– Зачем ты здесь, Тарраки? – Найяту понимал, что брат заговаривает ему зубы.

Немного погодя брат все же начал подводить к причине своего прихода издалека.

– Я помню, что стояла похожая ночь, когда я покинул дом. – Его глаза будто прилипли к ночному небу, усеянному звездами. – Мое сердце разрывалось на части, а ноги дрожали, превратившись в две сухие ветки.

– И все же ты ушел… Бросил мать, отца и меня, – с уже осевшей в душе горечью произнес Найяту.

– Да, ушел. Потому что так было нужно, брат. И я поступил бы так снова.

Позади них зашуршали кусты. Подумав, что рядом пробежал зверек, они, не обратив внимания, продолжили беседу.

– Кажется, ты сказал, что пришел сюда не для этого, – с раздражением сказал Найяту.

– Да, сказал… – начал он осторожно. – И обманул.

Не выдержав, Найяту встал и собрался уходить, но Тарраки остановил его, взяв за руку.

– Послушай, брат, я не буду повторять прежней ошибки и не стану силой уговаривать вас пойти со мной. Ты можешь поступать так, как желаешь, но, прежде чем ты уйдешь, я очень прошу тебя выслушать мои слова. Завтра, едва взойдет Светило, я снова уйду. Возможно, мы больше никогда не увидимся и это наша последняя встреча.

Найяту долго не решался ему ответить. Зная своего брата, зная, как тот всегда был мудр и хитер, он из последних сил сопротивлялся этой беседе. Но все же это был его родной брат, которого он теперь видел так редко, поэтому не поговорить с ним, пускай и на такую больную тему, было бы неправильно. Он молча сел рядом, как бы давая свое согласие, но при этом отвернулся от него, продолжая наблюдать за кострищем.

– Я не отниму у тебя много времени, брат, – сказал он, положив ему руку на плечо. – Я проделал этот долгий путь лишь потому, что хочу предостеречь тебя и твою прекрасную семью.

– Ты уже пытался много раз меня «предостеречь», – с издевкой ответил Найяту. – Но впоследствии все складывалось хорошо и ни одно из твоих предупреждений не сбывалось.

– На этот раз все намного серьезнее, брат. – Он подсел к нему ближе. – В Ксахко грядут большие изменения. Прежний баланс, что сохранялся в этих землях тысячи сезонов, будет разрушен… Наш дом, наши земли находятся в большой опасности. Многие аак’си попадут в Земли Вечного Покоя.

– Ты, кажется, обещал не отнимать у меня слишком много времени.

Тарраки тихо кивнул, соглашаясь с замечанием Найяту. Немного выждав, он продолжил:

– Брат мой наверняка слышал про соглашение беловолосых людей с ледяных земель и ниитов? Два народа, воюющих долгие сезоны, решили положить конец раздирающим их распрям.

Найяту кивнул.

– Но этот союз не тот, чем кажется. Вместо радости он принесет горе. Жизнь уступит место смерти. Этим соглашением они лишь подольют масла в огонь, и наш народ окажется между ледяными мечами беловолосых и стреляющими смертью палками ниитов.

– Ружье, – поправил его Найяту. – Это называется ружьем.

– Мне все равно, как называется эта палка. Я лишь знаю, что в нее они вливают священный икками из наших деревьев, чтобы она могла сеять смерть. Это неуважение по отношению к нашей вере и богине.

– Откуда тебе известно про союз беловолосых с ниитами? – спросил Найяту, пропустив мимо ушей возмущение брата.

Тарраки подсел ближе, и теперь их взгляды встретились друг с другом. Черные глаза смотрели на него со всей серьезностью.

– Среди моего племени есть мудрец, чье имя Манистокос. Потеряв родителей в раннем возрасте, он принял решение уйти скитаться по Ксахко, в надежде найти свое предназначение на этой земле. Долгие сезоны он бродил среди лесов, рек, полей и наблюдал, как четверо детей Иккси сменяли друг друга множество раз. Время шло, тело его старело, одиночество сковывало и отягощало каждый его последующий шаг сильнее любой непогоды. Желание сдаться и прожить хотя бы остаток жизни как простой аак’си обольщало его каждый день, но он не сдавался. И вот однажды, глубокой ночью, когда он был на волосок от смерти, к нему явилась великая мать Иккси. Богиня плакала, увидев его изможденное тело, и была восхищена его упорством. Она смахнула одну из своих слезинок на его лицо, наделив даром предвидения. После этого Манистокос понял, ради чего скитался все эти долгие сезоны. Это видение и было его предназначением. Он явился к западным племенами и стал предсказывать, что произойдет в ближайшем будущем, и всегда оказывался прав. Сначала это были обыкновенные предсказания, вроде будет ли хорош урожай в этом году или родится у той или иной семьи девочка или мальчик. Но потом он увидел… – Тарраки осекся, не решаясь произнести дальнейшие слова, но все же, собравшись с духом, произнес: – Воплощенную смерть, что придет, если беловолосые и нииты заключат мир.

Найяту не мог подобрать слов в ответ на сказанное братом. Ему хотелось ударить его.

– И ты считаешь, что я должен поверить в это, Тарраки? Поверить некому безумцу, сумевшему смотреть в будущее?

– Это не ложь, брат. Я говорю тебе это от всего сердца. Скоро в эти земли придет смерть, и я хочу, чтобы ты и твоя семья были от нее подальше!

– Прощай, брат, – сказал Найяту, поднимаясь.

– Найяту, постой! Ты сбился с пути, брат! Аак’си не должны пресмыкаться перед чужим народом! Твое племя неправильно понимает учение матери!

– Это ты сбился с пути. Топчешься на одном месте, в то время как я пытаюсь идти вперед. А теперь прощай. Не приходи сюда больше. – Он насильно повернулся к нему и добавил: – Никогда.

От этих слов Тарраки дернулся и вскочил с места.

– Ты до сих пор зол на меня из-за родителей, да? По-прежнему считаешь, что они ушли в Земли Вечного Покоя по моей вине?

Кулаки Найяту сжались, и он был уверен, что если брат скажет еще хотя бы словечко, то он действительно набросится на него. Но ему так не хотелось омрачать этот замечательный и святой день.

– Прощай, Тарраки.

Брат еще долго кричал ему что-то вслед, но Найяту его не слушал.

Бейнер

В чуме Йоргена было просторнее, нежели в остальных. При желании здесь могло бы уместиться человек тридцать, если не больше. От запаха жарящегося медвежьего мяса у него потекли слюнки, как только он вместе со стариком зашел внутрь.

Они встали возле входа снаружи и наблюдали, как Йорген пытался заговорить с девочкой, перепачканной в крови. Неподалеку сидел шаман, безучастно наблюдая за происходящим. Йорген протянул бедняжке чашку с чаем, но та даже губ не разомкнула. А что было с ее глазами! До сих пор они были наполнены ужасом и напоминали стеклышки.

– Кто это с тобой сделал? – Йорген передал чашку с чаем Рюрику, стоявшему позади, так и не заставив ее сделать хотя бы глоточек.

Девочка не двигалась и даже не моргала. Пустые глаза смотрели в пол, и исходящая от них голубая дымка потускнела.

– Бесполезно, – отозвался Рюрик. – Она молчит с тех самых пор, как мы привели ее сюда на рассвете.

Йорген не сдавался. Он нежно коснулся ее крохотного подбородка и посмотрел на нее. Ни один мускул на лице девочки не дрогнул. Её тело словно окаменело.

– Не бойся, малышка, – прошептал Йорген. – Тебя никто не обидит, обещаю тебе.

Некоторое время он молчал, и все в чуме ожидали, что сейчас эти пустые глаза снова наполнятся ярким синим свечением, как у обычных райданских детишек. Щеки малышки покраснеют, и она расскажет все о минувшей трагедии, о которой судачили в лагере все без умолку. Но девочка лишь тихо засопела носом, сохраняя молчание.

В спину Бейнера ударил холодок. Он обернулся и увидел, как внутрь зашла девушка, с которой он схлестнулся прошлой ночью, защищая паренька. Она протиснулась между Бейнером и стариком и встала как вкопанная, не сводя глаз с девочки.

– Каиса… – прошептала она и направилась к ней, но замерла, заметив, как Рюрик предупредительно обнажил громадный клинок. – Конунг Йорген… – Она слегка поклонилась. – Простите, что вломилась. Я знаю, кто это девочка.

Йорген сделал жест своем стражнику, и меч снова оказался в ножнах.