40. Замена проколовшейся камеры (19.09.2007, еще Ташкентская область). После голосования на дороге около часа (нужен был колпачок, чтобы открутить золотник, а свой затерялся), остановился МАЗ-самосвал. Водитель Назым (он плоды-пробойники травянистого растения назвал пятаками) с сыном лет 20-ти (крымские татары: их, вообще-то, в Узбекистане почти не осталось, уехали на свою историческую родину), не только тормознул и дал то, что нужно, но и сам всё сделал: разбортовал, заменил камеру, собрал…

41. Чиназ, пограничный поселок Ташкентской области. Дальше – река Сырдарья, за ней – Сырдарьинская область. Базарчик прямо на трассе, под мостом. Копченая рыба: усач, судак, сазан. Купил жереха…

42. Третье ночное пристанище (в ночь на 21-е сентября, Сырдарьинская область).

43. Город Джизак, центр одноименной области (22.09.2007).

44. Вечер, почти сумерки (23.09.2007). Булунгурский район Самаркандской области. Холодный, пронизывающий ветер. Виноградники. Две сестры. Одеты по погоде. Младшая – Наргиза (тёзка моей дочке, потому и запомнил), окончила школу, но в вуз не смогла поступить. Не хватило денег. Здесь же у дороги – вёдра с виноградом. Продаёт. Копит на вуз. В моей руке – это одна гроздь, сорванная девушкой наугад для фотосъемки. Весом не менее двух кг.

45 (стр.26). Перед входом в мемориально-духовный комплекс Имама аль-Бухари (24 сентября), находящийся под Самаркандом, несколько в стороне от трассы. Специально завернул, хотя прибавилось 50 км. А в прежние годы, когда имелась машина, несчетное число раз проезжал мимо, но всё было недосуг проделать эту дорогу.

Правила посещения комплекса, вывешенные при входе: люди должны быть в чистой одежде. «Я приехал на велосипеде, грязен, нужно ли искупаться и переодеться?» – задал я вопрос. «Нет! Пойдет! Душа и помыслы должны быть чистыми. Они – главное!» – ответил служитель благородного вида лет сорока.

Мой велопробег проходил во время священного месяца Рамазан, и многие по пути следования называли моё путешествие хаджем, не менее значимым относительно того, когда люди на самолетах летают в Саудовскую Аравию для посещения Мекки. Приравнял меня к меккианским паломникам и сидящий в тени смуглый, круглолицый, улыбчивый мужчина средних лет, как выяснилось, один из работников обширной парково-клумбовой зоны, живописно дополняющей архитектурные памятники комплекса, весьма отреставрированные, восстановленные и дополненные в годы постсоветской независимости Узбекистана по инициативе и под руководством Президента страны. (Так у нас принято говорить перед микрофонами, писать в газетах и отбивать на памятных досках. Правда, здесь немалая часть финансирования работ проводилась из-за рубежа, Исламским банком развития.) Садовник, возведший меня в сан ходжи, узнав, что я не держу поста, как показалось, несколько разочаровался. Попробовал бы сам крутить педали под солнцем, всё еще палящим и в сентябре (а ночи были очень холодными)! Через полчаса позабыл бы и Пророка, и Всевышнего, Милостивого и Милосердного, требующих в Великий пост не только не есть, но и не пить в течение светового дня! Этим заповедям и премудростям, подчеркиваю не без гордости, я никогда не поклонялся. Да мне и ни к чему культовое голодание: нет ни лишнего веса, ни особых грехов, от которых рўза (пост) в месяц Рамазан якобы избавляет. И в первые годы после крушения коммунистической империи не лицемерил, когда чуть ли не все воинствующие атеисты, в том числе бывшие и действующие члены компартии, вдруг стали удивительно набожными и уморительно религиозными, а детям, скажем так, титульной нации России стали видеться летающие ангелы, узбечата же Узбекистана – ударились в рамазанскую диету. И сейчас не нуждаюсь ни в постах никаких, ни в прочих надуманных отправлениях, нужных не Небу, не Богу, но земным жрецам и жрецам. В Узбекистане, к слову сказать, вчерашний Первый секретарь ЦК первым и отрекся от прошлого, и коммунистов у нас с тех пор нет и как будто никогда и не было. Но в России-то они здравствуют легально, популярны у определенной части населения и даже вполне упитанны, как главная героиня фильма «Москва слезам не верит» характеризует своей дочери ее отца, объявившегося через два десятка лет и с радостью узнавшего о своем отцовстве…

46. Самарканд (24.09.2007). Сумерки. Еле дождался прохожего, чтобы щёлкнул меня на фоне Амира Темура (Тамерлана), светоча справедливости, чей свет чуть не ослепил меня руками ментов. Забрили бы, если бы не членская книжечка Союза писателей Москвы.

47. Вольная биржа труда за Самаркандом. В основном женщины и девушки. Хотя есть и мальчики, и юноши, и мужчины постарше. К подъезжающему на машине работодателю бросаются толпой. Вокруг – виноградники. Сезон сбора урожая, упаковки и отправки в Россию. Для того и биржа, и подёнщики. (Подёнщина с весны до начала зимы – это на селе всерьез и надолго, а в городах – и круглый год).

48. Утро 26 сентября. Чайхана, где провел последнюю ночь. Это – в самом начале Кашкадарьинской области. Делаю записи в блокноте. После – снова в путь. До Карши, областного центра и конечной моей цели, около 100 км тяжелейшей дороги для велосипеда без переключаемых на ходу звездочек цепной передачи, к тому же груженого: постоянная синусоида, затяжные подъемы. До заката солнца надо непременно добраться до Карши. Добрался, хотя на финише чуть ли не валился с ног от усталости…

49. Поле богарных (неполивных) бахчевых недалеко от кишлака Хужаобод Кашкадарьинской области. Здесь меня угостили: арбузы, дыньки, лепешки, разговоры, фото на память…

50. Единственный участник и победитель ралли со своей мамой. Он – живой, хотя и бронзовый (в загаре), лицом – чистый индеец, а руками по локоть – коренной житель Сомали, она же – светлоликая. Снимок сделан через день отдыха, на огромной веранде второго этажа коттеджа Сонии Авазовны, известной в стране педагога, создателя и руководителя образовательного центра: детский сад и гимназия. У ней, дочери (а мне – сестренки родной), мама с некоторых пор и жила…

Так вот, если не считать велопробега-2007, то с сентября 1997-го я никуда не выбирался из Узбекистана. Но разве можно не считать! В том ралли, выехав на второй день из Ташкентской области, я специально поехал прямо, как это делалось в советские времена и даже 11 последующих лет, до начала 2003 года, когда лидеры Узбекистана и Казахстана, доставшиеся этим новоиспеченным государствам наследием коммунистического прошлого и с тех пор не выпускающие из своих цепких рук кормила власти (ныне уже более 20 лет), разобиделись друг на друга (хотя вслух и продолжали твердить о кровном братстве двух народов, а при встречах – обниматься и пожимать руки), и казахстанский участок автотрассы, кратчайшим путем соединяющий Ташкент со всеми областями республики (кроме соседней, Сырдарьинской, а также трех областей Ферганской долины) был закрыт для узбекистанского автотранспорта. Памятуя о том, что на севере (в районе поселка Черняевка) границу между государствами братских народов в пешем виде можно пересекать в ту и другую сторону при предъявлении паспорта, я тогда, покинув южные пределы Ташкентской области и переехав реку Сырдарью, не стал сворачивать налево, на областной центр Сырдарьинской области город Гулистан, но двинул в сторону межгосударственной границы. Ну, думаю, пропустят, так проедусь через Казахстан, иную страну, а нет – вернусь, не далеко.