– Тарраки! – крикнула Сахики и бросилась в объятия дяди.

– Сахики! Неужели это ты! – Он крепко обнял племянницу. – Последний раз, когда я тебя видел, ты могла обнять только мою ногу, а теперь!..

Видеть Тарраки после стольких сезонов для Найяту было необычно. Улыбка так и норовила расползтись по лицу при виде старшего братца, но обида, образовавшаяся во время их последней встречи, сдержала его.

– Тарраки, неужели это ты? – спросила Шима, подойдя к нему ближе. Мики, до этого скачущая, как неугомонный заяц, вдруг притихла, разглядывая незнакомца. Прежде она никогда не видела дядю, поскольку родилась уже после его ухода из этих краев.

– Шима… – голос Тарраки стал нежнее. – Ты все так же прекрасна, как летний закат на берегу моря. – Он посмотрел на Мику, кусающую от волнения указательный палец. – А кто это милое дитя?

Шима взяла дочку на руки.

– Это Мика. Мика, поприветствуй дядю Тарраки.

Малышка, стеснительно наблюдая за улыбчивым мужчиной, провела дугу ладонью справа налево, означающую приветствие. Тарраки сделал то же самое.

– И я тебя приветствую, Мика, дочь моего брата. – На этих слова он наконец развернулся и медленно направился к Найяту. Шел он осторожно, словно ожидая от Найяту неприятностей.

И ему стоило их ожидать.

Однако Найяту не хотелось омрачать этот святой день. Как только брат подошел к нему, все с теми же распростертыми руками, он грубо обнял его.

– Давно не виделись, брат, – прошептал Тарраки, хлопая его по плечу.

– Давно, – подтвердил Найяту. – Если после стольких лет ты снова пришел, чтобы…

– Нет, брат, я пришел для другого. Но сперва давай попрощаемся с Сид’охом. Он славно потрудился, дав нам много дичи в этом сезоне, и заслуживает достойных проводов.

Найяту согласно кивнул. Все же, даже несмотря на их распри, он был рад увидеть его снова.

– Еще увидимся, Найяту, – обратился к нему Вичитту и, отвесив учтивое приветствие, ушел восвояси.

– Кто это? – спросил Тарраки. – Неужели твой брат по охоте?

– Пойдем, – пропустив мимо ушей, ответил Найяту. – Церемония вот-вот начнется.

Танцевали все, и люди, и животные, бегающие у ног хозяев. Вскоре и семья Найяту присоединилась к хороводу. Здесь, возле кострища, они говорили не только с духами и богиней, но и со своими далекими предками, – и они когда-то танцевали в этих местах.

Перед самым рассветом все аак’си расселись вокруг старого безымянного Мудреца, чтобы послушать его наставление. Это было частью обряда. Но, прежде чем старик заговорил, он достал из-за пояса нож и острием осторожно воткнул его в ствол ясеня за спиной. Из дерева, прямиком в небольшой ковшик в руках Мудреца, засочилась священная смола золотистого цвета, называемая в народе аак’си икками. Набрав половину ковшика, старик взял в кулак пригоршню жидкой грязи и залатал ею место в стволе, где ударил ножом, попутно прошептав себе под нос заклинание.

Небольшое количество смолы мудрец вылил в огонь. Пламя ярко вспыхнуло, и из его недр повалил едкий дым, который старик принялся глубоко вдыхать ноздрями, приподняв голову к ночному небу. Найяту тоже попытался уловить этот запах, но ничего, кроме гари и щипании в ноздрях, не почувствовал, чего нельзя было сказать о Мудреце. Он, окинув всех пристальным взором, начал свой рассказ:

– Много сезонов назад, когда дух Тхал’ак уже готовился к долгому сну, уступая правление своему младшему брату Аккоту, в наши земли явились нииты. – Мудрец снова вдохнул едкий дым, исходящий из священного костра. – Первой аак’си, встретившей их, была Элайра Хранительница Чащи. Покорно она чтила заветы Иккси, строго соблюдая клятву быть милосердной ко всему живому, в том числе и к новоприбывшим чужакам. – Он помолчал, наблюдая за пламенем костра, и продолжил: – С каждым сезоном ниитов становилось все больше, как и разрушений, что они несли. Не щадя, они уничтожали деревья и выкачивали из них священный икками; убивали зверей не только для пищи, но и для развлечения. Тяжело было Хранительнице наблюдать, как бесчинствовали нииты в ее родном лесу, но она продолжала смиренно терпеть, ведь так велела ей Мать Иккси. Так длилось много сезонов, пока в один прекрасный день все не изменилось…

Мудрец замолчал, вглядываясь в пламя, пока все сидящие вокруг него с нетерпением ждали продолжения истории. Никто не посмел прервать его молчание. Даже дышать старались тихо, лишь бы не пропустить ни единого слова.

– У Элайры была дочь по имени Виша. Она должна была стать ее преемницей, после того как Иккси заберет ее в страну Земли Вечного покоя, и продолжить дело матери. И вот однажды, когда в лесу царствовал Тхал’ак, в землянку Элайры пришел ниит, неся на руках тело мертвой дочери Элайры…

Старец намеренно прервал свой рассказ, чтобы окружающие его аак’си возмутительно повздыхали и тихо выразили свои опасения.

– Ниит сказал Хранительнице, что девочка стала случайной жертвой охотников, бродивших в лесах. Но Элайре не было до этого дела, горе от потери преемницы и бесчинства чужаков ослепили ее. Смерть дочери окончательно сломила хранительницу, и в ту же ночь она отказалась от учения Иккси и приняла в сердце Сиику…

По кольцу слушающих прошёлся перепуганный гвалт. Многие прижали своих детишек ближе, другие же принялись вдыхать аромат священного дыма, выгоняя из головы помыслы о злой и могучей силе.

Найяту заметил, как Тарраки даже не дрогнул, услышав имя злого духа. Он лишь беспристрастно продолжал наблюдать за рассказом.

Мудрец, выждав, пока шум сойдет на нет, продолжил:

– Оно подарило ей невероятную силу и стаю маккоев, огромных волков с острыми зубами. На следующее утро хранительница, используя обретенную силу и поддержку могучих существ, уничтожила поселение ниитов. Никто не скрылся от ее гнева… Мужчины, женщины, дети, все они погибали от ее слепой ярости. С тех пор никто и никогда более не видел Элайру Хранительницу Чащи. Никто и никогда. Пропала она во тьме и теперь вечно будет скитаться среди выжженной земли и черных облаков…

Мудрец понурился, вороша рукой сухую землю под ногами. Долго он молчал, прежде чем закончить свой рассказ:

– Нииты, хоть и не нарочно, отняли одну жизнь. В ответ Элайра отняла жизни десятков ниитов, развязав войну, в которой погибло уже много аак’си. Это смертельная волна может разрастаться все сильнее и сильнее, но, мои братья и сестры, в наших силах этого не допустить. Мы будем смиренны, как того требует Иккси. Мы должны стойко переносить все тяготы, доставляемые нам ниитами, и не поддаваться искушению злой силы, как это сделала Хранительница. Пройдет время, и нииты тоже станут нам братьями и сестрами. Помните о смертоносной волне. Помните, что одно смирение способно спасти тысячи душ. Я все сказал.

«Одно смирение может спасти тысячи душ», – повторил про себя Найяту, пытаясь как можно глубже вникнуть в смысл этих слов.

Мудрец тем временем вдохнул дыма и приступил к новой истории. Найяту лег возле ног жены и, нежно поглаживая ее по животу, слушал, как в чреве резво бьется сердце сына.

Немного погодя Найяту и Тарраки смогли уединиться поодаль от всего племени у опушки леса. Уже издалека наблюдая за угасающим кострищем, они сохраняли молчание, наслаждаясь ночной прохладой. Первым нарушил тишину Тарраки:

– У тебя прекрасная семья, брат. Две замечательные дочки, красавица жена и, если глаза меня не подводят, скоро у вас будет еще ребенок?

– Да, – тихо ответил Найяту.

– Шима… – мечтательно произнес брат. – Да, я помню, как мы, еще будучи детьми, трепали нервы нашим родителям. – Он улыбнулся. – А ты помнишь, как однажды Шима нашла в лесу выпавшего из гнезда птенца? У него было сломано крылышко. Ей стало его так жалко, что она пыталась попросить знахарку излечить его, но та прогнала ее и просила не донимать глупыми просьбами. И тогда уже мы втроем пытались вылечить этого птенчика: прикладывали ему травы к крылу, пытались поить настоями, которые Шима выдумывала на ходу. – Тарраки грустно вздохнул. – Как же все мы смеялись от радости, когда птенец наконец взмыл в небо.