В общем-то, если иметь в виду Марену, прикинул Бармин, ей такое могло понравится. Особенно, кровавая жертва. И все-таки, все-таки…

— Пять за одну ночь? — скептически спросил он, еще не вовсе решившись на ритуал.

— Между прочим, ты собираешься жениться на пятерых женщинах, — ехидно улыбнулась Варвара в ответ на его «стенания». — Со мной будет шесть. Вот и тренируйся!

После таких объяснений Бармину оставалось лишь согласиться и пойти челобитчикам навстречу. Поэтому практически весь прошедший день и большую часть ночи он провел в деревне Рожковский погост, куда со всей округи свезли на общую свадьбу самых лучших невест графства. Девушки действительно оказались одна другой краше и все, как на подбор северянские блондинки старшего школьного возраста. Не знал бы, что чудь[58], подумал бы, что русские поморы. В общем, впечатление они оставили у Бармина самое положительное. А тут еще и свадебное гуляние по языческому обряду, о каком он раньше даже не слышал, не то чтобы видеть или самому поучаствовать, вот как сейчас. То есть, все было более, чем прекрасно, но поначалу настроение у него, прямо сказать, было поганое, потому что на гульбище он приехал сразу после жертвоприношения, а это, прямо сказать, то еще испытание для человека, выросшего в совсем другой культурной среде.

Вчерашний день начался для Бармина очень рано, практически ночью. На рассвете, вернее, в предрассветном сумраке, Ингвар вышел подземным ходом к реке примерно в километре от замка вниз по течению. Получилось удобно, как раз метрах в двухстах от места встречи. В сосновом бору его уже ждали. Две крепкие девушки в легкой одежде, — короткие чуть ниже колен штаны и свободная рубаха до середины бедер, — держали на арканах здорового мужика в порванном камуфляже. Избит он был знатно, но все еще жив и способен к самостоятельной ходьбе.

— Прими подарок, князь! — склонила в поклоне голову та из охотниц, что стояла слева от пленника. На норне она говорила так себе, но удивительно, что она, вообще, так быстро научилась. А «князьями» в разговоре у нее были все, кому она подчинялась. Принцип простой: раз господин, значит князь. У них на Кавказе все так.

— Боярыня-мать просила передать, — вступила между тем в разговор вторая, у которой и язык, и культурный уровень были куда выше, — этот, — кивнула она на пленника, — и с ним еще трое приехали на вездеходе с юга, из Ярославля. Наемники, все родом с низовьев Днепра. Нанимателей не знают, работали за деньги через «черного» посредника. Вооружены были хорошо. Снайперский комплекс «Орлан» и штурмовые винтовки «Вой — 9/11». Троих, ты уж прости, господин граф, мы… — сделала она короткую паузу, чтобы подобрать подходящее слово, — запытали, этого к тебе привели.

Девушке было от силы лет восемнадцать. Молодая, красивая, и сильно похожая на свою мать Субат. Такая же платиновая блондинка, с такими же звериными глазами цвета красного янтаря, смотреть в которые страшно, но и взгляд от них не отвести, и с такой же, как у всех женщин племени, снежно белой кожей. Звали ее Хатун, и в образе барса она тоже была просто великолепна и, разумеется, смертельно опасна, не говоря уже о том, что, будучи выше матери и имея более плотное, хотя и по-женски привлекательное телосложение, оборачиваясь, она превращалась в настоящего монстра. Восемьдесят пять килограммов стальных мышц и крепких, как гранит, костей, длинные острые клыки и мощные челюсти, способные перекусить позвоночник взрослому мужчине. Субат-ханум, которую, выделив ее семье-прайду[59] землю, Бармин сделал кавалерственной дамой[60], специально показала ему свою дочь в обороте, чтобы он представлял себе, с кем имеет дело. Он посмотрел, представил, впечатлился и сформулировал несколько аккуратных, — чтобы не перегнуть палку и никого не обидеть, — матерных дифирамбов. Семь таких бойцов были способны держать под контролем, как минимум, весь север графства, а ведь в прайде, кроме тех двух старух, о которых ему рассказал бек Завулон алп-Тархан, подрастали три котенка, — четырех, шести и девяти лет отроду, — которые уже лет через десять обещали вырасти в замечательных бойцов. Увы, но за все хорошее, как и за плохое надо платить.

Племя пардусов, — таким было самоназвание оборотней-леопардов, — переселилось на выделенную им Барминым землю в конце июля, сразу, как только заключили с Ингваром формальный договор, и матриарх семьи Субат-ханум принесла Ингвару вассальную клятву. Лагерь свой они разбили у места впадения реки Кема в озеро Белое, то есть, как и предполагалось, на северной стороне озера, где на сотни километров не встретишь человеческого жилья. Завезли из Вологды транспортными дирижаблями местных лесорубов и строителей, две артели армян-каменщиков, технику и материалы и принялись энергично возводить свою крепость: дом-башню главы клана, дома малых семей, склады, хозяйственные постройки и, разумеется, производственные мастерские. Пардусы держали несколько весьма прибыльных, хотя и небольших по объему производимой продукции, предприятий. Прежде всего, они были непревзойденными оружейниками, изготовляя, как традиционное для Кавказа и Великой степи холодное оружие, — коллекционное, богато украшенное, но при этом отнюдь не декоративное, — так и современное стрелковое. Такие же, как их кинжалы и сабли, штурмовые винтовки и охотничьи ружья в подарочном исполнении, — украшенные серебряной чеканкой, позолотой и инкрустацией перламутром и поделочным камнем, — и особые, под заказ образцы оружия, типа сверхдальнобойных высокоточных снайперских винтовок, ножей разведчика и легких, но особо прочных гражданских бронежилетов. Кроме того, у семьи было две скорняжные мастерские, кожевенная, часовая и три ювелирных. И к следующему лету предполагалось открыть в Вологде две большие лавки и чайхану в хазарском национальном стиле. Пардусы ведь официально считались хазарским кланом, но на самом деле, как этнически, так и в религиозном смысле они от хазар отличались весьма сильно, и, прежде всего тем, что были не просто язычниками, а представителями очень древней европейской традиции. Они поклонялись богине Деване[61], которую можно, наверное, отождествлять с Дианой-охотницей. Вот тут-то и крылся подвох. Принеся Бармину вассальную присягу и поселившись на его земле, — то есть на абсолютно новой для оборотней территории, — они, исходя из своей веры, должны были, во-первых, связать себя узами «родства» с властителем, под руку которого перешли, а во-вторых, принести жертвы богине, чтобы земля приняла их, как имеющих право на ней охотится. Частью же соответствующего обряда являлось ритуальное лишение девственности одной из девушек-оборотней. И речь шла не о фигуральном акте, а о самом настоящем.

«Боги! — подумал Бармин, услышав о предстоящем ему приключении от своей новой кавалерственной дамы. — Ну, почему здесь все сколько-нибудь значимые сакральные церемонии идут через… сношение?! Неужели недостаточно клятвы на крови?»

Но, увы, традиция требовала, чтобы он сам «освятил» таким образом новые охотничьи угодья племени и подтвердил свою власть над «телами и душами» пришедших под его руку людей. И это еще удачно вышло, что у Субат была дочь подходящего возраста и кондиций. Если бы не Хатун, пришлось бы Бармину стать еще и педофилом, потому что следующая подходящая для ритуала барышня пока еще в куклы играла, хотя, как говорят, могла уже завалить в обороте молодого бычка. В общем, воленс-ноленс он вынужден был согласиться, но, учитывая обстоятельства, договорился, что обряд они проведут уже после его свадьбы с Марией Полоцкой, то есть, после 14 октября.