Кирилл, как и предчувствовал Гром, возвращается ни с чем. Посыльный, он же, предположительно, Перевозчик, подтверждает звание знатока питерских улиц и исчезает на участках тротуаров, лежащих вне поля съемки камер.

— Возвращаю список Дубина, — комментирует Кирилл. — Каждый — на рабочем месте и с железным алиби на утренние часы.

Гром отпускает его. Несет заявление на пропуск в отдел кадров. Садится отсматривать сюжеты. На третьем круге ставит на паузу свой синхрон и набирает номер куратора выставки в Центре современного искусства.

— Не знаю, ну... — теряется в ответ на ее вопрос описать точнее. — Корабль к берегу подходит, и все золотое кругом. Фигурки голых женщин на скалах.

«Зов сирен», Феликс Зим», — пишет на подвернувшемся клочке. Задумчиво смотрит. Тянется еще номер набрать, но оживает сотовый.

— Ты поел?

Игорь теряется. Последний раз его о таком спрашивали... в школе?

— Поел, спрашиваю? — настаивает Разумовский. В трубке — шум улицы. — Пообедал?

— Да-а-а, мам, — удивленно тянет Гром.

— По жопе получишь.

— Но я же поел, — Гром автоматически улавливает нестыковку в логике.

— Нет-нет, это я просто планы на вечер озвучиваю, — невинен Сергей. — Свои и твои. В булочную зашел и, знаешь, ассоциации понеслись.

— Послушай, — Гром, чувствуя азарт и возбуждение, подается вперед, но Разумовский перебивает.

— Ладно, мне пора! До вечера!

Гром озадаченно смотрит на трубку, издающую короткие гудки. Откладывает, качнув головой и пытается вспомнить, а чем он, собственно, был занят до.

Руководство частной галереи, «прорекламированной» второй жертвой, заботливо изгоняет посетителей на время съемки.

— Сюда? — спрашивает один из операторов, указывая на картину, которая была на буклете. — Символично...

Гром смотрит. «Тигр, сражающийся со змеей». Более чем символично. Но для скрытого послания нужно иное, отнюдь не провокация. И он, не ответив, идет по залам дальше. Лазурный оттенок и пламя волос цепляет взгляд. Гром на миг забывает о работе. Обнаженный, хорошо сложенный смуглый юноша, распластавшись по лодке, тянет руку к ней, свободно покачивающейся на воде, горящей медью и гипнотизирующей белизной, наготой, полуулыбкой, игриво поднятым к груди пальчиком...

— Здесь?

Оставив мысли о Разумовском, Гром оборачивается на ощетинившуюся камерами и вспышками армию. Кивает. Склоняется к подписи на раме. Снова смотрит на полотно и теперь только замечает хвост, который поначалу принял за шелковый шлейф.

— А разве у сирен не куриные ноги? — спрашивает Юлю, пока журналисты выстраиваются в полукруг. Пчелкина пожимает плечами.

— Ну-у-у, в «Пиратах Карибского моря» у них хвостики были, да, — смотрит на Грома. — Те же русалки. Сначала как полуптиц рисовали, а ближе к нашему времени, как полурыб. А что?

— Да так... Понял кое-что, — указывает на автора. — Джулио Аристид Сарторио. Он же тигра со змеем нарисовал. Что на обложке буклета был, -— Юля только руками разводит. Гром рукой машет. — Вот поэтому, Пчелкина, ты пресс-секретарь, а не следователь.

— Можно подумать, это что-то плохое, — ворчит Юля, уходя к журналистам.

Игорь телефон достает.

— Кирилл, спецзадание тебе срочное. Достань из дела буклеты, выпиши столбиком фамилии художников, чьи картины использованы на обложках. И погугли, рисовали ли они сирен. Причем Ханс Тома и Сарторио точно рисовали. Имя третьего забыл. В общем, оставшихся проверь. А подтвердишь — скинь плюсик на мой номер.

Снова смотрит на полотно на стене. Не сдержав эмоций, трогает за плечо подвернувшегося журналиста.

— Красивая какая, — на картину указывает. — Интересно, не продается?

Думает о том, как понравилась бы «Сирена» Разумовскому.

— Я готов.

Гром оборачивается к прессе.

— Игорь! Игорь! Игорь!!! — Дубин, размахивая бумагами, срывается к нему, стоит Грому войти в Управление, словно он рок-звезда какая.

— Все автографы после концерта, — отрезает Гром, на ходу чуть отодвигая Диму в сторону. Тот однако преграждает дорогу.

— Игорь, убийств было пять, а не четыре, и первое произошло больше года назад.

Гром замирает. Принимает протянутые листы, бегло смотрит.

— Ты как это выяснил?

Дубин вместо ответа тащит его за руку к их столам. Гром с запозданием замечает космато-бородатого гражданина в драных перчатках и грязном пальто, в котором, несмотря на следы разделенных с последним владельцем приключений, угадывается благородная ткань, претенциозный пошив и пафосный ценник. Все, что никогда не понимал Гром, обходясь своей кожанкой.

— Здрасьте, — кивает незнакомец.

— Это Павел Петрович, — представляет Дима. — Временно бездомный.

Бомж протягивает руку. Игорь вместо приветствия оглядывает его с головы до ног и цепляется взглядом за подол.

— Зачетное пальто.

— Спасибо.

— Вырезы эти асимметричные понизу, — тычет Гром пальцем, – стильно очень. Авангардно.

— Вот! — Дубин почти подскакивает от возбуждения. — Я был на раздаче еды, с остальными говорил, а потом на пальто обратил внимание. И на дырки эти.

— Так их не Павел Петрович сделал? — интересуется Гром.

— Павел Петрович... — Дима жестом предоставляет ему слово. Тот откашливается, и Грома непроизвольно тянет отвернуться.

— Это пальто я с год назад нашел, в декабре прошлом. В проулке одном. Иду ночью, вижу, гражданин лежит в арке без сознания. Я помощь ему оказать — а гражданина там, оказывается, и нет. Только вещичка эта одна, брошенная. Я еще подумал, откуда взяться ей — район такой, что в подобном там и днем ходить не рискуют, не то что ночью. Забрал пальто себе, конечно. Посчитал, от Бога мне подарок. И уж после только увидел, что его попортили, — поднимает, предъявляя край пальто, — дырок, значит, наковыряли. Но я не расстроился! Они понизу же, вверху-то все равно согревает. Взял себе и ношу его, прекрасный.

— Прекрасный, — повторяет Гром зачарованно. Испытующий взгляд на Дубина переводит.

— На самом деле мы уже с Павлом Петровичем установили приблизительные даты и проулок, в котором он пальто нашел. Вот. И я запросил данные, не было ли в окрестностях в те дни происшествий каких.

— Типа жмура замерзшего с ножницами?

— Вот ты зря смеешься, Игорь. Если Павел Иванович правильно дату помнит, то в ту же ночь ближе к рассвету в двух километрах от проулка на берегу между ящиков рыбацких тело бездомного нашли. Заколотого, предположительно, ножом в каком-то ином месте и выброшенным на берег через пятнадцать-двадцать минут. Да, там всего два удара. Не похоже на нашего убийцу, но! Рядом и флаер выставочный нашли. Правда, не на всеобщее обозрение выставленный, а скомканный и кровью перепачканный. Убийца об него оружие вытер. И, судя по отчетам, ширина лезвия совпадает с шириной того лезвия, которым сейчас бездомных убивают.

— Флаер есть?

— Фотка. Сам на складе вещдоков хранится, запрашивать надо.

В руки Игоря ложится лист с отпечатанным снимком. Гром на ощупь отыскивает стул. Смотрит на очередное изображение полуженщин-полуптиц на обложке.

— «Сирены в живописи»...

— И есть кое-что еще, Игорь, — Дубин не принимает его реплику за вопрос и тянет распечатки других кадров.

— Это что?

— Снимки шеи и плеча убитого. С места происшествия и из морга перед вскрытием.

— Это что, — повторяет Гром, указывая на пятна, — синяки?

— Нет, Игорь, — Дима пододвигает стул и садится рядом. — Это чуть смазавшиеся следы помады. Следы от поцелуев. Такие же были на... — Дима косится на Павла Петровича, заинтересованно следящего за диалогом. — На паховой области и далее, но я решил, что эти снимки ты и сам посмотришь.

Игорь смотрит на бомжа. Подпирает голову рукой.

— Не бойтесь, — кивает ему. — У нас есть фонд вознаграждения за помощь следствию, и мы прямо сейчас выпишем вам такой гонорар, с которого вы купите себе такое же, только без дырок. И еще обмыть обновку хватит. А это снимайте давайте.