Литмир - Электронная Библиотека

— Как ты себя чувствуешь?

— Дерьмово.

Клаус закатил глаза.

— Иди к ребятам, не то заразишься, — вяло пробормотал Дэйв и уткнулся лицом в подушку. Клаус в ответ заёрзал, отвоёвывая край койки, на которой и для одного едва хватало места. Дэйв устало усмехнулся и послушно устроил голову на плече Клауса, обхватил его руками, чтобы не дать упасть. — Почему ты всегда делаешь прямо противоположное тому, что я говорю?

— Не могу позволить твоему эго раздуться слишком сильно. Иначе, твоя очаровательная головушка лопнет.

— Если ты заболеешь, сержант…

— Почту за честь болеть вместе с тобой.

— Мм, — с улыбкой хмыкнул Дэйв, его дыхание было слабым и тяжёлым. Клаус с особой нежностью запустил пальцы в его волосы и прижался губами к горячему лбу.

Несмотря на лихорадку и бормотание Дэйва (самое милое, что Клаус когда-либо слышал), этот вечер и ночь стали воплощением идеального Рождества, ведь они смогли остаться вдвоём. В палатку даже не заглядывали — никто не хотел ни беспокоить их, ни тем более заразиться.

Клаус волновался и очень старался хорошо позаботиться о своём парне. Он был рад возможности наконец-то отблагодарить Дэйва за всё время, что тот неусыпно присматривал за ним. Может быть, даже слишком старался. Но никто не мог одёрнуть его и Клаус самозабвенно окружил Дэйва любовью.

Лихорадка не отступала, но они ни на секунду не ослабляли объятий и отвлекали друг друга историями о Рождестве… или…

— Я еврей, детка.

— Оу, точно. И почему я всегда об этом забываю? — Клаус закатил глаза.

— Чёртов немец, — Дэйв тихо рассмеялся и Клаус тоже не сдержал улыбки. Они с Дэйвом любили шутить на эту тему — их отношения были маловероятны по многим причинам, а еврейско-немецкий микс привносил в эту картину завершающий штрих. Был этакой вишенкой на торте. Хотя Клаус и не считал себя немцем, а все знания о таинственных родовых корнях ограничивались рассказами Грейс из детства.

Увы, но маленькому Дэйву не нравилась Ханука.* Семейные сборища были сплошным мучением. В дом возвращались старшие братья и сестры, доставали мать и требовали её безраздельного внимания, а Дэйва и Лиззи игнорировали. Они перестали приезжать только после смерти отчима… какой смысл, если денег у семьи больше не было?

После этого праздники Дэйва и Лиззи стали тихими, а присутствовали на них только ближайшие соседи. Они обожали дни, когда у мамы было хорошее настроение, ведь иногда она даже не выходила из комнаты, чтобы пожелать детям счастливой Хануки.

У Клауса о светлом празднике были другие воспоминания: когда он подрос и свалил из дома, то зачастую был так обдолбан, что даже не замечал наступления Рождества. Не то, чтобы он гордился этим фактом. Несколько раз его находил Диего, чтобы убедиться, что брат не откинулся, а если Четвёртый был достаточно трезв, то приходил к нему сам. Клаус обожал уютные ночи за просмотром «Самых смешных домашних видео Америки» на крошечном экране телевизора, но никогда не оставался до утра.

— А когда вы всё ещё жили вместе? В одном доме с двинутым папашей? — тихо спросил Дэйв, вынырнув из полудрёмы. Он лежал на груди Клауса и лениво выводил круги на его животе.

Клаус скривился в попытке вспомнить что-нибудь, но Рождество для них никогда не было особенным праздником. Тренировки, свободное время и уроки были по обычному расписанию. Они, конечно, получали подарки, но исключительно практичные: наборы ножей, боксёрские груши, новенькие аптечки…

— Это какой-то пиздец, — промычал Дэйв в футболку Клауса, а тот хихикнул.

— Да, тут не поспоришь.

Ещё Клаус рассказал о милой традиции, когда в период подросткового бунтарства, незадолго до исчезновения Пятого и смерти Бена, они втайне делали друг другу подарки. А лучшим во всей этой истории было то, что к Рождеству Реджинальд порядочно пополнял запасы алкоголя и в праздники у Клауса не было проблем с самолечением.

К этому времени бормотание Дэйва стало бессвязным и неразборчивым. Клаус зарылся ладонью в его волосы, пропуская пряди сквозь пальцы, и крепко поцеловал Дэйва в макушку. Он чувствовал как любимый проваливается в сон и надеялся, что отдых поможет справиться с болезнью.

— Тш-ш, засыпай.

— М-м.

— Да.

— Но… Но…

Клаус ухмыльнулся и погладил его по спине. Ну и кто теперь самый упрямый и страдающий?

— У меня есть подарок, — наконец связно выговорил Дэйв. Глаза он так и не открыл, а дыхание было медленным и спокойным. Клаус застыл.

— Ах ты сучонок. Мы же договорились ничего не дарить.

И это чистая правда: в начале декабря они решили, что поиск подарков в условиях войны та ещё задачка, и они будут рады просто провести праздники вместе.

— Он и для меня тоже, — Дэйв надулся и чуть пошевелился, а в голосе читалась тревога. Клауса распирало любопытство и он обратился вслух.

— Лаааадно.

В тишине было слышно лишь дыхание Дэйва. Их с Клаусом переплетённые тела казались единым целым и невозможно было разобрать кто есть кто. Клаус нетерпеливо моргнул.

— Дэйв?

— Оу, — Дэйв встрепенулся, слегка приоткрыл глаза и снова зажмурился. Крепче сжал руки вокруг Клауса. — Я приготовил сюрприз.

Клаус хихикнул.

— Я знаю, детка. Какой?

Обалдевший Клаус почувствовал как изменился в лице. Он всё правильно расслышал? Может он задремал? Или это Дэйва одолели бредовые сновидения?

— ЧТО?! — голос Клауса сорвался в вопль. Дэйв поднял осоловевшие глаза и расплылся в довольной улыбке, когда они встретились взглядами.

— Ага.

— ТАИЛАНД? Я… В смысле мы едем в Бангкок? — Клаус привстал на локтях, будто в этой позе было проще поверить словам Дэйва. Но это же было бессмысленно. Нелепо. Это было… Твою мать, неужели? Это правда?

— R&R*, детка, — Дэйв снова закрыл глаза и удобнее прижался к Клаусу. По вздоху можно было догадаться, что он собирался спать дальше.

— НЕТ, Дэйв! Ты не можешь вот так… Мы не можем просто взять и уехать.

Но они могли. R&R не просто означало, что им нужно «отдохнуть и восстановиться» (а им это было нужно). Так называлось короткое увольнение, положенное каждому под конец службы во Вьетнаме. Когда ребята обсуждали Гавайи и прочую экзотику, Клаус думал, что они просто витают в облаках, а оказалось, что можно отправиться в любое из специально утверждённых мест отдыха. Им разрешали просто… взять и уехать?

— На каждого бойца одна такая поездка. Но есть условие — нужно отслужить определённую часть срока. И, разумеется, технически двое парней из одного отряда не могут поехать в отпуск одновременно, но… я дёрнул за нужные ниточки. Скажем так, мы по гроб жизни обязаны сержанту.

— Сардж просто… отпускает нас в отпуск вместе?

— Я несколько раз спасал его задницу, так что мужик мне должен. К тому же, официально ты даже не существуешь… в этом времени. Получается, по всем бумагам я еду один.

Отпуск. С нормальными людьми. В безопасности. С забавными вещами, с настоящей одеждой. Чистый воздух без напалма. Теплый душ. Цвета, помимо зеленого. Отель, да? Отель только для них? Хорошая еда? Много секса. Твою мать…

Твою ж мать.

Клаус вертелся на месте, сам того не осознавая. Когда всё, наконец, встало на свои места и улеглось в голове, он набросился на Дэйва тиская и зацеловывая. Тот улыбнулся и застонал, пытаясь сдержать порывы Клауса слабыми руками.

— Клаус… Детка… Меня вырвет, если ты не прекратишь.

Его, кстати, вывернуло. Не сразу и не из-за неконтролируемого восторга Клауса, а уже позже ночью и, к счастью, за пределами палатки. После этого и холодного душа, Дэйву стало заметно лучше. Уже через два дня он встал на ноги, начал нормально есть и развлекал Клауса разговорами о том, что совсем скоро ждёт их в Тайланде.

30 декабря они покинули лагерь.

Перелёт был неплох, а сам самолёт сильно отличался от тех, к которым Клаус привык. Не первый класс, конечно, но весьма комфортно. Одетые в свою единственную гражданскую одежду, они с Дэйвом не замолкали весь полёт, а во время снижения Клаус прижался к иллюминатору и восхищённо наблюдал за тысячами крошечных человечков, наполнявших большой и красочный город-муравейник. Бангкок не был роскошным, не был стереотипно вылизанным для туристов, как Клаус представлял себе Гавайи или Гонконг… Он был диковат, а ещё полон настоящей жизни и восхитительного хаоса — идеальное место для проказ Клауса. Чем ближе они были к земле, тем сложнее становилось охватить картину целиком — каждый райончик обрастал бесчисленным множеством деталей.

121
{"b":"779314","o":1}