«Здравствуйте, Игорь. Рад наконец-то видеть вас у себя».
Гром переводит дыхание. У себя, значит.
«Могу чем-то помочь?»
«Да, — печатает Гром. — Нужно пообщаться. По делу».
Добавляет: «По уголовному». «Не по вашему». «В смысле, по настоящему обычному делу об убийствах, а не по тому, что вы тогда делом назвали».
Раздается треск — Гром оглядывается. Администратор у двери с шумом всасывает остатки молочного коктейля, не спуская с него глаз.
На экране появляется анимированная, смеющаяся собачка от Разумовского. Сергей что-то пишет. Игорь, приподняв кепку, промокает тыльной стороной ладони взмокший лоб.
«То есть вы предупреждаете меня, что хотите встретиться исключительно из служебных интересов, а не из личных?»
«Да», — тут же отвечает Гром.
«Нет», — пишет через секунду.
«Не предупреждаю я ни о чем, просто встретиться хочу. Консультация по делу нужна».
И снова эта псина ржущая вместо ответа.
«Хорошо. Приезжайте в офис, Игорь».
Гром недоверчиво смотрит на экран и лишь сейчас осознает, что отчего-то считал следующую встречу с Разумовским событием маловероятным и трудноорганизуемым.
«Я на выезде, — пишет он. — Смогу приехать не раньше девяти вечера».
«Отлично, приезжайте».
«Или десяти».
«Тоже подойдет».
«Задержитесь?»
«Подожду. Пропуск вам сейчас выпишут, только захватите любое удостоверение личности».
Гром смотрит на экран. Конец, вроде бы, исчерпано. Прощаться надо и уходить.
«А сколько длится ваш рабочий день?» — пишет Игорь.
«Иногда больше, чем есть часов в сутках. У меня ненормированный график». Смайлик.
Гром с сожалением смотрит на переписку, на слова и буквы, жалея, что за тридцать с лишним лет своей жизни так и не сумел их приручить достаточно, чтоб они могли исполнять его желания. Или хоть намекать на них. «Да, у меня тоже» кажется максимально банальным, пустым, ненужным вариантом ответа, но другого на ум не приходит.
Выручает Разумовский.
«Не беспокойтесь, Игорь, вы не создадите мне неудобств».
«Приезжайте».
Гром задумчиво закрывает страницу, браузер, чистит кэш и логи, памятуя о любопытной администраторше, и выключает комп.
До вечера еще уйма времени, и он возвращается в Управление, стараясь не думать, почему назвал Разумовскому столь поздний час. Да и о самом визите старается забыть, слушает отчет Дубина о разговоре с военкоматом (списки обещают прислать завтра), слушает оперативников, говоривших с владельцем машины, на которой к мэрии привезли труп (всегда оставлял у дома даже без сигналки, святая простота), снова просматривает списки организаций из квартала, в котором скрылся «перевозчик» (во избежание путаницы с версиями они решают звать его так).
На часах почти девять, когда Гром впервые за вечер поднимает на них глаза.
— Блин! — подскакивает Игорь. Начинает торопливо собирать нужные бумаги, стучит, формируя стопку, и сует в папку. Подхватывает куртку.
— Что? — Дима за столом напротив поднимает уставший взгляд от протоколов допроса.
— На свидание опаздываю, — брякает Гром и отмечает, что в голове шутка звучала ироничнее. Дима только моргает. — Да встреча просто, — уточняет Игорь. — И ты домой иди, сегодня мы уже вряд ли кого спасем.
Дима обреченно роняет взгляд в заваленный свидетельствами стол. Вздыхает и начинает собирать.
— Ладно.
====== 5. Близость ======
На входе, как и было обещано, проверяют удостоверение личности. Гром решает не компрометировать нового знакомого и предъявляет паспорт вместо рабочей ксивы. Охранник кивает ему с каменным лицом и молча указывает на лифты. Видимо, рабочие встречи босса незадолго до полуночи для него не новость.
Когда стеклянная кабина вплывает на верхний этаж, часы на руке Грома показывают половину одиннадцатого. Шагая меж стеклянных перегородок серверной, Игорь чувствует себя несколько виноватым. Но не настолько, чтоб не отметить, что Разумовский, жаловавшийся на отсутствие дружеских контактов, предпочел окружить себя гудящими блоками, а не людьми. Человеческие существа в лице коллег, охраны и обслуги остались на нижних этажах.
Он открывает стеклянную дверь в большой зал и...
— Здрасьте.
… теряется.
— Ого, как тут у вас...
Взгляд схватывает главные детали: вычурность, пространство, панорамы, размах, Разумовский... Игорь замирает. Разумовский, из-за стола выскочивший, летит к нему, радостный, в совсем не офисной одежде. Футболка белая мятая и мягкие серые штаны, словно дома он, а не на работе.
— Спасибо, что согласились... — говорит Игорь несколько обескураженно, пока его руку трясут в знак страстного приветствия.
— Какие вопросы, Игорь, — взмах рукой, и взгляд майора послушно следует за ней, и Гром столбенеет снова. — Чай, кофе, газировка?
Игорь молча переваривает впечатление от нескольких огромных автоматов в полтора человеческих роста, забитых яркими баночками, пачками и упаковочками. Смахивает на стенды возле касс в супермаркетах. Только без презервативов. Гром не сдерживает нервный смешок.
— Что смешного? — настораживается Разумовский, но улыбки не теряет.
— Да так, — Игорь изыскивает весь потенциал воли, чтобы вечер окончательно не перестал быть томным. — Теперь ясно, почему у вас на этаже ни одного сотрудника. Будь у меня в кабинете такие автоматы, я бы тоже коллег как можно дальше держал.
— Ну, — Сергей несколько расслабляется, — у них обычные автоматы есть, я же не тиран какой.
Идет, покачиваясь мягко, к длинному рабочему столу, и, явно нарушая инструкцию по эксплуатации, присаживается на сенсорную часть. Отбрасывает волосы рывком головы и вроде улыбается, но явно еще не отпустило — руки скрещивает на груди.
— Консультация какого рода вам требовалась?
Не человек, а кондиционер офисный. Вежливый, точный и бескомпромиссно холодный. Игорю хочется его прежнего вернуть. И, учитывая проявленную капризность, сделать это, кажется, будет несложно.
Гром задумчиво стучит папкой по подбородку, не торопясь отвечать. Приближается, но на несколько шагов только, оставляя между ними пустоту в пару метров.
— Если честно, я нервничаю, — вырывается у Грома громче, чем требуется, но сейчас ему это на руку. — Я не знаю, почему назначил деловую встречу на поздний вечер, хотя был свободен уже в шесть, — взглядывает с опаской на Разумовского и замирает — желтые глаза снова блестят.
— Не переживайте, ваша ложь не доставила мне неудобств, — снова этот теплый и кокетливо-хищный тон (Игорь ему рад). — Я же живу здесь, — (или уже нет?) Разумовский поднимается, подходит ближе. — За спиной — кухня, а за той стеной, — показывает за спину Грома на полотно с Венерой, — спальня и моя кровать. Все еще нервничаете? — поддевает пальцами папку, вставшую между ними последним щитом.
— У-у нас убийство, — выдыхает Гром и, сунув бумаги в чужие руки, отступает на шаг. Потом вообще отходит дальше, бредет к дивану, садится на него, смотрит на хозяина — не слишком ли фамильярно себя ведет. Но Разумовский, как ни в чем не бывало, листает содержимое. — Убийства, точнее, уже три. Есть частичный портрет подозреваемого.
— Этот что ли? — искривляет Разумовский бровь, доставая копию Диминой работы.
— Я же сказал, частичный, — оправдывается Гром, но усмешка собеседника неожиданно его задевает. Гром игнорирует. — Так вот, установлено, что он в черной куртке с логотипом вашей соцсети ходит.
— И? — закрывает Разумовский папку, и Игорю как-то нервно от этого жеста делается. И от проницательного взгляда Разумовского тоже.
— Ну, я хотел уточнить, насколько перспективно... — Гром давится словами и от глупости надуманного повода, которую только сейчас осознает, и от идущего к нему Разумовского, который, впрочем, сворачивает к окнам и теперь оказывается у него за спиной.
— Перспективно — что? — вопрошает голос позади с наглой, нескрываемой издевкой.
— Перспективно попытаться выйти на него через продавцов этих курток, — отчаянно хватается Гром за обломки к чертям летящего плана. Что-то легонько хлопает по кепке — Гром задирает голову, забирает протянутую папку.