И главное из них — с Разумовским хорошо. С Разумовским ему доверительно и оттого интересно. Гром, конечно, понимает, что вопросы ему задавали исключительно на приятные для него ответы, понимает, что ловил Сергея не раз на манипуляции, хитрости или ином злодействе, но все равно. Хорошо. Насыщенно. Увлекательно. Он давно таких дней, как сегодняшний, не проживал. Сравнить разве что с теми, когда ловил кого.
И деликатность Сережина (так теперь его хочется называть). Посерьезнел и насчет свидания не шутил больше. Говорили, рассказывали. Игорь из вежливости поначалу ответно спрашивал, а потом и правда почувствовал что-то под маской принца датского. И не просто что-то, а что-то свое. И сердце его в тот же миг было продано. Не другу, не любовнику, но кому-то настолько похожему, что тесно и больно становилось в груди от осознания сходства. И Игорь дважды мысленно ставил галочку напротив пропущенного медосмотра и кардиолога в частности.
— Я вообще-то нечасто так к людям пристаю, как к вам пристал, — смущенно улыбается Разумовский, когда они бредут по парку. — Ошибиться боюсь, довериться не тем. Ну, и в итоге ошибся несколько раз и больше не рискую.
— А я?
— А вы решили, что я вам верю?
— Похоже на то. Вы мне в превышении должностных полномочий сознались, раскрытии персональных данных и нарушении неприкосновенности частной жизни. Прям букет целый вручили, — довольно выдыхает Гром в удивленно распахнутые глаза. Ему приятно хоть на пару минут заиметь власть над тем, кто весь день владеет им.
— Это неправда, — улыбается Сергей, но неуверенно.
— Отчего же — правда, — наступает Гром, которому ужасно нравится эта игра, нравится мучить Разумовского, — я даже номера статей кодекса перечислить могу.
— Я о другом, — останавливает Сергей. — Ваш смех тогда в центре, — ладонь вдруг ложится на грудь, жжет через рубашку, — вот там вы были настоящим, а здесь и сейчас — нет. Вы бы, скорее, во время моего признания предупредили, что можете использовать это против меня или вроде того. Такой вы человек, — ладонь прижимается крепче. — Я вас видел. Я вас знаю, — доверительно сообщает Сергей. Убирает с Грома невозможную руку свою, сияет. — Я вам верю, Игорь.
В темноте комнаты, в которой и рук своих не разглядеть, Гром прикладывает ладонь туда, где его касался Разумовский. И остается так.
Позже он впервые за долгое время засыпает, стоит только голове коснуться подушки.
====== 4. Приглашение ======
Незнакомец в маске с завернутым в полиэтилен телом на руках легко взлетает по ступеням, оставляет ношу у дверей и торопливо, но отнюдь не бегом спускается обратно. Пересекает площадь прямо, не сбиваясь, затем проспект, и когда ныряет в арку, наружу из мэрии, наконец-то, выползает проснувшаяся охрана. Начинается бестолковая суета.
Игорь ставит проигрывание записи с камер наблюдения на паузу и откидывается на спинку кресла. Этот подозреваемый ему даже симпатичен. Учтя, что улицы в центре утыканы камерами, принял единственно верное решение уйти крышами. Двери там все с домофонами — значит, ключ себе сделал заранее. Не замешкался, не споткнулся, машину угнанную бросил без сомнения. И трупу ничего не подкладывал — флаер, получается, уже был, когда принес его.
Сильный, собранный, хладнокровный. Умный, если сам план разработал, или четко подчиняющийся приказам, если план разработал кто-то другой. Наемник убийцы с непонятной мотивацией или подражатель убийцы, попытавшийся обратить на себя внимание.
Дима чуть глаз не лишился, но отсмотрел сутки записи с камер ГИБДД, полиции и окрестных заведений, снимавших улицы вокруг двора. Нашел несколько мужчин, подходящих по росту и телосложению, что выходили из зданий этого квартала, но у каждого алиби оказалось. Никто из них не катал по городу труп бездомного и не переодевался на крыше, чтобы уйти от погони.
Да и кто сказал, что мужчину искать надо? Подозреваемый мог и в старика переодеться, и в женщину. Лицом к лицу узнали бы, но камеры... Картинка мутная, как у близорукого в глазах, деталей не увидеть. А учитывая версию с наемником и давним планом, он вообще мог перебраться на другой дом по тросу или проволоке. Гром, проверяя догадку, с кинологами все крыши этого двора обошел, но не увидел ничего подозрительного, да и собаки след не взяли.
Может, внутри здания остался?... Там музеев полно, учреждений, ресторанов... Квартиры опять же. Игорь слушает отчет оперативников о проверке жильцов, организаций и сотрудников, и мысли его уползают не туда.
Со дня встречи с Разумовским уже неделя прошла, а рыжий так и не объявился. Поначалу не замечалось — в работу свалился по привычке. Но расследование забуксовало, и от монотонности, от состояния из мыслей, словно тараканы расползающихся, захотелось глотка нового хотя бы во вне.
Но новый знакомый не звонил. Конечно, строго говоря, телефонами они так и не обменялись. Но если уж Разумовский выяснил, когда Гром в последний раз белую рубашку надевал...
— Да не знаю, Дим, — реагирует Гром, собирая бумаги после совещания, — я к версии с наемником или подельником склоняюсь. Ну, какой из него подражатель? Холодный, отстраненный, точный в каждом действии, как робот. А у жертвы снова решето вместо внутренностей. Однозначно, наш клиент прикончил. Тот, кто нес, скорее, из тех, что с одного удара убить могут. Из спецназа или военных... Да и мэрия — зачем? Будь он подражателем, мог бы во дворах жертву бросить — убийца бы все равно из газет узнал. Или хоть в галерею его какую привез, Эрмитаж там... Ведь в концепции нашего психа вроде претензия на искусство прослеживается. Но мэрия... Это что-то из социальных протестов, из серии герой-одиночка против системы. Как по мне, это от нашего клиента нам послание. И наемник-военный, к делу подключенный.
— Может, данные комиссариата запросить? — Дима маячит за плечом.
— Запроси, — останавливается Игорь. — Только у нас, как ростом, больше фильтровать пока нечем. Ну, еще по возрасту, не знаю, лет до пятидесяти бери.
— А если он не петербуржец?
— Эксперты сказали, загробное путешествие жертвы заняло всего четверть часа. При этом подозреваемый на угнанной тачке умудрился не попасть ни на одну из камер, кроме тех, что в центре. Он город знает лучше нас. Есть надежда, что он здесь живет давно и прочно, — Гром разворачивается к дверям.
— Игорь, а ты куда?
— С бандитами стрелка, — бросает Гром, — начинающими.
Про детей он, конечно, врет, но сам же, задумавшись, превращает в правду. Стоит, опираясь о багажник чьей-то машины на парковке детдома, и смотрит, как по площадке ребятня на великах рассекает. Благо погода теплая и одежды пока совсем немного надо, чтоб не замерзнуть. На большинстве — черные, темно-синие и бордовые толстовки и куртки с узнаваемым значком из поднятых пальцев на груди.
Гром чувствует себя лишним и не решается войти. Ему то ли кажется, то ли и правда они ведут себя дружнее. Хотя неделю назад, перед концертом, директриса жаловалась на драки. Игорь усмехается. Теперь у них есть нечто ценное, теперь они хозяева разных сокровищ и, вероятно, ведут себя подобающе — по-хозяйски ответственно. И все благодаря Разумовскому, который исполнил их желания и дал возможность почувствовать себя ценными.
Разумовский...
Пошатавшись по окрестностям, расспросив прохожих, Гром все-таки находит интернет-кафе, в котором, похоже, становится первым за несколько лет клиентом. Он ни на что особо не надеется, регистрируя страничку в соцсети — наверняка у ее создателя личные сообщения закрыты. Или пишут ему по тысяче человек в сутки, и короткое «Добрый день, это Гром» от пользователя с ником «Игорь Угорь» быстро затеряется.
Но, оказывается, сообщения Сергею Разумовскому может писать кто угодно.
Барабаня по липкому столу пальцами, Игорь решает, что будет ждать ответа не больше трех минут, а потом поедет домой. Однако не успевает засечь время, как адская машина вслух сообщает, что «Сергей Разумовский набирает ответ». Гром судорожно отключает звук и косится на девушку-администратора, которая смотрит на него теперь с очевидным любопытством.
