====== 1. Сделка ======

Последняя неделя Игоря Грома полнится льюискэролловским сумасшествием, как личное дело — замечаниями. Ту мач абсурда, ту мач циничного юмора, ту мач ситуаций, в которых Гром обнаруживает себя словно пыльным мешком по голове стукнутым, с толку сбитым, как реагировать, не знающим.

— Пойдете на свидание со мной?

Вот как на это, брякнувшееся в спину, отвечать? И ладно бы, одна из девочек, оставшихся в кабинете спросила. Так нет — мужик. Ну, как мужик — лет двадцать пять, каре огненное, кожа белая на скулы натянута и пальто ценой в тыщу громовских трудодней. Вилли Вонка собственной персоной, версия для РФ.

— Чего? — усмехается Гром. И припоминает:

— чего? — говорит он три недели назад, когда Дима сообщает, что из-за пазухи первого убитого бездомного торчал флаер с рекламой выставки в Центре современного искусства;

— чего? — говорит он неделю назад, когда уже третьего убитого бомжа (тоже с флаером) находят на ступеньках мэрии;

— чего? — когда охрана показывает кадры с камер наблюдения, на которых широкоплечий мужик в маске среди ночи подвозит труп к ступеням мэрии, втаскивает наверх и преспокойно уходит, бросив и тело, и машину;

— чего? — в ответ на угрозу какого-то чиновника кому-то позвонить, если полиция сейчас же не унесет «этот свой труп»;

— чего? — когда его не просто отстраняют от работы над делом за погром в мэрии, но и в наказание отправляют работать в центр временного содержания несовершеннолетних, куда свозят трудных подростков перед отправкой в приют, к родителям или в изолятор.

«Чего?» — вопрос, который стоило пропечатать на футболке, чтобы жирно сэкономить время, но Игорь слишком поздно осознает, что судьба с режиссерским рвением взялась за превращение его жизни не то в Одиссею, не то в приключения в Стране чудес.

И вот теперь — рыжий. Топ-менеджер шоколадной фабрики или кто он там. Наверняка из тех, кто призы за соревнования оплатил. И теперь его оплатить хочет. Еще бы — самый Игоря интимный момент подглядел через дверь приоткрытую.

Момент, когда Гром радовался.

Хотя начиналось все с отрицания. И торга. Гром говорил, осознав, что Прокопенко не шутит, что возьмется за голову, что не будет вести себя безответственно и, возможно, даже извинится перед мэром за то, что сказал журналистам, будто труп с флаером — требование к властям повысить финансирование учреждений культуры.

Но его все равно сослали в ПДН. И заставили читать лекции и перевоспитывать временно доставшуюся ему группу подростков. «Глядишь, и они тебя перевоспитают», — заявил Прокопенко, закончив разговор. И дальше Гром злился. Ничего с этими ребятами поначалу не получалось, уважать не хотели, понимали только силу и грубость, а Грому самому от себя потом противно было.

Пока не начал думать, а что им, беглецам из детдома, перед отправкой обратно интересно было бы. В патруль их взял. Задержание показал издалека. Раз даже в парк детский сводил, потом денег у Димы на этот месяц дожить занимал. В общем, принятие без стадии слез с обеих сторон, к счастью, обошлось.

Гром друзьями обзавелся, правда, нужно было держать их на самом краешке сердца, далеко не пускать, потому что к концу недели обещали его в участок вернуть, а беглецов перевоспитанных — в приюты их. Но запала хватило, чтобы соревнования наспех организованные выиграть.

И вот, сидел Игорь на столе учительском, сидели дети на и за партами, впечатления перебирали, тортик кушали, и поплыл Гром. А подответственные — уж и подавно. Смеялись, потом, висели, обнимались, напрощаться не могли. И Игорю, эту живую охапку обнимавшему, тепло было, как никогда.

Пока боковым зрением движение не заметил.

Как пламя колыхнулось.

Замер, увидев незнакомца. Тот из коридора в класс, приоткрыв рот, смотрел. Словно эмоции Игоря впитывал. «Словно еще их хотел», — подумал Гром.

Посерьезнел, отцепил от себя ладошки. Кепку надел. Попрощался. Протиснулся не говоря ни слова мимо в дверях замершего, только взглядом зацепился за необычные... правда, что ли? Желтые? Не показалось?

И про свидание прилетело.

— Чего? — вопрос уже роднее удостоверения.

А глаза у странного и правда странные. Правда, желтые. Линзы, решает Гром. Смотрит на широкую невозмутимую улыбку.

— Редко встретишь такую искренность, — смотрит, чуть подняв подбородок. — И смех такой заразительный...

Игорь подбирается весь, почувствовав прикосновение к боку. Рука в дорогую перчатку спрятана. Пальцы не уходят. Гром захлопывает дверь в класс, отрезая их от детей. И его рука оказывается рядом с рыжими прядями. Тип, тем не менее, невозмутим.

— Вы меня с кем-то спутали, — старается Игорь быть вежливым. — Пойдемте, провожу вас отсюда.

О том, что такому извращенцу рядом с детьми делать нечего, Грому удается умолчать. Касается плеча, но незнакомец не двигается. Руку, все ж, убирает, откашливается, улыбается теперь иначе. Сдержанней.

— Простите, — то ли лукавит, то ли и правда смущен. — Вы показались человеком, с которым можно не терять времени на ритуалы и притворство.

— Да какое притворство... — шипит Гром, но о том, что предпочитает женщин сказать не успевает, видя выставленные ладони.

— Неправильно выразился, простите, — повторяет рыжий. Дергает головой, отбрасывая съехавшую на глаза челку. — Я не силен в коммуникации. Но вы мне интересны. Как собеседник. Правда. Я хотел бы с вами познакомиться, — он делает паузу. Игорь не успевает подобрать ответ, и парень, очевидно, считает это поощрением. — Сергей Разумовский, — протягивает руку.

Игорь смотрит на нее. Смотрит на незнакомца.

— Спонсор?

Разумовский, чуть замешкавшись, энергично кивает.

— Спасибо, что призы оплатил, — выпрямляется Игорь и идет к выходу.

— Я могу и другие оплатить! — спешно добавляет Разумовский.

— Какие? — Грому весело от мысли, что кто-то решил его купить. — Пентхаус мне элитный снимешь?

— Не вам оплатить, детям! Вашим детям! — он указывает на класс. — Вы не подарили ничего, а могли бы. Они же говорили, что хотели бы иметь? — вдохновленный тем, что Гром обернулся, этот странный тип подходит ближе. — Игрушки, одежду, смартфоны, велосипеды, мотоциклы даже... Пусть напишут список, я все куплю.

И опять взгляд этот вампирский на Игоря, как прежде, когда смеющимся заметил.

— А с меня что?

— Ничего! Ну, то есть... Встреча. Просто встреча! — вскидывает руки. — Одна! Хочу... Хочу иметь возможность поговорить с вами. Узнать о вас побольше. Мне интересны люди, только... Только у меня почти нет возможности их узнать. И друзей у меня, знаете, не то, что бы...

Он выглядит уж совсем несчастным. От надменной бравады, с которой встречал Игоря, нет и следа. Гром вздыхает. Нужно вернуться и рассказать детям.

— Только имейте в виду, что вас немного разорят, — уточняет Игорь. — Они ж детдомовские.

— О, я понимаю, — по лицу нового знакомого растекается улыбка. — Я очень хорошо вас понимаю.

====== 2. Разгневанный кретин ======

Три флаера — каждый в полиэтилене — лежат на столе перед Игорем, словно покерная комбинация. Выставка на Московском вокзале, акция в Центре современного искусства, приглашение в частную галерею. Гром побывал во всех трех и... нашел слишком много объединяющего, чтоб понять намек убийцы.

Пара художников встречались во всех трех местах. Тематика картин совпадала: везде встречались и пейзажи, и портреты, и работы маринистов. И общность дат создания можно было проследить, и направления...

Тогда Игорь попытался отыскать и то, что, напротив, было бы представлено только в одном из мест. Но вновь получил бесконечный перечень.

После они проверили нынешних и прошлых сотрудников галерей, обыскали здания, опросили меценатов и покровителей, поговорили с постоянными посетителями и даже проследили историю происшествий, связанных с этими местами. И чем глубже они погружались в то, что было связано с флаерами, тем больше Гром задавался вопросом, не издевка ли это, не попытка ли отвлечь внимание от существенного?