Мы молча прошли несколько кварталов, не встретив ни военных, ни охрану судоверфи, ни даже прохожих. Мокрый асфальт узких улиц петлял между двух- и трехэтажными зданиями-коробками без единого огонька. Иногда мне казалось, что мой проводник растворяется в тени, но затем мы приближались к световому круг одинокого фонаря, и какое-то время я снова различал решительную походку Тома. Когда мы в последний раз повернули за угол, я еще издалека понял, куда ведет меня Реддл.

— Господи...

Он нырнул под уже частью оборванную ленту заграждения и остановился у ближайшего угла кирпичного здания. Собственно, этот угол был всем, что от него осталось — маленькая, мертвая скала, за которой лежало поле, равномерно покрытое перемолотыми обломками и обрывками. Эти фрагменты были так мелки, что и при свете дня стоило труда догадаться, к чему относилась та или иная деталь. В темноте же это было похоже на нелепую свалку посреди жилого квартала. Но весь ужас был в том, что я помнил это место другим. Я даже проходил по этой улице в тот вечер, когда искал Тома.

— Здесь же... — я прошел чуть дальше Реддла. — Здесь же был магазин Вулворта?

— Да, и два дня назад они собирались устроить распродажу сковородок, — Реддл с насмешкой наблюдал за мной. — В обед, чтобы пришло побольше покупательниц. Очередь выстроилась вдоль проезжей части. Вы, мистер Ингард, — он указал на меня и прищурился, — стоите на месте примерно 27-й или 28-й покупательницы. Тут были, в основном, женщины, домохозяйки; некоторые взяли с собой детей... — Том оглянулся, словно события происходили здесь и сейчас. — Авианалет убил 168 человек. Вы не видели этот ад, но, если желаете, покажу воспоминания выживших.

Я покачал головой, не находя слов.

— Это лишь один случай. Общий счет идет на тысячи, — Том приблизился на несколько шагов.

— Волшебное сообщество не может вмешиваться.

— Вы говорите, как эти кретины Хартвуд и Пиливикл.

— Это дело магглов.

— Прикончить друг друга?

— Мы и со своей войной не можем разобраться.

— Вот именно, — он стоял рядом, я видел собственное лицо, но сквозь него проступали чужие заостренные черты, не свойственные ни мне, ни Тому, — министерство слабо, магглы слабы и опасны...

Вокруг нас вдруг замелькали тени: казалось, они сгущаются из воздуха, облаком падают на мостовую и превращаются в человеческие фигуры.

— Кто это?

— Не я один понимаю неизбежность падения министерства. И не мне одному приходят в голову соображения насчет магглов, — левая рука Реддла тяжело опустилась на мое плечо. — Сколько смертей вам нужно увидеть, мистер Ингард, чтобы поверить в необходимость нашей власти и контроля над ними?

Темных фигур становилось все больше, но каждая из них стояла на своем месте, на почтительном расстоянии от Тома, так что заговори он шепотом, они бы не расслышали.

— Их зовут Пожиратели Смерти. Все они подчиняются мне.

— Твоя искренность начинает пугать.

Мне было не по себе. Я смотрел в его глаза и отчетливо видел в них красный отблеск. Не думал, что когда-нибудь пожалею о том, что меня вытащили из шкафа. Окружавшие нас люди были одеты в плащи, а лица их скрывали маски.

— Потому что в глубине души вы подозревали нечто подобное. Потому что вы сами желали этого, видя, что происходит рядом с вами, — говоря это, Том обходил вокруг меня. — На самом деле вы еще отчетливей, чем я, видите некомпетентность Министра. Вас раздражают старики Хогвартса и их равнодушное спокойствие по поводу Грин-де-Вальда. Вероятно, вы какое-то время вели маггловский образ жизни, и все же не смогли остаться с ними. Вы не можете найти свое место и чувствуете себя одиноким, хотя вы, бесспорно, одарены в ментальной магии и до сумасшествия храбры. В Министерстве не видят вашего потенциала. И ваше единственное развлечение — пытаться починить двери мракоборцев, чтобы понравиться девушке, которая даже имени вашего не вспомнит.

Пока Том ходил вокруг, мне казалось, что я то и дело ощущаю ледяные прикосновения, скользящие под кожу и глубже. Это смахивало на осторожные попытки легилименции и здорово выводило из себя. Теперь же он остановился передо мной, испытующе глядя в глаза.

— И я, и многие из нас испытывали похожие чувства. Убийство Смит, — он усмехнулся. — На самом деле вы можете его оправдать. Вы знаете, что есть нечто большее, чем одна жизнь. Вы верите в жертвенность. Иначе бы не начали свое самоубийственное расследование, предложив в жертву себя.

— Это совсем другое...

— Неужели? Ваша жизнь менее ценна, чем жизнь Хэпзибы? — он, посмеиваясь, оглянулся на Пожирателей Смерти. Никто из них не двигался. — Напротив, мистер Ингард. Вы намного, намного дороже, чем мисс Смит. Дороже, чем многие, живущие в этом городе и в этой стране.

— Я не желаю слышать это от тебя, — я лгал. Я хотел, чтобы он говорил еще и еще, меня переполняли эмоции, и только присутствие Пожирателей Смерти помогало мне держать себя в руках. Я ненавидел себя за эту реакцию, и боялся того, что Том видит меня насквозь.

— Дайте вашу ладонь.

Я вдруг осознал, что действие Оборотного зелья прошло, и от жжения порезов я уже несколько минут сжимаю кулак. Реддл ждал. Я поднял ладонь, и он взял мою руку. Вынул палочку из-за отворота пальто и направил на ассиметричный узор из засохшей крови. Она вдруг стала бледнеть, а затем грубая корка порезов словно впиталась в кожу.

— Видите? Нет причин заставлять себя терпеть и страдать изо дня в день.

Все еще удерживая мою руку, он провел острием волшебной палочки от ладони к запястью и чуть дальше под узкий рукав пиджака, словно испытывая мою выдержку. Палочка остановилась.

— Я желаю, чтобы вы присоединились ко мне.

Он практически приказал это. С меня было довольно. Я выпрямился, вздохнув свободнее, и обвел взглядом его соратников. В издевательскую улыбку я вложил все скопившееся напряжение.

— Да? А у меня будет такая же стильная маска, или это только для ветеранов клуба?

Комментарий к 13. Пожиратели *примечание к одному из предыдущих комментариев: по четвергам, да. и иногда по зову сердца тоже))

====== 14. Поражение ======

Что и говорить, я разозлил его.

Шаг — и он схватил меня за плечо, заставляя трансгрессировать следом. Миг спустя моя спина с размаху встретилась со стеной в комнате над лавкой. Пальцы Реддла ледяным железом сдавили мою шею, острие палочки уперлось в грудь. И все же я нашел силы усмехнуться — больно уж льстила мне непривычная, искаженная гримаса на его лице.

Но следом без предупреждения, не выдав себя ни шепотом, ни мимикой, Том использовал легилименцию. Меня охватило отвратительное ощущение, похожее на ползущих под кожей насекомых. Из-за него мое сопротивление сработало как рефлекс, и это отчасти меня спасло. Но лишь отчасти.

Лицо Реддла было так близко, в каких-то двух дюймах от меня, но я видел его словно сквозь туман, вынужденно пересматривая те же эпизоды собственной жизни, в которые проник легилимент. Он схватился за то, что попалось ему первым. И, к сожалению, это были последние воспоминания о моей матери.

Три года назад, чуть больше. Мне двадцать, и я еще не работаю в Министерстве. Я вообще больше не принадлежу миру волшебников с тех пор, как оставил Хогвартс. Как думается мне — навсегда. Мать виснет на мне, а я отворачиваюсь и пячусь, пытаясь отодрать ее от себя, только бы не видеть эти тощие руки-палочки на груди, только бы не слышать ее просьб и причитаний.

— Вик, послушай, Вик, сынок, пожалуйста, прошу тебя...

И без нее тошно; и без нее я едва стою на ногах. Завтра я найду деньги, завтра, а сейчас мне хочется спать, меня тошнит от голода, от выпитого, от самого себя, и только во сне я спасаюсь от этой тошноты, преследующей меня уже несколько лет.

В паб я тащусь в глубоких сумерках, когда душное солнце, наконец, уходит. Я слушаю одни и те же разговоры; истории тех, кого я встречаю там, повторяются каждый вечер, потому что воспоминания — это все, что у них осталось. В них они герои. Им никогда не попасть на фронт, они знают это, но хотят быть наравне с теми, сводки о ком слушает все Королевство. Про себя я отношусь к ним с жалостью, и эта жалость, эти разговоры рюмка за рюмкой тоже отвлекают от тошноты. Но когда приходит время подниматься с покосившейся табуретки, я до отвращения ненавижу себя.