Огромный город был отчетливо виден, он как будто сиял. Стены черного камня грозно высились над землей. Выше стен были квадратные башни с рядом зубцов. Башни сияли в свете заходящего солнца, как оказалось после, в каждой башне была вставка из чистого золота. Часть города лежала в низине, а часть восходила на широкий холм. Дымок поднимался над нижним городом. В боковой крепостной стене, которую нам было видно целиком, был проделан сток, откуда водопадиком стекал голубой ручей — это часть Нелрота стекала из оазиса Духов, чтобы потом, насытится подземными ключами и тремя притоками и разрастись в великую реку. Вода блестела в закате.

Купола показывались там и тут и блики розовеющего солнца перескакивали с одного на другой. Над всеми возвышались белокаменные дворцовые купола. Два из них были небольшие, а третий, центральный, показался мне необъятным, пока взгляд не упал на Хаар’ахлиб — главный харлийский храм. Барабан храма возвышался даже над дворцом, был из черного камня с золотыми вставками. Но в стенах виднелся широкий сияющий просвет, то были витражи. Венчался барабан храма куполом, которому не было равных, пожалуй, ни в Империи, ни в Королевстве. Объемный зеленый купол с золотыми прорезями, поражал воображение. И выше купола, упираясь в небосвод и сияя в лучах уходящего солнца, возвышались четыре башни духов. Каждая увенчивалась остроконечным зеленым куполом со шпилем в виде ладьи Хаара. Сие великолепие, поражающее воображение, было под стать харлам.

— Ну, вот и Жемчужина песков! — торжественно произнес Абазир.

Солнце близилось к полудню. Караван въезжал в главные ворота Хаасима. Между двумя мощными черными башнями с золотыми вставками были высокие деревянные створки. То, что вчера на закате я принял за черный камень, было лишь базальтовой облицовкой. На башнях красовались песчаного цвета полотнище с голубого цвета ладьей Хаара следующей за путеводной звездой и белое полотнище со щитом, на котором была изображена ладья и императорский золотой венец — флаг Хаасимского пакта — торгового содружества Арикании и Саургана.

За воротами простирался длинный коридор-ловушка, чтобы поймать наступающего врага у порога. Изнутри стены были уже не облицованы базальтом: были из того же песчаного кирпича. Вторые ворота были кованные с поднятой решеткой. Проехав под аркой, караван попал на Великий базар. И если я считал прежние харлийские города многолюдными, то крупно ошибался.

Гул, стоявший тут, просто бил по ушам. Кричали торговцы, торговались покупатели. Где-то играла музыка, пели песни, били в барабаны. Блеяли и мычали животные. Звон и шум был, казалось везде. Все полнилось запахами: различные специи и пряности, цветы, дерево, духи, благовония, еда, пот людей и животных. От всей этой какофонии кружилась голова.

Лавки тут были на каждом шагу: на главной улице и в переулках. Подле лавок были разбиты прилавки с навесами. Между домишками были натянуты полотна разноцветной ткани, чтобы создавать тень. От духоты это не спасало. Казалось, тут можно найти все, что есть на свете. Вот лавка с лотками, где насыпаны пряности и специи. По другую сторону блестят на солнце ювелирные изделия тончайшей работы. Впереди прилавки ломятся от спелых и сочных фруктов. Проплыла мимо оружейная лавка, где в стойках сверкали сивильские бердыши и мечи, эльфийские алебарды и изысканные клинки, харлийские ятаганы и глефы, ариканийские обоюдоострые копья. Тут и лавочка с деревянной мебелью: эльфийской руки стулья и шкафы, тумбы и кресла сивильского дерева. Там на вешалках ветер колыхал тончайшие харлийские и эльфийские шелка. Виднелись и лавочки с различной утварью и безделушками. Одних только лавок с коврами по пути я насчитал штук десять. Мы продвигались вглубь базара. Проехали пять чайных, два хак’сила, скрывшихся в переулках. По улице сновали деловитые смуглокожие харлы. Мужи ходили кто в легкого покроя цветастых халатах до пят, кто в жилетах на шелковые рубахи или вовсе на голый торс и в шароварах, на головах тюрбаны или тюбетейки. Зажиточные харлы все носили пышную бороду. Женщины ходили в цветастых платках на головах и в цветастых широкого покроя платьях, полы и складки которых скрывали фигуру и очертания, хотя харлийки были отнюдь не толсты: тонкости их лиц могли позавидовать и эльфийки.

Телеги, груженые обозы, всадники на вербалах сновали и по главной улице и по переулкам. В толпе иногда мелькали и гвардейцы в белых тюрбанах при острых глефах. Караван проехал мимо торговых рядов, где на прилавках лежали спелые апельсины, сочные дыни и арбузы, были насыпаны лотки с пряностями всех возможных цветов, от которых шел приятный запах. Дальше пошли скотные ряды — продавали ослов, вербалов, овец, коров, свиней. Они блеяли, визжали, мычали. Двугорбые вербалы задумчиво жевали траву. Главной ценностью таких рядов были харлийские кони: черные, как ночь, с роскошной блестящей гривой, могучие и выносливые.

Через час нашего продвижения по полной народу в пестрых нарядах улице, мы наконец вышли на площадь. Сначала лавки начали расступаться, затем вовсе исчезли из виду. Народа не убавилось и тут. Здесь были устроены развалы, бродячие артисты давали выступления. Кто-то играл на барабанах. Были тут и факиры, которые танцевали с пламенем в руках и глотали его. Какой-то местный чародей левитировал сидя на ковре (Хотя, скорее всего это было простой уловкой или иллюзией). В стороне слышалось монотонное дудение флейты, то был заклинатель змей. Его мы увидели, когда приближались к центру площади. На его представление собралось много зевак. Три кобры, сидящие в довольно широких корзинах, ритмично извивались под игру на флейте. Тут, в мгновение ока, после взрыва красочного порошка, на месте кобр в корзинах извивались три девушки в платьях с нанизанными на них железными колечками, которые дребезжали при ритмичных движениях.

В центре площади высилась статуя какому-то харлийскому войну — в шлеме с наносником, в кольчуге и с обнаженным ятаганом, острие которого было опущено к земле. Абазир так и не рассказал, кому был поставлен монумент. Впрочем, удивительно было то, что вся статуя была оплетена веревками, к которым крепились навесы из плотной ткани. У постамента раскинулся еще один широкий базар. Тут-то возле статуи и дальше на площади торговали караваны.

— Ох, Великий базар, — начал Абазир. — И трех дней не хватит обойти его весь. И всегда найдешь новую невиданную лавочку.

Нижний город и, правда, был обширен. Весь он был занят базаром. Там дальше стояли кузни, плавильни и мануфактуры, из труб которых над городом поднимался дымок.

Караван расположился на свободном месте: выстелил настил, выложил товары с телег. Начали подходить покупатели.

— Ну вот ми и прибили, — произнес Абазир, отдавая вожжи своего коня вечно молчаливому Вашрину. — Хаасим, дом родной. Народу-то! Столько тут не бил, а народу все больше и больше, — засмеялся он.

— Мы благодарны, Абазир и всему твоему каравану, за это маленькое путешествие, — произнес Дерек и поклонился. — Это чудесный край. Но без вас мы бы тут заблудились, как недавно в Обосиме.

— Э, да чего говорить. Кто не блуждал в Обосиме, тот не бил в Обосиме, — засмеялась Захра. — Ви били не плохими попутчиками.

— Вот так значит? Просто «не плохими»? — отшутился Дерек.

— Да, признаю… без вас ми би бистрее добрались, — засмеялась Захра в ответ и ее смех подхватил Шарим.

— Хорошие вы парни, — отсмеявшись, сказал Шарим. — Салим не прогадал, когда взял вас и навязал Абазиру. Мне было приятно с вами ехать и идти по моей родине! — он стукнул кулаком по груди. — А как вы бились с аллезилами! О, не желал бы я иметь таких врагов.

— Как на счет иметь таких друзей? — Дерек протянул ему руку.

— А это всегда можно! — засмеялся Шарим и скрепил слова рукопожатием.

— Пришла пора прощаться, — рассудил я. — Не знаю, что бы мы делали без вас. Думаю, на Гараде наш поход и закончился бы.

— Ну, если би кто-то не лез инквизитору в лапи, может бить и добрались до Слез, — подколола Дерека Захра. Он лишь закатил глаза.