Игорь стонет, подаваясь бедрами вверх. Сколько можно?

Разумовский склоняется вперед, целует нежно, ловит обе его руки и тянет вверх.

— Держись крепче и не трогай меня, пожалуйста, — оставляет Громовские пальцы на спинке кровати. — Я тут записал кое-что. Тебе понравится.

Хватает пульт и направляет в плазму, висящую над Громом. Игорь запрокидывает голову, пытаясь понять, но Разумовский явно не расположен делиться его вниманием. От резкого движения на члене Гром не удерживается от стона. Затянувшаяся эрекция отзывается не только удовольствием, но и болью.

Сергей начинает двигаться быстрее и быстрее, резче и резче, выбивая из него рваные выдохи, каждым толчком. От возбуждения все перед глазами плывет, Гром и правда хватается за спинку, как за последнюю опору.

И сквозь марево слышит: «И к другим новостям». Слышит: «Полиция Санкт-Петербурга продолжает». Слышит: «Игорь Гром прокомментировал снова». Цвета картинки отражаются на перекошенном, почти молящемся лице Сережи — Разумовский, приближаясь к оргазму, не спускает глаз с происходящего на экране.

— Мы получили очередную недвусмысленную подсказку от преступника, — слышит Гром собственный голос, видит очарованное Сережино лицо. — Мы благодарны за то, что нам позволяют делать эти шаги. Позволяют сближение. Кроме того у нас появились и новые улики, так что задержание не за горами, скоро будет арест, — речь прерывает горловой Сережин стон, их скачка превращается в бешеную. — Мы не остановимся, пока не доберемся до него. Я не остановлюсь.

Разумовский на нем изгибается, замирая на пике напряжения и наслаждения, и Гром, срываясь, одним махом укладывает его под себя, придавливает телом, вбивается отчаянно, почти зло, глубоко, пытаясь то ли взять, то ли отдать, как можно больше, и чувствует, как острый оргазм перекраивает и его. Они стонут в унисон, и Сережино тело, выгибаясь, поднимает их обоих.

Перепачканные, лежат, не шевелясь, пытаясь вспомнить, как дышать. Содрогаются от эха оргазма. Нога Разумовского, наконец, проползает по его ноге к ягодице. Спускается обратно. Игоря, видимо, гладят.

— Я люблю тебя, — раздается шепот над ухом. — Я люблю тебя... Я люблю тебя...

Гром некоторое время молчит. Поворачивает голову, встречаясь с полным внимания и нежности взглядом. Что-то не так.

— Ты со мной? — уточняет Гром. Сергей сначала не понимает, а затем улыбается тихо, его шею гладит. Смотрит снова.

— Да. Я с тобой.

И Гром понимает, что не так.

Глаза Разумовского синие.

Комментарий к 10. Сирена Девча-а-ат! (с)

Рефлексировала после написания под музыку и наткнулась на песню, которую, наконец-то, могу как автор записать в официальные саундтреки этой истории. Особенно для этой и оставшихся глав кульминации и развязки (а мы к ним уже и идем). Тяжелая, бесповоротная одержимость и музыка, в которой всего ту мач (как в отношениях этой пары), особенно скрипки. В твиттере я ее уже пропела, тут оставлю только исполнителей и название. КняZz – Дурак. К темной красоте ведет лишь темный путь. От всего авторского сердца – рекомендую)

(ну и рекламу на фикбуке под нее тоже смешно смотреть))))

====== 11. Страшный человек ======

Комментарий к 11. Страшный человек Глава-пауза, глава-софт, много разгром'а, мало сюжета. Они чертовски не хотели расставаться)

Утро, во всех смыслах приятное, начинается с поцелуя. И не в губы. Игорь, разлепляя глаза от неожиданного будильника в виде рефлекторного сокращения мышц, пытается понять, что к чему, и вообще где он. Запрокидывает голову и видит панораму рассвета. Странное дело, он смотрит на красное осеннее солнце, а глаза даже не слезятся. Небо красивое, розовое... Игорь, прикрывая глаза, отпускает себя, отдает теплым рукам и старательному Сереже, и оргазм накрывает легкой, но протяженной волной.

На этот раз он почти тих. Ночью было иначе. Сегодня наверняка приказы Диме и Кириллу отдавать придется низким, охрипшим голосом. Но ничего — доходчивее звучать будут.

Его персональное солнце выбирается из вороха одеял.

— Доброе утро, — бубнит Гром. — Доброе, прекрасное, самое лучшее в моей жизни утро.

Они целуются лениво, нежно. Разумовский, податливый, мягкий, пододвигается ближе, вплетается в него всеми конечностями. Игорь гладит его волосы, погружаясь в приятное бездумье, но случайно сдвигает прядь и замечает след от своих губ.

— Какой ужас, — заключает хмуро. Целует след в след, словно компенсируя грубость.

— Извинения приняты. Показать, где еще? — невинно интересуется Разумовский.

— Да, — соглашается Гром, и отправляется в медленное путешествие по чужому телу и по собственной несдержанности. Как-то и правда многовато синяков для самого лучшего утра. — Не могу бросить тебя в столь критическом состоянии, — говорит на полном серьезе.

Игнорируя удивленный взгляд Разумовского, поднимается с постели, подбирает валяющийся у стола телефон.

— Привет. Да. Слушай, я к полудню только буду, — оборачивается к Разумовскому — тот, радостно улыбаясь, тянет одеяло к себе, — поэтому тебе, Золушка, несколько заданий. Во-первых, забери отчеты у экспертов и оставь на моем столе. Во-вторых, оставь там же свои списки из военкомата и список подозреваемых из дома напротив мэрии. В-третьих, передай Кириллу ателье и магазины, пусть с группой поработает. А себе возьми химчистки. Химчистки, да. Думаю, хоть раз эта вещь в одной из них побывала. А химчистки — это всего несколько сетей и у каждой общий банк данных. По-любому, их меньше, чем магазинов и ателье. Возьмешь артикул из дела и за пару звонков выяснишь, кто и когда им его заносил. Если, конечно, заносил вообще. Найдешь, оригиналы доков, конечно, изыми и откопируй для дела... Да... Нет... Дим, ничего со мной! Все в порядке со мной! Работай!

Выключает телефон, смотрит на экран нервно, словно сомневается.

— Вот это да... — шепот за спиной; руки оплетают Игоря сзади. Он, мигом забывая о работе, улыбается, разворачивается внутри объятий. Обнимает Разумовского поверх его рук, привлекает к себе.

— Не могу уйти сейчас. И не хочу.

— Спасибо, но я про телефон твой.

— А, — чуть отстраняется Гром. Поднимает «Нокию». — Что, тоже его чудовищем обзовешь?

— Напротив, — Сергей аккуратно принимает телефон в свои руки. — Легенда, — открывает, листает меню, игры. — Когда я был ребенком, я постоянно мечтал, что кто-нибудь подарит мне такой... — Разумовский вдруг всхлипывает, схватывает воздух, и на пальцы начинают капать слезы.

— Э..., — теряется Гром, — ты что? Забирай, если хочешь, я другой себе куплю. Только номера в новый перепишу, — частит Игорь, бросает взгляд на Сергея. — Да хотя у меня все равно их немного. Хочешь, прям так бери. Прям сейчас же.

Разумовский замирает. Взгляд взлетает на Игоря, но тут же падает, прячется в обстановке. Он возвращает мобильник.

— Извини, — суетится по комнате в поисках платков или салфеток.

Игорь подходит осторожно, ловит одной рукой, к себе прижимает, вынуждая остановиться.

— Мечтал и каждый раз вспоминал, что мечта не сбудется? Что нет и не будет у тебя такого человека? — склоняется к шее, к спрятанному за рыжими прядями уху. — Теперь-то есть.

— А если не будет? — шепчет Разумовский. — Я так боюсь тебя потерять, так боюсь...

Майор усмехается.

— Ты еще мечтать об этом будешь. Никуда ты от меня не денешься. Никуда я тебя не отпущу.

Разумовский выворачивается так резко, что Игорь теряется. Сергей смотрит на него совсем иначе, нежели несколько минут назад. Гром, чувствуя прикосновение к бедру, опускает взгляд и поднимает брови.

— Ого.

Разумовский, повиснув на нем, целует с прежним жаром, заставляя забыть и о работе, и об утешениях. Игорь отдается его желанию с головой. «Нокиа» выпадает из руки на пол, но, конечно, не разбивается.

— Так. Начнем сначала, — заявляет Игорь совершенно серьезным тоном. Разумовский, лежащий поперек кровати с головой на его груди, только смеется. — Какой красивый сегодня рассвет, — Гром поворачивается к окнам. Уточняет. — Был. У тебя, получается, окна спальни на восток выходят, а окна кабинета — на запад?