— Разве у вас не было такого? — я решил сыграть в легенду, которую он придумал о своей семье. — Неужто родители или другие родственники не дарили вам его?
— Ну, разумеется, дарили, — Том улыбнулся, но его голос прозвучал, как шепот, пока он вертел куб в пальцах. — Чаще всего я вызывал змею.
— Вот как? А родители? Кто получался у них лучше всего?
Улыбка так и застыла на лице Реддла, но эта гримаса не имела ничего общего с улыбкой погруженного в воспоминания, когда губы вздрагивают, будто вступая в диалог с прекрасным прошлым. Он был похож на двоечника, которого отчитывает педагог. Он улыбался, потому что не знал, что еще мог сделать в этой ситуации.
— Птицы, — наконец отмер он. — Мама всегда вызывала только их. Она даже сотворила стаю райских птиц на один из моих дней рождения. Я уговорил ее научить меня этой магии. Так что еще до школы я мог наколдовать себе если не сову, то почтовую канарейку точно, — он усмехнулся. — А отцу было не до этого, он работал в «Гринготс». У него почти не было времени на игры со мной, зато он не раз брал меня в банк. Не знаю, как удавалось обходить охрану, но пару раз я даже прокатился с ним в тележке. И знаете — одно дело, когда вы под метр восемьдесят возвышаетесь за спиной гоблина, и совсем другое, когда стоите в полный рост, а края тележки доходят до подбородка, и кажется, что рельсы прямо перед носом, и ты вот-вот полетишь на них. Но позади всегда был отец, он держал руку на моем плече, так что я справлялся со страхом. Мне кажется, я и сейчас чувствую это прикосновение.
Его взгляд все еще был затуманен воспоминаниями, которых не существовало. Если б я не знал о его сиротстве, о пребывании в приюте, я бы принял историю о воображенной семье за чистую монету. Он разыграл блестящий спектакль. Но именно спектакль. Не было в его детстве птиц, трансфигуратора, родителей, поездок на тележке и руки на плече. А если так, насколько глубоко похоронил он эту пропасть, чтоб в меру искренне и ровно возвести на ее месте столь правдивую ложь?
— Трансфигуратор Кейна, — продиктовал Том перу и, как ни в чем не бывало, принялся за следующие предметы. Лицо его было спокойно, словно он помогал делать уборку в кабинете зельеварения или менял книги в библиотеке. Я представил, как с тем же выражением лица он перебирал вещи Хэпзибы, пока рядом остывало ее тело.
Горбин сказал, что Хэпзиба, однажды встретившись с Томом, больше не соглашалась вести переговоры ни с кем, кроме него. Иногда он получал вещи дешевле первоначальной цены.
День за окном уже погас, и комнату освещала единственная люстра. Тени стали резче и глубже, и от них лицо Реддла обрело еще большую скульптурную выразительность. Впавшие щеки, высокий лоб, благородная бледность и утонченность черт — он мог очаровать кого-нибудь влиятельней Хэпзибы, но выбрал ее. Лучший выпускник Хогвартса, он мог пойти в Министерство или «Гринготс», но выбрал Лютный переулок.
Я находил тому лишь одно объяснение — Реддл жаждал найти некий артефакт. Или несколько. Потому я и вспомнил про диадему. Надеялся, что она заинтересует его, но Том с тех пор не задал ни вопроса. Возможно, он уже нашел все, что искал — ведь он ушел из лавки. Нашел именно здесь. Но зачем понадобилось убивать Хэпзибу? Разве не отдала бы она ему все, что тот не попросил? Должно быть, мне следовало еще раз навестить Похлебу, пока Азкабан и старость не прикончили ее, и спросить, были ли у ее хозяйки особо ценные ей вещи. Может, что-то фамильное... Мысли в моей голове вдруг совершили кувырок.
— Мистер Реддл, — я чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. — Как вы узнали, где искать охранный набор?
— Искать? — Том вмиг сориентировался. — Но когда я пришел, коробка уже стояла на столе, и крышка...
— Нет! — я чувствовал, что вот-вот поймаю его. — Нет. Вы же сами сказали, она не пользовалась им. С чего бы набору стоять в гостиной? К тому же я был здесь после убийства и позже, когда сделали уборку. Хэпзиба хранила его в спальне, и я допускаю, что вы... вы могли его видеть там. Но затем набор перенесли. И я готов поклясться, что видел эту коробку в другом месте, крайне далеком от гостиной. В комнате, — я будто вбивал каждое слово, — которая освободилась после случившегося. Наследники сделали из нее шкаф. Потому что она сама была размером со шкаф.
Том рассмеялся и поднял руки, будто сдавался.
— Ладно, поймали, — он помахал ладонями. — Я всего лишь охотник за артефактами. Хотел присмотреть что-нибудь. Пришел раньше и сразу отправился...
— ... В коморку Похлебы, расположенную в дальнем углу подвала? — я вытащил палочку. Реддл равнодушно следил за моими действиями. — Вы не могли знать, куда отнесли часть артефактов, если только не посещали дом уже после убийства.
— Посещал после убийства? — усмехнулся Реддл. — Разве эффект Вингарда не вынул бы из меня душу? Выходит, я либо убийца, либо вор. Скорее вор, ведь я не корчусь на полу со страшной гримасой, правда?.. Но мистер Ингард. Разве что-нибудь пропало? Или, может, повреждено? Уверяю, даже замок на двери того старого чулана цел, можете проверить...
— Но...
— Вам не в чем меня обвинить. А сейчас — извините. Я, — он посмотрел на часы, — уделил вам почти три с половиной часа, артефактов осталась полшкафа, уверен, вы справитесь.
Не глядя на меня, он подхватил пальто, лежавшее на спинке софы. Я чувствовал раздражение в его торопливости и резкости. Том направился к двери. Я взмахнул палочкой. Дым, похожий на черный шелк, взвился к потолку, стал крупным вороном, дважды облетел люстру и пружинисто сел на пол между Реддлом и дверью. На секунду он склонил голову в бок, а затем начал прохаживаться вдоль порога, и блестящая чернота его крыльев отливала изумрудным.
— В благодарность за помощь, — пояснил я. Том не обернулся. — И на случай, если решите связаться с Министерством, — я думал, Реддл в замешательстве. Я ошибся.
— Вы странный человек, мистер Ингард, — он посмотрел в сторону, на один из распахнутых шкафов и задал вопрос, который бог знает, как пришел ему на ум, но заставил меня потерять дар речи. — Хотите ли вы остаться волшебником?
Реддл открыл дверь. Ворон, словно поняв жест хозяина, перепрыгнул через порог, чуть дальше, и вдруг взлетел, захлопав крыльями, и растворился в тьме. Реддл последовал за ним, предоставив холоду октябрьской ночи вливаться в гостиную дома Хэпзибы через распахнутую настежь дверь.
====== 2. Азкабан ======
Ночью мне приснилось, как я веду пальцами по совершенному изгибу скул, и от этого в животе все переворачивается. Я проснулся резче, чем от любого заклятия будильника.
Стараясь отвлечься от мыслей о вчерашней беседе, ворочаясь в постели, я предпринял еще несколько попыток заснуть, но в итоге сдался. Полшестого утра. Должно быть, еще никто за всю историю Министерства не являлся на работу в такую рань. Впрочем, из-за этого я покончил с ежедневными обязанностями ко второй половине дня и мог быть свободен. Это вызывало противоречивые чувства.
Я собирался навестить Похлебу, и чем больше я думал об этом, тем более перспективной казалась встреча. Она могла пролить свет на то, какими сокровищами располагала Хэпзиба Смит. Я взял с собой составленные накануне списки. Если память эльфа все еще крепка, возможно, удастся выяснить, не пропало ли что-нибудь из артефактов. Признаться, я очень надеялся на это, мечтая, чтоб Похлеба произнесла то, что прочно свяжет подозрения с Реддлом.
И у меня на то были веские основания. Ведь именно со слов Похлебы я ввязался в это расследование. Увидев фамилию Реддла и Смит в одной строке в документах «Горбин и Бэрк», я отправился в Азкабан, чтобы узнать у непреднамеренной убийцы Хэпзибы, как часто представитель магазина наведывался к ее хозяйке и каковы были их отношения. Похлеба не вспомнила. Не то, чтобы ее подвела память, нет; она вообще не знала, кто такой Том Реддл, клялась, что никогда не видела его в их доме. Но ведь мне подтвердили, что он был там! Одно свидетельство дал Горбин, его начальник, он не мог заблуждаться. В конце концов, я утвердился в мысли, что Реддл изменил память эльфа, переборщив с этим. А понадобиться это могло только в одном случае.
