— Меня ждет потрясающая история о том, что вы тоже из этого приюта? — спросил он, наконец, все еще стоя лицом к стене.

— Нет. Все проще: я применил к мисс Коул легилименцию, прежде чем выставил отсюда. И что самое интересное, похоже, это произошло с ней впервые. Я не нашел свидетельств иного вмешательства, — я подождал, но Реддл предпочел молчать. — Я удивлен: будучи искушенным легилиментом, ты так и не решился заглянуть в ее сознание.

— Зачем? — фыркнул Том, но не обернулся. — Полюбоваться собственным рождением?

— Но ведь ты никогда ее не видел. Ту, что родила тебя. Разве тебе ни разу не хотелось встретиться с ней? Разве у тебя не осталось к ней вопросов?

Реддл теперь замер. Полотенце он держал перед собой, склонив голову вперед. Второй раз за последние сутки я созерцал беззащитно голую спину и напряженно поднятые плечи; будто он считал, что они превратились в панцирь и способны его защитить. Мне хотелось опустить на них ладони и доказать ему обратное, освободить их, превратить из камня обратно в кожу, плоть и кровь.

— Ведь это произошло ровно восемнадцать лет назад... — стоило мне начать, Реддл настороженно обернулся. Его глаза были широко распахнуты, как тогда, после драки на берегу, когда он не знал, чего ждать. — Восемнадцать лет назад, без каких-то трех часов, — уточнил я, делая к нему шаг. — Босая, донельзя истощенная девушка, облаченная в несколько слоев лохмотьев вместо теплой одежды, постучала в двери приюта. Роды уже начались, когда ее занесли внутрь. Мисс Коул тогда была лишь помощницей директора. Ее отправили за доктором. И врач, и помогавшие акушерки, и даже воспитатели были уверены, что ты родишься мертвым, — Том лишь моргнул, но я едва удержался от того, чтоб прижать его к себе; я видел, как безжалостно длинные, тонкие пальцы впивались в полотенце, пока я говорил. — Меропа Мракс ни слова вымолвить не могла; сначала ее трясло от холода и страха, затем от жара, и большую часть родов она была в забытьи.

Я остановился в паре шагов от него и замолк. Он упрямо сохранял маску вежливого любопытства, но его глаза впивались в меня крепче, чем пальцы в полотенце, и казалось, он в секунде от того, чтоб зарядить мне оплеуху. Я молчал. Я сам не знал, чего жду; сильное, легшее тяжестью в сердце ощущение без единой битвы подчинило себе мою волю, мое поведение, и сладостно тянуло за собой, в те лишенные света галереи, что ни оканчивались ничем. Почти физически ощущая, как растет в нем гнев, как усиливается напряжение между нами, я потянул к себе уголок ткани — полотенце покорно выскользнуло из рук Тома. Я накрыл им его мокрые волосы и принялся вытирать — точно так же, как однажды сделал он в лавке Горбина перед тем, как попробовал меня убить.

Я собирал вместе волнистые пряди и выжимал их до скрипа ткани в пальцах. Чтоб дотянуться до затылка, мне пришлось подойти почти вплотную; стоять незащищенным перед ним, перед двумя руками, способными в мгновенье ока выплеснуть всю ярость в одном заклятии, было...

— Мне больно, — сдавленно произнес Реддл. — Вы это хотели услышать?

Лежавшая в кармане фигурка из охранного набора не пошевелилась: Том не солгал. Я сжимал волосы на его затылке.

— Большую часть родов она была в забытьи, — повторил я. — Но в конце ее сознание вдруг прояснилось. Она должна была быть мертва, но она цеплялась за жизнь; она умоляла, чтобы ей дали ребенка. Она хотела увидеть тебя. И она видела. Она держала тебя, Том. Она улыбалась тебе. Даже на краю смерти она все смотрела на тебя... Пока ты не выпал из рук.

Оставив полотенце на его склоненной голове так, что оно скрывало лицо, я отстранился.

— Она любила тебя, Том. Она была рада твоему появлению на свет.

Он стоял передо мной молчаливой статуей, пока вечность спустя его рука не нашла дорогу к моей груди и не свернулась болезненно и напряженно вокруг плененной складки на рубашке. Другой рукой он медленно стянул с себя полотенце; оно упало между нами. Он едва заметно вздрогнул, когда я осторожно прикоснулся к напряженной шее, но позволил моим пальцам проползти по острой дуге скул к губам — жест, который я повторял во сне сотни раз. Когда подушечки замерли в углу приоткрытых, пухлых губ, у меня перехватило дыхание.

— Посмотри на меня, — попросил я шепотом.

Его робкий взгляд качнулся, сперва едва захватив подбородок, но затем встретился с моим, соблазнительно слабый, покорный и взволнованный. И, как будто было мало, Том порывисто повернул голову к моей ладони и провел по ней носом, в исступлении прикрыв глаза. Я видел дрожащие ресницы, ощущал влажное прикосновение губ к запястью и осознавал, что не вытерплю ни минуты больше. Я потянулся к его губам, но тут же ощутил удар в плечо; теряя равновесие, попятился назад и влетел под струю еще включенного душа. Я отскочил к стене, ежась от капель, бегущих по спине.

Он был уже у двери — надменный, отстраненный, будто недавняя покорность мне привиделась, не иначе. Намеренно неторопливо Реддл забрал с вешалки рубашку, не забыв адресовать мне очередной полный иронии и сочувствия взгляд.

— Хотите ли вы быть волшебником, мистер Ингард? — спросил он жестко. Меня вдруг охватило раздражение.

— Что это за вопрос?..

— А вы потрудитесь подумать. Авось перестанете прятаться от самого себя в попытках манипулировать мной и поймете, как чудовищно ошиблись на свой счет.

— Что?

— Вы не убийца, мистер Ингард. Вас мучает то, что вы совершили пару дней назад. И то, что вы совершили в прошлом. Возможно, и одноглазого вы убили лишь затем, чтоб доказать себе ничтожность вины, которую вы испытывали за предыдущий поступок. Какая жалость. Она оказалась вовсе не ничтожна. И все внутри вас разрушено. Вы напуганы, растерянны. Вы утратили власть над собой. И убегая, спасаясь от ужаса, вы стараетесь подчинить меня. Чтобы хоть в чем-то иметь иллюзию власти. Чтобы успокаивать себя тем, что вы еще хоть что-то контролируете.

— Забавно, как послушно ты подыгрывал мне целых два месяца.

— Не переживайте; как только исчезнет необходимость прятаться, мы разойдемся. Я просто развлекался, — последнюю фразу он бросил уже через плечо, выходя в коридор. — Но эта игра наскучила мне скоро.

С меня было довольно: я трансгрессировал прямо перед ним, так что Реддл едва не врезался.

— Наскучила, когда я почти поцеловал тебя? Или когда ты захотел этого? — я старался не смотреть на его приоткрытые губы. Оперся рукой о стену.

— Чудно, мистер Ингард! — бросил он. — Постоянно убегая от реальности, вы научились мастерски убеждать себя в правдивости наиболее привлекательных иллюзий. Поцелуй… — Том пренебрежительно усмехнулся. — А что еще вы нафантазировали? Я влюблен в вас и хочу, чтобы с меня сорвали одежду? Или, может, я отчаянно нуждаюсь в друге? Любовнике?.. Придите в себя, — его ладонь издевательски похлопала меня по щеке. – Придите в себя, мистер Ингард. Все это ваши фантазии.

Он медленно опустил руку, снисходительно посмотрел на меня и хотел обогнуть.

— Ты оставил кое-что.

Я протянул ему фигурку. Обнаружив ложь, она вертелась и суетилась, как заведенная. Я смотрел только на нее.

— Ты любишь меня, — я не отрывал взгляда от ладони. — Любишь слабого, бесполезного маггла. И такому мне хочешь подчиняться. Я не пытаюсь обрести власть — ты сам вручаешь ее мне, как вручил этот амулет. Возможно, чтобы оставить себя без права решать; чтобы избежать решения, которого в глубине души ты боишься.

Он тут же отвернулся, стоило мне поднять взгляд. Я убрал фигурку в карман. Реддл больше не думал о том, чтобы скрыть волнение. Он, покачиваясь, глядя в сторону, не произносил ни слова и не двигался с места. Мне отчаянно хотелось обнять эти встревоженные плечи, прижать к себе, не дать разлететься на миллионы осколков.

— Том, — ощущая себя на хрупком, тонком льду, я сделал к нему шаг. — Ты нужен мне.

И тогда это произошло в третий раз. Короткая легилименция, ошеломившая меня настолько, что я упустил момент, когда Реддл сжал мне руку и трансгрессировал. Я осознал произошедшее одновременно с тем, как мы оказались в моем доме. Он узнал, где теперь приют. Вокруг носились дети. Через гостиную шла мисс Коул.