Рядом с диковинным средством передвижения стояла смуглая девушка с иссиня-черными волосами и темными пленяющими глазами. Она принадлежала народу аак’си, местному племени аборигенов, проживающему на Ксахко.

Бабушка рассказывала Уне, что, когда она вместе с ее будущим мужем прибыли на эти земли впервые, многие племена аак’си ушли далеко на запад, в глубь континента. Другие же отказывались покидать свои жилища, пытались сопротивляться и в конце концов сложили свои головы. Когда аак’си осталось совсем мало, их вождь заключил перемирие с ее дедушкой Сибором Милосердным, тогдашним царем.

Со временем мелкие племена коренных жителей Ксахко объединились в одно большое и поселились на отшибе города. Некоторые из них тихо сидят в своих землянках, ведя прежний образ жизни и совершенно не вмешиваясь в жизнь силуитов. Другие же, напротив, всячески пытаются наладить связь с ее народом. Одной из таких была ее служанка Кими, что она взяла к себе на службу, едва заметив. Взяла не только за умение справляться со своей работой, но и за кое-что еще…

– Госпожа. – Служанка изящно поклонилась. – Ваше чтение подошло к концу? – Глаза ее смотрели ей за спину в поисках кого-то. – А где госпожа Милдред?

– Велела прислать за ней позже. – Уна кивнула Седрику, чтобы тот встал на специальную подставку снаружи дилижанса. – Кими, надеюсь, ты не забыла прихватить чего-нибудь вкусненького из дворца? Умираю, как хочу сладкого.

Служанка понимающе улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.

– Ваши любимые медовые пряники и кремовые пирожные, как всегда.

– Кими, милая, да благословит тебя Единый, – сказала Уна, играючи воздев руки к небу, и поспешила внутрь дилижанса вместе со служанкой. Но, прежде чем она зашла туда, ей еще раз поклонился Седрик и произнес:

– Могу я для вас сделать что-нибудь еще?

– Да, следите за тем, чтобы эта штуковина никого не придавила.

После череды кряхтений двигателя они тронулись по переулкам Айге, проезжая мимо булочных и мастерских. Вот уже несколько дней ее не покидало ощущение, что в столице невыносимо пахло горючей смолой, добываемой из местных деревьев. Обычно ее запах стоял в порту, поскольку она использовалась в качестве топлива для кораблей, но никогда так сильно ей не разило в самом сердце Айге.

– Опять воняет смолой… – Уна откусила крохотный кусочек пряника, наблюдая в окно за проходящими мимо людьми.

– У нас говорят, что Иккси, богиня моего народа, злится, что ваш народ так жадно высасывает из нее священный икками. Говорят, что пахнуть будет еще очень долго…

– Кими, прелесть моя, не начинай. – Она облизала пальчик после съеденного пряника. – А то я словно сбежала из одного храма и попала в другой.

– Так, значит, вы сбежали, моя царевна? – Кими ехидно улыбнулась.

– Сбежала? Что ты, нет! Как я могла?

Обе они засмеялись: Уна громко, а Кими сдержанно, прикрыв ладонью рот. Но все же притворяться воспитанной служанкой ей долго не удалось, и она тоже громко рассмеялась.

– Бери пирожное, Кими, – успокоившись, сказала Уна.

– Ваше высочество, я не…

– Так, это приказ. Бери!

Карета дернулась, под ногами щелкнул какой-то механизм, испугав их обеих.

– Вот же братец! Подарил монстра!

Стесняясь, аборигенка откусила крохотный кусочек и положила на место.

– Ваше высочество, пока вас не было, я получила сообщение от курьера из замка. – Кими протянула крохотную записку. – Ваш отец передал мне, что хотел бы видеть вас сегодня в его покоях. Он желает говорить с вами…

– О нет… а ведь день так хорошо заканчивался… – Уна бросила недоеденный пряник на поднос, не взяв записку в руки. Аппетит начисто был потерян. – Знаю я, чего он хочет – в очередной раз талдычить мне про важность брака с этим райданским мальчишкой. Тоже мне папаша! Отдавать родную дочь за какое-то животное… Ты видела их глаза, Кими? Их ужасные, пустые глаза? Единый…

Кулаки ее крепко сжались. Служанка вдруг вызвала в ней невероятное раздражение напоминанием про брак с райданцем. Утром, выпив немного сидра, она снова смогла забыть об этом ужасе. Почти целый день ей удавалось ощущать себя так же, как и прежде, – свободной девушкой. Ну, за исключением тех моментов, когда приходилось идти в храм на чтение… Но уж лучше она вызубрит все строчки Великой Книги назубок, чем позволит хотя бы пальцем дотронуться до себя этому райданцу.

– Простите меня, госпожа, я не хотела вас как-то обидеть… – искренне сказала Кими.

– Что ты, моя радость, я ни капельки не обижена на тебя… – Она чуточку приврала, но все же и впрямь не держала сильной обиды на нее. – Ты все правильно сделала, в конце концов, это твоя работа. Просто… – Глаза царевны заблестели от подступающих слез. – До сих пор не могу поверить, что он готов так поступить со мной… Отправить меня вместе с этими людьми на край света!

Кими поспешила достать платочек, но у Уны был собственный. Она быстро вытерла глаза и продолжила:

– А как тебе такое? Неделю назад мы поминали нашу маму. Я, бабушка, Людвиг, даже Гавальд, Кими, Гавальд, который терпеть не может все эти собрания, пришел почтить ее память. Я уверена, что и Аарон пришел бы, будь он с нами, – он никогда не пропускал поминки матери. Но отец не пришел… У него было очередное срочное заседание касаемо этого треклятого перемирия. Мне думается, что князья, помещики и дипломаты, с которыми он чуть ли не живет в совещательном зале, уже давно заменили ему семью.

Уна взяла графин, налила из него красного вина в кубок и сделала несколько тяжелых глотков. Она мрачно смотрела из окна на Квартал Каменщиков, который они проезжали, и едва подавляла подступающую к горлу истерику. Не отрывая глаз от уличной суматохи, она с трудом произнесла:

– Иногда я думаю, что мама бросилась с утеса из-за отца. Если б он не был с ней так холоден, как рассказывал Аарон, то она бы, она…

Уна не выдержала и расплакалась. Мысли о маме, чье лицо она до сих пор не могла вспомнить, всегда начинались с горьких слез.

Кими задернула шторы в дилижансе. Теперь внутрь просачивалась одинокая полоска света, едва освещавшая ее лицо. Рядом она почувствовала теплое дыхание служанки. Губы Кими, мягкие как шелк, коснулись ее губ. Сначала их поцелуй был медленный, аборигенка своим прикосновением словно успокаивала ее, отгоняя неприятные мысли об отце. Затем ее пальцы скользнули к ней под юбку (Уна ни в коем случае не возражала) и ласково коснулись ее там, отчего тело царевны вздрогнуло и задрожало, будто от холода. Осторожно Кими положила ее на сиденье и, продолжая создавать волшебство рукой под ее юбкой, медленно приблизилась к затвердевшим соскам.

– Знаешь, Кими… – царевна вздрогнула, когда палец служанки нащупал особенно чувствительно место. – Вот уж во что, а в магию вашего народа я верю… Уже в который раз.

Аборигенка ухмыльнулась. Ее губы касались грудей, живота, спускаясь все ниже и ниже…

Вечер она так и не пожаловала в покои к отцу, прекрасно зная, что он сам заявится к ней. Бегать от него Уна не собиралась, поскольку прекрасно понимала, что этого разговора она избежать не удастся. Но и утруждать себя походом в комнату отца она не собиралась.

Прежде чем лечь спать, она, как и каждый вечер, продолжила вышивание одной из самых больших картин. Еще несколько месяцев назад она задумала изобразить бухту Айге с ее большими кораблями и длинными пирсами. Бесконечная даль океана манила ее и заставляла воображать десятки, если не сотни пейзажей. Их неизвестность будоражила ее, но и пугала одновременно. Ах, как бы она хотела увидеть мир дальше стен этого удушливого замка!

Едва она села за вышивку, как в дверь покоев быстро постучали два раза. Манеру этого неторопливого стука она узнала тут же.

– Заходи, Людвиг, – крикнула она, не отрываясь от рукоделия.

Внутрь, забыв прикрыть за собой дверь, зашел ее младший братец. На голове русые волосы, как всегда, торчащие из стороны в сторону, точно то было гнездо, а не прическа. Карие глаза лихорадочно бегали по сторонам. Пальцы тарабанили по чему-то невидимому.