее, хотя собственной решимостью прорываться сквозь стрессовые обстоятельства можно восхищаться – а в ситуациях жизни и смерти это абсолютно критично для выживания – подобный подход к жизни в длительной перспективе может иметь некоторые довольно мрачные последствия.

В моей жизни привычная зависимость от «смирись и двигай дальше» позволила мне не только уложиться в срок при написании диссертации. В качестве примера можно привести еще ряд случаев. Например это позволило мне: войти в 5 % лучших на курсе по физической подготовке военных, хотя при этом я все еще восстанавливалась после значительного повреждения ахиллова сухожилия; пробежать марафон чуть более чем за четыре часа (при ледяном дожде, разумеется!) через семь дней после того, как острый крюк случайно на два с половиной сантиметра вошел в мою правую пятку; овладеть базовым уровнем нового иностранного языка, работая по 120 часов в неделю перед развертыванием моего подразделения армии США в Боснии после Дейтонских мирных соглашений 1995 года[4].

И в то же время много лет я вела какую-то странную двойную жизнь: внешне вполне успешная (с точки зрения того, как обычно это определяет наше общество), а внутри ощущение, что я – неудачница, тайно борющаяся со своими комплексами и едва держащая себя в руках. Как бы я ни была упряма и настойчива, в конечном счете потребовались потеря зрения и развод, чтобы понять, что есть более легкий путь. Эта книга о том, как я исцелила в себе это раздвоение – и как вы можете сделать то же самое.

В ходе моего стремления осмыслить описанный бунт ума и тела, а также тех разрушительных последствий, которые он оказал на мою жизнь, я погрузилась в параллельный профессиональный поиск, чтобы понять, как жизненные невзгоды, длительное воздействие стресса и травмы влияют на нас, наши решения и действия. На этом пути я создала восстановительную программу для людей, работающих в условиях повышенного стресса, и назвала ее «Фитнес-тренинг ума на основе осознанности» (ФТУО). О ней я расскажу подробнее на страницах данной книги далее. В рамках четырех исследований, финансируемых Министерством обороны США и другими фондами, я также сотрудничала с нейробиологами и исследователями стресса, тестируя действенность ФТУО среди военнослужащих во время их подготовки к развертыванию в зоне боевых действий. В дополнение к обучению и сертификации других для преподавания ФТУО, я работала по программе ФТУО (произносится «M-фит») с сотнями военнослужащих перед развертыванием их боевых подразделений в Ираке и Афганистане, а также со многими военными руководителями, военнослужащими и ветеранами. Я также обучала концепциям и навыкам ФТУО тысячи людей в самых разных условиях с высоким уровнем стресса, включая медицинских работников, агентов разведки, пожарных, сотрудников полиции и других правоохранительных органов, адвокатов, дипломатов, социальных работников, студентов, преподавателей и ученых, заключенных в тюрьме строгого режима, специалистов по оказанию помощи в случае стихийных бедствий, спортсменов, членов Конгресса, высокопоставленных государственных чиновников и руководителей корпораций. На пути к целостности я испробовала множество различных способов и терапевтических методов, включая различные виды психотерапии, йогу, медитацию, а также шаманские техники и тренинги ума. С конца 2002 года я ежедневно занимаюсь практикой майндфулнесс[5]. Я также прошла несколько длительных, интенсивных курсов практики безмолвия, включая пребывание в монастыре в Бирме в качестве буддийской монахини. Наконец в течение нескольких лет я старалась получить опыт клинической подготовки и супервизирования, кульминацией чего стало получение квалификации практикующего врача в области соматической терапии, так как это, пожалуй, наиболее известная из телесно-ориентированных терапий по исцелению травмы.