Лиза одарила Мари убийственной улыбочкой, и та в ответ послала воздушный поцелуй.

– А меня зовут Майя Войт, – защебетала короткостриженая брюнетка в абрикосовом платье, которая своей прической и изящной фигуркой напомнила мне воробышка. – Если будет скучно, звони. Можем как-нибудь вечерком выбраться в картинную галерею…

– Лучше уж в клуб, – оборвал её светловолосый парень в чёрной футболке. – Тогда и мы с Тимом составим вам компанию, девчонки. Меня зовут Макс Класкен, а это мой брат Тим, – пихнул он соседа-брюнета в бок. – В прошлой жизни мы были близнецами, но теперь уже нет! Эде-е-ем… – мечтательно протянул он. – А тот тяжеловес в углу – наш дядя.

Макс указал кивком на бритоголового мужчину с бородкой лет сорока, который в отличие от коллег пришёл на работу в солидном тёмно-зелёном костюме.

– Доброе утро, госпожа Грант, меня зовут Йелло Фейн, и с этими оболтусами мы, слава Богу, не родственники, – чопорно поздоровался со мной этот, гм… не дядя.

Я перевела недоумённый взгляд с него на Макса. Тот невозмутимо пожал плечами:

– Шутка! – Я улыбнулась. – А господин Фейн только с виду такой неприступный, – между тем продолжал парень, – но в душе добряк. Если захочешь с ним подружиться, Кара,– просто подари шампунь для роста волос. Наш дорогой Йелло втайне мечтает избавиться от лысины.

– А вы, господин Класкен, – обзавестись мозгами. Госпожа Грант, если вы материализуете эликсир, который этому поспособствует, буду премного обязан.

– Договорились, – ответила я и тактично умолкла, давя улыбку. Кажется, с коллегами мне повезло. Сработаемся.

– Что ж, раз с представлениями покончено, мы, пожалуй, пойдём, – напомнил о себе господин Штольцберг. – Всего доброго, господа. Карина, прошу. – Он указал рукой в сторону выхода.

Когда мы снова оказались в коридоре, а за нашими спинами нарисовалась дверь, мой проводник задумчиво произнёс:

– Есть в Пантеоне одно место, Карина, которое я вам хочу показать… Уверен, оно произведёт на вас сильное впечатление.

– Я заинтригована, господин Штольцберг.

Мой проводник улыбнулся и снова активировал свой портал. Секунда – и нас выкинуло в прозрачной кабинке лифта.

– Сейчас мы находимся в районе центрального входа, – произнёс господин Штольцберг, когда лифт переместился на вертикальную линию и начал плавно спускаться. – Это не только сердце Пантеона, но и обиталище топа. То, что я вам хочу показать, лучше всего можно рассмотреть из окон парящих здесь сфер. Однако наши лучшие писатели не любят, когда их беспокоят. Поэтому вынужден проводить экскурсию из такого вот своеобразного фуникулёра. Присмотритесь, Карина, и скажите мне, что вы видите.

Я подошла поближе к стеклу, прищурилась, стараясь понять, на чём следует заострить внимание. Всё то же пустое пространство, заполненное парящими капсулами, вот только… На стенах красовались цветные росписи.

– Галерея… – чуть слышно выдохнула я, с каким-то трепетным волнением разглядывая изображение роскошного футуристического города, расположенного на морском побережье, с яркими куполами, зубчатыми парапетами крыш и хрустальным мостом.

– Это Либрум. Столица Фантазийный федеральных земель, – с гордостью сообщил господин Штольцберг. – Пантеон находится как раз на его территории.

– Очень красиво, – пробормотала искренне, продолжая как заворожённая изучать росписи на стенах.

Лифт спустился ещё на этаж, и я увидела, что в основании этого дивного города, словно корни вековых дубов, расположились лица людей в нарисованных медальонах-рамах. Причём, по мере приближения к низу, размеры портретов уменьшались, а их количество увеличивалось…

– Кто это? – тихонько спросила я, уже догадываясь, что услышу.

– Писатели, Карина, писатели. Граждане Эдема знают, кому обязаны своим высоким уровнем жизни. Мы помним и чтим всех тех, кто положил свои фантазии и силы на алтарь нашего общества процветания. И эта картина – дань их заслугам.

– Потрясающе, – с каким-то трепетным волнением выдохнула я, разглядывая лица незнакомок и незнакомцев. Кто-то из них морщил лоб, тёр глаза, моргал или робко улыбался… Но больше всего меня поразили их взгляды. Сосредоточенные, глубокие, острые, которые, казалось, пронзали душу насквозь. Взгляды людей, познавших суть других. – Эти росписи сделаны с помощью эфириуса?

– Совершенно верно, Карина. Более того, каждый портрет создан на основе фантазийной деятельности самих авторов и содержит их частичку. Со временем на этих стенах появятся десятки, сотни и тысячи новых лиц, – с какой-то фанатичной уверенностью и нетерпением произнёс господин Штольцберг. – А память о заслугах писателей будет жить в веках.

– Гениальная идея! Вечный памятник всем творцам, – улыбнулась я, наблюдая за мужчиной в тёмно-синем костюме, который стоял на четвёртом этаже напротив одного из портретов, заложив руки за спину.

Внезапно он обернулся – и наши взгляды встретились. Мужчина нахмурился, рассматривая меня, потом легонько кивнул моему проводнику и, получив ответное приветствие, неспешно побрёл к какой-то красивой черноволосой девушке в чёрном наряде, что дожидалась его около перехода-арки.

– Надеюсь, однажды и мой портрет появится здесь, – повернулась я к собеседнику. – Благодарю, что показали мне это место.

– Я знал, что вы сумеете по достоинству его оценить, – произнёс господин Штольцберг. – Что ж, на этом экскурсия по храму творцов закончена. Предлагаю отправиться в Либрум. Заскочим в банк за авансом и подъёмными, которые полагаются всем новым работникам Пантеона, подпишем документы о трудоустройстве, а потом я вам покажу ваше новое жильё, которое находится в элитном районе столицы всего в четверти часа ходьбы от побережья. Кстати, Карина, пока не забыл. Рабочая неделя писателя – тридцать часов, но график работы вы можете составлять самостоятельно. Однако завтра всё же загляните к десяти в Пантеон на планёрку, познакомьтесь с куратором. Я позабочусь о том, чтобы заказать для вас таксолёт. А дальше обживайтесь самостоятельно.

– Спасибо, – просияла я. – Знаете, господин Штольцберг, кажется, у меня и впрямь появилась работа мечты.

– Воспроизвести последние сохранённые настройки! – громко и чётко выпалила я, оказавшись на следующий день в своей капсуле.

Специально встала пораньше, чтобы поколдовать над материализацией. Ну, и чтобы поваляться на роскошном фантазийном лугу. Куда уж без этого.

Расслабленная, я плыла на мягких волнах изумрудного моря, смотрела на потолок с эффектом «антистресс» и думала о том, почему вчера не ударилась в панику, узнав о собственной кончине. Наверное, когда умираешь, обиды, страхи, тревоги растворяются, оставляя место душе. Восторженной и светлой.

А те эмоции, что я испытывала до обретения нового тела, были, словно тени на стене пещеры. Они стали ярче и получили реальную силу уже после воздействия эфириуса. Но даже сейчас я ощущала себя иначе: слишком радостной, слишком воздушной и переполненной до краёв энтузиазмом. Да, жизнь в Эдеме кружила голову не хуже шампанского и вызывала острое желание творить.

Я улыбнулась этой мысли и уже приоткрыла рот, собираясь испытать себя на почве материализации живых существ, а точнее, парочки очаровашек колибри, как внезапно услышала: «Карина, девочка моя… ».

– Мама… – прошептала растерянно.

Воспоминания о доме пронеслись перед глазами яркими вспышками-образами, и я подскочила на ноги и заозиралась по сторонам, ища родное любимое лицо.

– Мама, где ты?! – прокричала с надеждой.

Но ничего, кроме мандариновой рощи и безлюдных лавандовых полей не обнаружила. И надежда угасла, сменившись болью и горечью. Так странно… Я ведь с момента попадания в Эдем ни разу не вспомнила о семье…

А сейчас мне так сильно захотелось обнять, расцеловать маму, Милу, отца, что я бы всё отдала ради этого. Но что толку мечтать о невозможном? Мысли о доме вызывали тоску, дезориентировали, выбивали почву из-под ног, и я потерла ладонями лицо, пытаясь собраться. Потом. Я подумаю об этом потом. Только не в Пантеоне, особенно перед планёркой.