Пиливикл присаживается на соседнюю парту.

— Всех твоих друзей приговорят к Азкабану. А тебя — нет. Ты вовремя успел защититься. Остальные же просто не владели окклюменцией. Но кто-то должен ответить за последствия утечки данных. И едва ли суд спустит им шалость. Может, лишь Оливии и Саймону — в счет подвига родителей. Но я жив. И Перси Свифт, и Уильям Хартвуд. А родители Мелиссы вообще никогда не защищали людей от Грин-де-Вальда. Уверен, ее отправят к дементорам просто за компанию. Поверь мне, я знаю, как сейчас работают судьи. Страх делает людей орудием жестокости.

— Хотите сказать, — язык липнет к гортани, — я могу их спасти?

— Не знаю, — он наклоняется ко мне. — Тебя я еще не знаю, только твоего отца. Он герой. Всем это известно. И если вдруг выяснится, что Грин-де-Вальд с подручными победил его в неравном бою и применил легилименцию, сэра Николаса, конечно, не похвалят, но и в Азкабан не отправят. Слишком многие обязаны ему так же, как и я.

— И это спасет Мелиссу?

— Ты спасешь ее, — поправляет Пиливикл. — И остальных.

— Но как?

— Завтра тебя будут допрашивать. Не забудь сказать, что отец не раз упоминал о Грин-де-Вальде дома.

— И все?

Я готов был придушить того, чьи губы произнесли этот вопрос, потому что знал — за ними уже стояла полная решимость действовать.

— Упоминали ли ваши родители имя Грин-де-Вальда?

Нет, нет, нет, хочу я закричать, но вопль проваливается мне в горло, а сам я лечу в вязкую черноту. Я тону в ней, я захлебываюсь, и мне кажется, будто чьи-то руки давят на грудь, заставляя выдохнуть последний воздух. Ужасное, парализующее чувство необратимости пронизывает все мое существо, и я осознаю, что умираю. Еще немного, и чернота сомкнется надо мной. Уже не видя ничего, задыхаясь и слабея, из последних сил я борюсь со свинцовым грузом, но все тщетно. И я прекращаю сопротивляться. Я больше не чувствую тела, словно, и правда опускаюсь на дно темного океана.

Внезапно возникает свет: слабо освещенный зазор между стеной и дверью. Он ширится, растет, и вот я перед ним, в коридоре Хогвартса. О, лучше бы я умер!

— Я не верю, что Министр, Пиливикл или кто-либо еще из Министерства мог так поступить — ЭТО ЧУДОВИЩНО! — профессор Вилкост, обычно медлительная из-за возраста, стремительно и гневно пересекает ту часть класса Защиты от темных искусств, что мне видна. — Армандо, неужели это правда?

— Боюсь, что да, Галатея. Они передали недвусмысленное поручение подготовить мальчика к этой новости. Мать его не заберет: после трагической новости она слегла и сама нуждается в помощи.

— Можно освободить его от уроков, но оставить в Хогвартсе, — звучит голос Дамблдора, — под нашим присмотром. Возможно, следует выделить ему отдельную спальню.

— Да, пожалуй...

Повисает неловкая, непонятная тишина, которую скоро нарушает преподаватель зельеварения.

— Господи, да как такое могло произойти! Никто не верил в виновность Уолдена. Я лично собирался прийти на слушание только из-за давней дружбы. Я не сомневался, что Визенгамот оправдает его! Разве кто-нибудь из вас ждал чего-то другого?!.. Как можно было перенести слушание на ближайшую ночь?! Это-это-это... Это же... Убийство!

Я задыхаюсь, я бегу по коридорам Хогвартса прочь от воспоминания, и призраки, осуждающие призраки один за другим встречаются на пути: Антония, Мелисса, Дамблдор, кто-то из учеников, Горбин, Хартвуд, даже мисс Коул — они знают, все они теперь знают, что я совершил.

— Вы должны навестить мать! — бросает мне призрак профессора Слизнорта.

— Нет! — оглядываюсь я. Сама идея приводит меня в ужас. — Нет!!!

Я поворачиваюсь обратно и сталкиваюсь с матерью — таким же призраком — лицом к лицу. Она тянет ко мне руки, и я взмахом пытаюсь разогнать наваждение, как облако, но теряю равновесие. Спину ломит от удара о холодный пол, но вокруг меня уже пустая спальня с застеленными кроватями. Я на грани. Вдруг из-под кровати вспархивает нечто черное, и вне себя от страха я бью в его центр смертельным заклятием. Комок падает рядом. Снежок, мой ворон, мертв. Я закрываю лицо.

Довольно.

Пожалуйста, довольно.

По ногам, по телу, по пальцам ползет холод. Мне страшно убирать руки от лица.

— Убирайся! Убирайся!!! — ору я, все еще прижимая к глазам кулаки. — Пошел прочь!!!

— Он никуда не уйдет, — слышу я знакомый голос. Том-первокурсник стоит у окна в освещенном закатным солнцем коридоре. — Он давно стал частью вас, мистер Ингард. Вы спасли меня от заклятия Одноглазого той же магией, какой он спас этого рыжего выскочку Пиливикла. Вы знаете, кто он. Так откройте глаза, мистер Ингард.

— Не могу, — шепчу я и без сил опускаюсь перед ним на колени. — Он... Он пришел отомстить за предательство. Он убьет меня. Убьет, даже не узнав, что...

— Что вы раскаиваетесь?

Я вижу, как Том направляется по коридору ко мне, и снова оказываюсь в спальне. Обе моих руки распрямляются по воле легилимента; я пытаюсь бороться, но Реддл куда сильнее. Я цепенею. Дементор наклоняется надо мной, и из темноты под капюшоном становятся слышны голоса тех, чьи души достались ему. И в сотый раз их шепот призывает слушать.

— Я не умер.

Эти слова разрывают мне сердце. Рука тянется к лохмотьям, похожим на клочки сизого тумана.

— Отпусти меня, — умоляю я идущего ко мне по коридору Тома. — Разве ты не видишь, что я прячу за страхом?!

Приблизившись, Реддл склоняется и кладет мне руку на шею. В спальне для мальчиков мои пальцы, сдаваясь воле легилимента, проваливаются в ледяную дымку груди дементора, и меня накрывает волна нестерпимого, невыносимого света.

— Виктор...

Мне слишком больно слышать этот спокойный голос. Голос, который каждый вечер предлагал мне увидеть Хогвартс и обещал, что я стану лучшим в мире мастером окклюменции.

— Виктор...

В двух чертовых слогах так отчетливо звучит понимание того, что случится, и такое смирение, что мне хочется оглохнуть.

— Виктор, что бы ты ни сделал, я всегда буду тебя любить.

И затем на меня обрушивается все, что знал отец. Заклятия, события, чужие судьбы, планы и тайны — все, что изредка просачивалось в мое сознание, теперь скользит передо мной сумасшедшим водопадом.

Передо мной и Реддлом.

Еще не придя в себя, завороженный происходящим, я почти теряюсь в этом потоке, пока внимание Тома не напоминает о его присутствии. Я еще с трудом осознаю происходящее, когда в череде воспоминаний вижу ни с чем несравнимый, завораживающий блеск в центре огромной комнаты. Там на полках стоят магические предметы, а на пьедестале в центре покоится предмет поисков мракоборцев и охотников за артефактами — диадема Кандиды Когтевран. Будучи сотрудником отдела магического хозяйства, я не раз бывал в залах, подобных этому. В залах, составляющих Хранилище Министерства Магии.

Комментарий к 35. Тайна дементора Ну что ж, это, пожалуй, одна из моих самых любимых глав в этом фике наряду со следующей. Никакого особого музыкального сопровождения у меня к ней во время написания не подобралось, но, возможно, потому, что песня Hurts – Redemption ждала своего часа и вышла только в 2020-м. Честное слово, как будто из одного источника черпали)

Ну и раз уж пишу, проинформирую, что осталась пятая часть, состоящая из 4 глав, две из которых, наверное, будет лучше выложить за один раз, и эпилога. И все-таки чертовски грустно прощаться с этой вновь пережитой историей)

====== Часть пятая. 36. Признание ======

Чувство опустошенности, заполнявшее меня, не имело ничего общего с подавленностью. Оно было сродни утомлению и странному спокойствию, из-за которых я, словно подхваченная рекой утлая лодчонка, плыл сквозь чужие воспоминания. Эти образы не имели начала и растворялись прежде, чем наступал финал: мальчик, надевающий волшебную Шляпу; коридоры школы, еще не столь увешанные портретами; старшеклассник, в котором уже угадываются черты отца, и, наконец, молодой человек, каким я его видел, но, конечно, не запомнил в силу того, что был младенцем на его руках.