— Просто случая не представлялось, — пожимает Дубин плечами.

— Теперь представится и не раз, — явно дразнится Гром. Толкает плечом в плечо. — Ладно тебе. Шучу я. Как я могу издеваться над человеком, который добыл доказательства причастности к первому убийству, а? Пальто, выставка про сирен, ресторан... Считай, благодаря тебе дело раскрыли.

— Еще не раскрыли, Игорь.

— Да, — Гром отворачивается к окну. — Последний шаг остался. Кстати, а что насчет обыска в башне «Вместе»?

— Увы, — Дима вздыхает, — суд обещал только завтра постановление выписать. Но утром.

— Как обычно.

— Разумовский там, впрочем, не появлялся, а помощники — не думаю, чтобы они у него были. Тот же «двойник» оказался актером, работающим по контракту. Даже не знал, кого прикрывал. Можешь глянуть протокол допроса, но там ничего важного.

— У него электронный помощник был. И команды ей он мог отправить сразу после нашего расставания на набережной. Так что, думаю, от возможных улик он уже избавился. Но не то, чтобы они были так уж нужны, когда есть засвидетельствованное покушение на убийство с орудием преступления. Которым, вероятно, были убиты и остальные жертвы. Я передал нож экспертам.

Его последние слова растворяются в молчании. Гром оборачивается и натыкается на внимательный взгляд.

— Что?

— Удивлен, как ты взвешенно говоришь, хотя час назад...

— Час назад, Дим, у меня был выбор. Продолжать работу над делом или оставить его вам. И я... Я боролся за первый вариант. С самим собой. А потом просто решил. И выбора у меня не осталось. Поэтому я не борюсь, а пытаюсь сосредоточить силы на цели. Я найду Разумовского, найду еще до рассвета. Чего бы мне это не стоило.

— Мы найдем.

— Да. Да, точно. Мы. Найдем.

— Ожидаемо, — замечает Гром, когда видит на экране блокировки поданного экспертом телефона снимок башни «Вместе». Проводит пальцем. Получает чистый рабочий стол со стандартными приложениями — Ожидаемо тоже. Пуст?

— Пока — да, — замечает один из подопечных Николая Константиновича.

— Что значит — «пока»?

— Мы пробуем восстановить удаленные данные.

— Удачи, — Гром возвращает телефон и шагает в комнату для допросов, где ждет растерянный и встревоженный обладатель гаджета. Он почти уверен, что Разумовский никогда не продал бы телефон, не избавившись от компромата на них обоих. Он почти уверен, что Сергея в этом нельзя превзойти. Но почти — формулировка ненадежная. И он надеется, что скандальные снимки с ним в парике, халате и помаде не прервут томную рабочую ночь в Управлении как минимум до утра. Он надеется, что ничто не отвлечет его теперь от поисков Разумовского.

— Я-я-я не з-знаю, — заикается полноватый, совершенно незлодейского вида гражданин, когда Гром присоединяется к опросу. Игорь косится на Дубина.

— В плохого полицейского играешь? — занимает свободный стул. — Здрасьте, я тогда хороший, вам уже предложили кофе?

— Да нет, он просто заикается, — уточняет Дима, — не от страха.

— Но с-ситуация настораживает, — вставляет гражданин. — Он, правда, у-у-убийца?

Гром строго косится на напарника.

— Патрульные ляпнули, — пожимает Дубин плечами.

— Правда, — отвечает Гром. — Психованный. Нападает без причины. Иногда под предлогом продать телефон.

— У-ужас, — съеживается гражданин, насколько позволяют его габариты и стульчик под ним.

— И сейчас он разгуливает по улицам. Так что самое безопасное место — здесь. Но кому-то может повезти меньше, чем вам. Однако в наших с вами силах предотвратить трагедию, пока есть шанс. Это ясно?

Толстяк энергично кивает.

— Я видел записи опроса, поэтому задам только несколько уточняющих вопросов, хорошо?.. Скажите, — Игорь заглядывает в распечатки, — Анатолий Борисович, что вас подтолкнуло отдать незнакомому человеку крупную сумму денег за телефон, который даже нельзя было проверить? Вы не похожи на того, кто совершает импульсивные покупки... Не торопитесь, — останавливает Гром подавшегося вперед собеседника. — Сосредоточьтесь, вспомните, как все было, и потом отвечайте.

Новый владелец гаджета послушно облокачивается на спинку, возводя глаза к потолку комнаты. Гром и Дубин переглядываются.

— Понимаете, — отмирает свидетель, — получается, он очень здорово, очень убедительно меня обманул. Я сразу обратил внимание, что одет он не по погоде. Кроссовки эти оранжевые, джинсы, олимпийка яркая, ну и жилетка дутая, хотя сейчас бы больше полушубок зашел. И шапка норковая вместо кепочки его.

Игорь, не к месту представивший Разумовского в боярских одеяниях, сдерживает нервный смешок и косится на Дубина — откуда жилетки-кепочки взялись? Тот на листы на столе кивает. Игорь вытягивает шею, заглядывая. Карандашиком вопрос на полях одного из: «В машине Волкова лежали?».

— Он подошел еще неловко так, начал говорить что-то, представился, но я не расслышал, а он возьми и заплачь. Ну, пришлось в сторону отвести, а он говорит, что беда случилась, и деньги нужны срочно. Ну и рассказал вот эту историю.

— Какую историю? — выныривает Гром из записей.

— Ну, что парень его бросил... Я же говорил уже. Что они с его другом, которого он любил, договорились рассказать обо всем родителям, от которых они даже ориентацию скрывали, а потом, если что, сбежать вместе. И он признался, разразился скандал, он удрал из дома в условленное место, а Игорь не пришел.

— Игорь не пришел, — на автомате повторяет Гром, чувствуя, как его взгляд против воли стекленеет.

— Да. Этот юноша потом ему звонил, и Игорь признался, что просто духу не хватило, что реакции отца испугался. Он еще добавил, что теперь хочет сам родителям Игоря позвонить и все выложить. Не, ну а что? У него уже билеты в Лас-Вегас были куплены, свадьба тайная спланирована... Даже платье нашел. Дизайнерское! Хотел фото показать, но телефон включать нельзя было. У него родители — из ваших. Отследили бы сигнал и поймали бы его. Ну, он так сказал.

Дубин опускается обратно на соседний с Громом стул. Осторожно под столом трогает его коленку.

— Я учту это, — пугающе сипит Игорь. Нервно кашляет. Повторяет уже нормальным голосом. — Я учту это при поимке убийцы.

— Неужели все врал?

— Разумеется, — кивает Дубин

— Я надеюсь, — говорит одновременно Гром.

— А так трогательно о романе рассказывал... Я вообще-то к геям не очень, но он таким искренним казался. Будто, правда, сердце разбили. Ведь началось с того, что это Игорь его соблазнил и вообще — геем сделал.

— Игорь? — вырывается у Димы, когда стопка распечаток вываливается из громовских рук. Майор методично подбирает листочки, не торопясь выбираться из-под стола. Определить его состояние невозможно.

— Да, Игорь, — неправильно истолковывает вопрос Дубина свидетель. — После него этот паренек вообще на женщин смотреть не может. Да и на парней, впрочем, тоже. Не удержался и признался даже, что хочет, чтобы этот предатель его первым и единственным мужчиной остался. Так любит его до сих пор.

Стол вздрагивает, когда громовский затылок стыкуется с обратной стороной столешницы. А ведь мебель прикручена к полу.

— А фото Игоря он вам не показывал? — невинно интересуется Гром.

— Хотел, да только он же удалил все перед продажей. И телефон же выключен был.

— А, — Гром, а следом и Дубин, поднимаются.

— Но он немного описал его, — скоро добавляет свидетель. Собеседники замирают. — Если можно так сказать. Он сказал, что Игорь не производил впечатления человека, способного на предательство. Скорее, он был похож на того, кто сам это пережил. Описал его как кого-то серьезного и грустного, надежного, но одинокого. С нежными, преданными глазами. Столетним сердцем и совершенно юношеской манерой держать себя и говорить. И красивой душой. И, простите, всратыми бровями, что бы это ни значило.

Дубин отворачивается, давясь ухмылкой. Гром облокачивается о стол.

— Как-то подробно вы цитируете вещи, которые слышали лишь мельком.