— Ему нужна помощь.

— Он проспит несколько часов и проснется. Ничего с ним не будет.

— Я не могу его так бросить!

— Или уходишь сейчас, или остаешься с ним. Решай.

— Я его не брошу, — смотрю Юрию в глаза.

— Сказал же, все с ним будет хорошо. Может, голова немного погудит, как с похмелья.

— Ты чуть меня не убил! А если бы он отключился и врезался во что-нибудь?

— Да блин, я знал, что колол. Оно не действует моментально, он имел возможность остановить машину. Поехали. А то чего доброго полиция заинтересуется что тут происходит.

Смотрю на Богдана, хочу выйти из машины, но не могу. Черт возьми, а если я оставлю его тут без сознания, и его убьют? А если случится еще что-то?

— Я останусь, — строго говорю я.

Все сомнения распадаются в прах. Я остаюсь с Богданом. Не могу это объяснить, просто понимаю — мое место здесь.

— Дура, что ли? — возникает Юрий. — Он никогда тебя не отпустит! Такие, как он, не отпускают. Хочешь сидеть взаперти, под охраной?

— Он спас мне жизнь. Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось, когда я уйду. Да и то, чего я хочу, не твое дело!

— Что с ним может случиться? Максимум — кто-то вытянет у него бумажник, — фыркает Юрий, смотря мне в глаза. — Пошли. Я позабочусь о тебе. Увезу как можно дальше.

— Уходи. Я остаюсь, — твердо говорю я. — Нужно хотя бы удостовериться, что с ним все в порядке.

Юрий громко матерится, прикасается к его шее.

— Пульс есть, он жив. Что тебе еще нужно? Ведь договорились уехать из города. И тот тип…

— Уезжай сам, — отвечаю я. — И закрой дверь. Я в одном халате, а на улице не лето.

Юрий громко ругается, бьет ногой по машине, отходит в сторону. Какое-то время он смотрит на меня, а затем разворачивается и уходит. Несколько секунд я смотрю ему в след с желанием окликнуть его, уехать вместе с ним, но не могу бросить Богдана. Он спас мне жизнь, и просто не могу оставить его тут, одного, не зная, не следят ли сейчас за нами его враги.

Звонить в скорую не хочу. Верю Юрию. А если он попадет в больницу — кто-то может там до него добраться. Беру руку Богдана, прижимаю к себе. Прислушиваюсь к биению его сердца.

— Я тебя не бросила, слышишь? — говорю я, зная, что вряд ли он слышит, но все равно продолжаю разговаривать. — Уж не знаю почему. Может, потому, что ты меня не бросил. Может, из-за этой твоей истинной пары. А может, из-за того, что люблю тебя.

Мне страшно.

Иногда рядом проезжают машины, кажется, что в каждой из них враг. Вот он остановится, выйдет, и…

Но не жалею, что осталась. Даже не смотря на тот звонок от неизвестного, твердившего мне, что нужно убираться. Послушай я его — все равно бы боялась. А с Богданом, пусть страшно, но не настолько. Знаю, что он сможет меня защитить от чего угодно.

— Я надеюсь, мне не придется платить за такой выбор своей свободой, — говорю ему.

В голове проносятся призраки. Моя мать, которую я видела всего за каких-то две недели перед тем, как его повстречать. Если Юрий прав, и это был не инфаркт, то я не могу бежать. Не в состоянии сбежать оставив все как есть. Тот, кто убил её должен быть наказан. И только этот оборотень, лежащий сейчас без сознания, может помочь мне отомстить.

Я все еще пытаюсь найти какое-то оправдание тому, почему я осталась, а не убежала с Юрием. Но они не нужны. Я просто почувствовала, что нужно сделать так, а не иначе. Пусть Юрий извиняет, он хороший парень. Надеюсь, он найдет свою девушку и будет с ней счастлив. Но я его не люблю.

Снова начинает падать снег. Мягкими хлопьями он ложится на стекла автомобиля, закрывая вид на дорогу.

— Ну что, — говорю Богдану. — Отдохнул? Теперь поднимайся. А то нас тут заметет.

Кажется, он слышит. По крайней мере его рот слегка приоткрылся, будто он собрался говорить.

— Проснись, — говорю ему, смотря на закрытые веки.

Черт возьми, нужно было уже давно вызывать скорую! Зачем я, дура, поверила Юрию?

Ищу телефон, нахожу его на полу автомобиля. Прикладываю палец оборотня, но треклятый аппарат не желает разблокироваться. Еще раз и еще раз — ни в какую. В итоге на экране высвечивается требование пароля, которого я не знаю.

Черт!

Нужно что-то делать!

Пробую пульс Богдана. Он есть, но какой-то не такой, как нужно. Надо выйти и остановить какую-нибудь машину. Но, блин, у меня даже обуви нет, а из одежды — только медицинский халат.

По моим щекам текут слезы.

Стоп. Не нужно паниковать, прошло слишком мало времени. Он должен прийти в себя. Нужно было остановить Юрия, пусть бы сделал что-нибудь! Зараза!

— Вставай! Поднимайся! Хлопаю Богдана по щеке. Тщетно. Он все так же без сознания, а я понятия не имею что делать. Снег тем временем усиливается и через окна машины уже почти ничего не разглядеть.

Я уже готова выйти босиком прямиком на застилающий улицу белый ковер, искать помощь. Но все еще пытаюсь разбудить Богдана.

— Проснись. Слышишь? А то тебе придется меня лечить. Слышишь? — склоняюсь к нему, целую в губы, снова чувствую его аромат. Я скучала за ним…

Он открывает глаза. Какое-то время мы смотрим друг в друга, будто ждем чего-то, а затем он хватает меня, прижимает к себе, забирается языком в мой рот и изучает его так долго, будто готов делать это вечно.

— Почему не ушла? — затем спрашивает оборотень.

— Босая? По снегу…

— Если бы хотела — это не стало бы преградой. Кажется, ты начинаешь чувствовать, что такое истинная пара.

Богдан обнимает меня, целует, и мгновенно становится тепло и уютно. Вот оно то, чего мне не хватало. В кровь тут же впрыскивается коктейль из гормонов, по всему телу будто бы проходят взрывы. Обхватываю оборотня руками, закрываю глаза, целую его, облизываю. Набрасываюсь на него словно изголодавшийся зверь.

Он срывает с меня медицинский халат, будто бы тот сделан из бумаги. Машина издает громкий сигнал — кто-то из нас уперся чем-то в кнопку, но я не обращаю на него внимания. Все постороннее меркнет и исчезает, как брошенная в огонь бумага.

Богдан буквально впечатывает меня в заднее сиденье автомобиля. Массирует мою грудь, целует, обнимает. Я пытаюсь расстегнуть его рубашку — получается не сразу — одна пуговица все никак не хочет выходить из петельки. Хватаю ткань и просто отрываю заевшую пуговицу. Та летит в сторону и громко ударяется о стекло.

— Зачем ты убежала? — шепчет Богдан. — Мы с Танюшкой скучали. Она плакала.

— Мне страшно, — отвечаю я, поглаживая оборотня по ягодице. — Сама не знаю, что мне делать. Ты мне не мог сразу все рассказать?

— Врач сказал лучше сразу тебя не шокировать. Дать привыкнуть, — шепчет Богдан, массируя мою грудь. — Может, лучше было сделать иначе. Я сам не знал.

Расстегиваю брюки оборотня, забираюсь рукой в его трусы, хватаюсь за набухший член, явно уставший сидеть взаперти.

— Кем был тот тип? — спрашивает Юрий.

— Зачем он тебе?

— Поговорить. Чтобы больше к тебе не совался.

— Я сама справлюсь, — отвечаю я, целую Богдана в губы, забираюсь языком в его рот. Какой же он приятный на вкус!

Оборотень убирает штаны вниз, резко проникает в меня своим возбужденным органом. Я вскрикиваю так громко, что кажется, стекла автомобиля вот-вот не выдержат и разлетятся в щепки. Кровь словно бы превращается в кипяток, становится невыносимо жарко, аж хочется вывалится прямиком на снег. Богдан, кажется, чувствует то же самое — приоткрывает окно, и я жадно хватаю ртом морозный воздух. Но насладиться им оборотень не дает, целует меня, забирается языком в мой рот так глубоко, как никогда ранее.

Оборотень раз за разом проникает в меня членом, и словно бы пропитывает меня неведомой энергией. Она как электрический разряд блуждает по моему телу, заставляет вскрикивать, собирается внизу живота. Тот невыносимо ноет, требуя высвобождения накопившейся там страсти.