– Девица, что живёт в объятиях морских, не может променять их ради забав земных, – прошептала я, возвращая контроль над фантазией.
Зрачки Шона расширились, заполняя своей чернотой голубую радужку. В его глазах вспыхнуло изумление со смесью восхищения, но тут же сменилось озорным блеском, а тонкие губы изогнулись в кривой ухмылке: он обо всём догадался.
– Я бы с радостью приняла ваше приглашение, господин Феррен, но, боюсь, из всех бальных танцев мне знаком только вальс, – добавила невозмутимо, стараясь увильнуть от потенциально опасного действа, не потеряв при этом лица.
Мой кавалер медленно повернул голову в сторону сцены. Я повторила его манёвр и с облегчением уловила доносящийся оттуда бойкий мотив. А в следующую секунду мне выпала редкая возможность убедиться в том, что первый писатель Либрума ни капли не джентльмен. Ибо вместо того, чтобы деликатно откланяться, он ухмыльнулся и небрежно вскинул вверх руку, подав музыкантам какой-то знак пальцами. Ритмичная мелодия тут же сменилась плавной, лирической.
Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…
– Прощу? – Шон протянул мне руку так, будто бы предлагал не потанцевать, а прогуляться с ним прямиком в бездну.
И я, поддавшись порыву, решила принять этот вызов и с улыбкой на устах сделала шаг навстречу погибели – вложила свою ладонь в его. Видимо, здравый смысл – не моё.
Сильные горячие пальцы тут же сомкнулись вокруг моих, будто придерживая, не давая удрать, и от этого простого действия по коже поползли мурашки.
Откуда-то сзади донёсся испуганный выдох:
– Кара…
Но я не обратила на него внимания, продолжая неотрывно смотреть на мужчину, что крепко сжимал мою ладонь.
– Вы так и не сказали, как вас зовут? – хрипло поинтересовался он, подойдя чуть ближе.
– Кара. Кара Грант, – выдохнула я чуть слышно.
– Рад знакомству, Карина, – вкрадчиво произнёс Шон, и провокационно коснулся губами моих пальцев.
Тёплое дыхание обожгло кожу – и контуры фантазийного наряда утратили чёткостъ, размылись. А господин Феррен, отстранившись, самодовольно ухмыльнулся. Так вот, значит, чего он добивался! Мерзавец!
Ситуацию надо было срочно исправлять, и я, глядя в упор на своего бессовестного кавалера, медленно, словно слова древнего предсказания, прошептала:
В морскую пучину одета она,
Погибелью стать может для корабля.
Коль воды наряда её разойдутся,
Спасайся, моряк, если хочешь к дому вернуться!
Моя иллюзия напиталась силой, закипела, забурлила, готовясь вступить в бой с коварным противником.
Выражение лица Шона сделалось поистине демоническим, и под слаженные вздохи окружающих он повёл меня в центр зала, где уже выстроились другие пары.
– Сумочку подержи. Пожалуйста, – пробормотала, опомнившись, и протянула клатчик Мари, которая по удачному стечению обстоятельств оказалась как раз неподалёку со своим новым кавалером.
Подруга стояла неподвижно, утратив дар речи, но быстро пришла в себя и, к её чести, жемчужный аксессуар всё-таки приняла. Мне же такая роскошь, как избирательный мутизм была временно недоступна, поэтому продолжила двигаться вперёд, сконцентрировавшись на предстоящем танце с мужчиной, который заставлял крылья души трепетать.
Мы заняли свои места. Моя левая ладонь осторожно легла Шону на плечо, его правая бережно коснулась моей талии, а затем резко надавила, притягивая к сильному торсу. Слишком близко. На грани всех правил приличий. Я коротко охнула и ошарашенно подняла глаза на своего кавалера. Тонкие губы кривились в издевательской ухмылке.
Шон сделал шаг вперёд, я – назад, и мы закружились на волнах нежной, как лебяжий пух, мелодии.
Скрипка. «Полуночный вальс».
Восторженная дань некогда запрещённому из-за своей аморальности танцу. Если вам кто-нибудь скажет, что это не так, – не верьте. Только со стороны движения партнёров кажутся воздушными и невинными. Но на самом деле это имитация акта любви, рождающая грешные мысли. И я была в самом её эпицентре.
– Море плещет, море хлещет, море в лунном свете блещет. Окрыляет, опьяняет, попросить тебя желает… – страстно шептала придуманные строки, отчаянно пытаясь сохранить иллюзию.
Мы стояли слишком тесно, наши бёдра соприкасались, и я ощущала тепло, ищущее от мужского тела. А мускусный аромат парфюма с древесными нотками, дурманил рассудок не хуже опиума. Но я старательно продолжала плести тонкое кружево вербальных чар, преобразуя слова в яркие образы у нас над головами:
– Рассказать о дальних странах, чудных яствах, дивных храмах, и девицах, что любя, раскрывались для тебя…
Шон молчал. Говорила лишь я. И если поначалу шёпотом, то по мере того, как концентрация ослабевала, переходила на привычный звуковой диапазон. Мой кавалер криво улыбался, понимающе на меня смотрел своими пронзительно голубыми глазами и с какой-то фатальной неотвратимостью уверенно вёл по кругу, заставляя выполнять новые и всё более сложные фигуры.
Серия шагов. Поворот. Резкий выпад – моя иллюзия дала секундный сбой. И снова шаги.
Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…
В какой-то момент с интересом отметила, что другие пары исчезли, уступив место нам с Шоном и моим ожившим фантазиям. Воодушевлённая, приоткрыла рот, собираясь произнести очередное четверостишие, как меня опередил бархатистый размеренный мужской голос:
Медленной поступью, словно царица,
Ночь опустилась на город, как птица.
Крылья свои мгла расправила живо,
Пёрышки звёзд заблестели игриво.
Внезапно бальный зал Амфитеатра окутала тьма. Свечи погасли, хрустальные люстры исчезли, трансформируясь в космические светила, и, разлетевшись, засияли у нас над головами крохотными голубыми огоньками.
Я улыбнулась. Красиво. И, глядя на кавалера в упор, тихонько добавила от себя: «В власах её месяц сияет, пространство вокруг озаряет».
Серебристый свет, заструившийся из моей заколки, мягко лёг нам с Шоном на плечи, выделяя из толпы, привлекая взоры восторженной публики.
Нежные звуки скрипки, шум плескавшихся волн, таинственный полумрак, в котором одни эфемерные образы сменялись другими, – всё это создавало поистине романтическую атмосферу. И мне бы поддаться очарованию момента и раствориться в приятных ощущениях, но имелось одно «но»: иллюзию надо было удержать. А господин Феррен, казалось, поставил себя задачу во что бы то ни стало её развеять.
Очередной поворот… Резкий выпад – и его хриплое:
Одетая в морскую гладь,
Полубогиня на берег ступила.
Волна неспешно отступила,
Являя белую девичью грудь.
С ужасом ощутила, как материализованный наряд начал медленно стекать вниз, грозя обнажить мои прелести на глазах у широкой общественности. Шон перехватил контроль над моей фантазией – а разве так можно?! Ситуацию надо было срочно спасать, и я, неотрывно глядя на своего потерявшего всякий стыд кавалера, тихо сказала:
Водные плети, словно капкан,
Обхватили тонкий девичий стан.
Широкие бёдра русалки земной
Ласкает, лобзает вечерний прибой…
Сапфировая волна тут же окутала моё тело чуть ли не до самого подбородка. На всякий случай. Во избежание рецидива. Надо сказать, весьма своевременно, потому что в следующий миг господин Феррен вернул меня в вертикальное положение и с будоражащей хрипотцой в голосе прошептал на ухо:
– Вы очаровательны, Карина. – Моя иллюзия снова побледнела, а Шон, добившись желаемого, самодовольно улыбнулся.
Это был танец-вызов, танец-борьба… А господину Феррену нравилось меня смущать, наблюдать за тем, как я теряю контроль от его хриплого голоса, демонически притягательного взгляда и нежных прикосновений сильных горячих рук… И зачем только с ним связалась? Он был океаном, а я – всего лишь морем. Но проиграть в этой схватке я позволить себе не могла:
Он служит ей преданно и беззаветно,
