– А! Привет! Отличное выступление!
– Спасибо, рада, что понравилось. А ты почему не торчишь со всеми прочими фанатками? Упустишь шанс получить автограф.
– Мне это не особенно интересно. – Сью вспомнила, как Ричард толкнул девушку и не смогла не поинтересоваться, она осторожно указала на плечо, – Не больно? Не знаю, что на него нашло… Характер у него не сахар, конечно, но обычно он ограничивается колючими фразочками.
Легонько прикусив кончик своего языка, Сью поняла, что сболтнула лишнего. Пейшенс же словно тут же прочитала её мысли:
– Ах, так вы с Ричардом знакомы, – она улыбнулась, обнажая клыки, совсем небольшие, почти незаметные, но Сью ни за что не свете не спутала бы вампирские клыки с человеческими, – Мы тоже давние… Знакомые. Ничего, я в порядке. Уже в порядке. Спасибо за беспокойство.
Неловкую паузу перебила компания пьяных парней. Они заинтересовались парочкой симпатичных девушек, стоящих в тёмном переулке совсем без сопровождения мужчин. Сперва парни посвистели, заставляя Сью брезгливо морщится, а затем почти сразу перешли в атаку, пустив в ход весь скудный словарный арсенал типичных уличных “соблазнителей”:
– Эй, красотки! Вашей маме зять не нужен? Чего одни стоите? Сейчас будет два! Классная тачка, дашь порулить?
Один из них опасно приблизился к Сью и попытался приобнять, но Пейшенс перехватила его руку и положила на свою талию. Она выгнулась и тут же повисла на Казанове местного розлива, заставляя его отступить.
– Мальчики! Вы очень кстати! Боюсь, моя подруга немного устала и ей лучше поехать домой, – Пейшенс подмигнула Сью и улыбнулась краешком губ, – Но я обещаю, что буду веселиться за двоих!
Из фургончика позади высунулась одна из участниц группы Аннелеты, её недовольное выражение лица говорило само за себя:
– Пейшенс! Нам завтра надо забрать груз! Не время для твоих выходок!
Но Пейшенс только обиженно надула губы и крепче обхватила свою добычу:
– Ну, Энни! Можно хотя бы его взять с собой? Я аккуратно!
– Боже! Ладно! Но в этот раз только одного!
Обомлев от свалившегося на него счастья, парень легко дал себя увести внутрь машины. Автобус завибрировал, зарычал мотором и из открытого окна заорала музыка:
“Behind a smile
There's danger and a promise to be told
You'll never get old
Life's fantasy
To be locked away and still to think you're free
You're free
You're free!”
Обдав улочку волной шума и пыли, авто скрылось за поворотом. Оставшись без одного из заводил, пьяная компания немного потопталась на месте, но совершенно потеряла интерес к Сью, а через несколько минут и вовсе разошлась в разные стороны. На всякий случай чтобы больше не привлекать нежелательное внимание, девушка забралась в машину и включила печку, чтобы согреться. Индия и Мисти вернулись, когда она уже задремала. Довольные и возбуждённые девушки радостно продемонстрировали ладони. На них красовалась аккуратная роспись Брендона.
– Как успехи? – Сью потерла глаза, – Раз вы здесь, значит те фанатки, что сейчас развлекаются с группой, оказались ловчей?
– Мне кажется, Индия соврала, – Мисти зевнула и растянулась на заднем сидении, – Они конечно рок-музыканты, но затаскивать девушек в машину… Это слишком.
Пропустив обвинения в свой адрес, Индия с любовью рассматривала автограф на ладони. А Мисти продолжала:
– И блондин этот какой-то вредный, он просто спрятался за спиной менеджера, оставив толпе на растерзание Брендона. Мерзкий парнишка, издалека видно.
– Блондин? Ты про Ричарда? – Сью начала выезжать, соседки уже клевали носом, им всем скорей хотелось оказаться в постели.
– Наверно, – меланхолично пожала плечами Мисти, а затем мечтательно добавила: – Я только имя Брендона запомнила.
– Ты влюбляешься чаще, чем меняешь трусики! – Съязвила Индия.
– Не правда! – Мисти пнула по спинке её сиденья, но встретившись взглядом с Индией, извинилась, а затем заговорила уже тише: – Он нравится мне как артист! В конце концов, где он, а где я! Мне остаётся только любоваться на автограф! И я тоже хочу плакат!
Продолжая болтать ни о чём, только чтобы не дать себе заснуть, девушки добрались до колледжа. На въезде их встретил мрачный толстый охранник, он проверил их имена по списку и только затем разрешил заехать. Сразу за ними тяжёлые створки ворот со скрежетом закрылись, отрезая девушек от ночных огней неспящего города.
Доброта
Бостон, 1707 год
В ночь перед весенним солнцестоянием Эбигейл заметила, что Этна и Пол покрылись холодным потом. Она попросила Дува перенести их на кухню, поближе к печи. Сама же она сдвинула лавки, накрыла их одеялами и распорядилась положить брата с сестрой ногами к жару. Этна и Пол давно страдали от кашля, против которого не помогали ни горькие капли, ни горячие камни. Последние Эбигейл исправно клала больным на грудь каждую ночь. Но сегодня сиротки вели себя особенно тихо, под их неровное свистящее дыхание Эбигейл и заснула, а когда проснулась, Этна и Пол уже не дышали.
– Отмучились, бедняжки! – С этими словами женщина на прощание коснулась поцелуем сперва лба сестры, а затем брата, и закрыла их лица полотенцем.
Похоронили сироток тем же вечером. И в приюте стало совершенно пусто. Никто больше не нуждался в помощи Эбигейл, скорей, напротив, Дув сам в свободное от работы и занятий у отца Киарана время старался облегчить её труд. Юноша питал к Эбигейл нежные чувства, она вырастила его, заботилась о нём и всегда находила доброе слово. И он первый стал замечать, как её страсть к жизни угасает. Ей больше некому было посвятить себя: её дети выросли и покинули приют навсегда. А Дув больше не нуждался в ней, теперь она стала его обузой. Она чувствовала себя виноватой, когда он вечерами растирал её уставшие больные ноги, когда сам готовил себе еду, потому что она из-за сильной простуды не могла встать с кровати… И когда в тусклом свете он читал ей о невероятных странах и людях, которых она никогда не увидит.
– Милый мой Дув, – Эбигейл мягко касалась его щеки, и он ощущал каждую тонкую морщинку её тёплой и сухой ладони, – Ты уже такой взрослый! У тебя так много впереди! Тебе стоит уехать как можно скорей. Разыщи Дейрдре, передай ей, что я скучаю по ней. Наверняка она живёт сейчас в большом доме и растит кучу непослушных конопатых детишек…
Она повторяла это ему каждый вечер, что им удавалось проводить вместе. Но Дув не понимал её, он лишь снова и снова твердил, что его дом здесь. Рядом с ней.
В рождество этого же года Эбигейл не стало. Она ушла мирно в своей постели. Дув не сразу заметил, утром он подумал, что она снова проспала, и не стал беспокоить. Но вернувшись ночью обнаружил совершенно холодный очаг, промёрзлые стены и запорошенное снегом крыльцо. Ворвавшись в комнату Эбигейл, он опустился рядом с её кроватью, надеясь, что она просто спит. Но она уже не дышала. Замерла на боку, свесив руку, словно пыталась дотянуться до кого-то во сне. Дув лёг рядом на пол так, чтобы коснуться носом кончиков её пальцев. Чтобы ощутить напоследок тепло её рук. Но пальцы Эбигейл уже остыли.
***
На прощание с Эбигейл в часовне собралось много народу, но Дув предполагал, что большая часть из них пришла поглазеть на инквизитора. Его приезд, никак не связанный со смертью Эбигейл, вызвал оживление во всём городе, и маленькая часовня ломилась от напора желающих взглянуть на инквизитора хоть одним глазком. Некоторые занимали место поближе к исповедальне, в надежде получить отпущение грехов, словно чем выше сан исповедника, тем господь будет благосклонней к грешнику.
Дув занял место в первом ряду, поближе к гробу Эбигейл. Сильный и звучный голос отца Киарана отражался от стен и разносил последнюю мессу в каждый уголок часовни. Инквизитор же молчаливым наблюдателем стоял рядом. Служение окончилось быстро. Гроб подняли и понесли на погост. Дув плёлся следом, он уже давно простился с Эбигейл, женщиной, что вырастила его, последним человеком в его жизни, которого он бы мог назвать родным. Сейчас ему казалось, что вместе с ней умерло и его сердце, потому вместо горя он чувствует раздражение. Его раздражало всё: лживые слёзы людей вокруг, каменное лицо Киарана и глубокая морщина меж его нахмуренных седых бровей, важно шагающий инквизитор и разношёрстная вонючая толпа. Одна из женщин вечно пыталась прижаться к Дуву, от неё пахло особенно мерзко. Хоть её платье выглядело опрятно и пошито не под стать местным, а волосы явно укладывала служанка, окружающий её смрад гнили и смерти отталкивал, заставлял сделать шаг в сторону каждый раз, когда женщина приближалась. Её лицо перекосило так, что рот физически не мог закрыться, отчего на подбородке блестела густая бело-зелёная слюна. Один глаз полностью закрывала бровь, раздувшаяся до уродливой багряной шишки. Тонкие шрамы вокруг говорили о том, что лекари постоянно вскрывали нарост и сливали кровь, но это явно не помогало. Броские шёлковые рукава, подколотые к платью на блестящие булавки смотрелись насмешкой над уродством женщины. Будто дорогая одежда может скрыть и вонь, и косое лицо, и горб, и шаткую походку, а красивая причёска скроет выцветшие и поседевшие волосы.