Марселина ни с кем не делилась этой историей. Неустанно прокручивала ее у себя в памяти, но никогда не озвучивала. Как будто до сих пор не до конца с ней смирилась.

— Когда мне было двенадцать, отец вдруг собрал свои вещи и ушел, сказав маме, что ему надоело, — шумно выдохнув через рот и ощутив в горле неприятную тяжесть, Марселина продолжила: — Я помню, что они ругались… Но не помню, из-за чего именно. Я тогда была у себя. Когда я выглянула за дверь, то увидела, как отец ударил ее. Мама упала и сломала ногу.

Камило неосознанно сжал кулаки.

— Я испугалась, что он ударит и меня… Но он даже на меня не посмотрел. Развернулся и свалил, и больше я его не видела… — голос Марселины стал более тихим, и перед глазами в очередной раз пронеслись события того дня. — Это, в общем-то, все. Я по сей день не знаю, зачем он так сделал… Да и не хочу знать. Я лишь помню, что он чуть ли не ежедневно клялся моей маме в любви, но грош цена его клятвам, если он смог так легко оставить ее.

Марселина сморгнула выступившую слезинку.

— Почему ты об этом не рассказала? — так же тихо спросил Камило, явно не ожидая, что «история с папой» обернется подобной трагедией. Глядя на свою семью, он никогда не думал, что кто-то даже в теории мог ее покинуть. Tío{?}[дядя (исп.)] Бруно не считается.

— Не всем хочется трубить о таком направо и налево, — ответила Марселина чуть грубее, чем планировалось.

— Нет, я имею в виду, почему ты не рассказала нам, — поправил ее Камило, делая осторожный шаг в ее сторону. Марселина это заметила и поежилась. Камило остановился. — Мне или Мирабель? Вы ведь дружили. Мы все дружили.

— А ты как думаешь?! — обиженно процедила сквозь зубы Марселина и отвернулась, пряча мокрое от слез лицо. — Рассказать об этом идеальной семье, которая знать не знает, что за пределами их любимой виллы живут реальные, обычные люди? Не такие идеальные, как они? — она уже еле сдерживала плач. Марселина не подозревала, что откровения об этой истории спустя столько лет по-прежнему будут болезненно отзываться в ее сердце.

Касита обиженно качнула ставнями.

— Кто сказал, что мы идеальные? — Камило все же подошел ближе, и Марселина услышала его голос почти у самого уха.

Всплеснув руками, она развернулась и вышла из-под фонаря; Камило успел увидеть лишь то, как на свету блеснули ее мокрые глаза. Он понял, что сковырнул лишь внешне зажившую рану — внутри она все еще сочилась кровью.

— Вы сказали. Ты сказал, — смахнув слезы, Марселина поджала губы в тонкую линию и стиснула зубы до скрежета. — Невероятная семья Мадригаль. Владеет магией, волшебным домом и ни в какую не хочет замечать, что Энканто — это не только их дурацкие дары, — выпалила она на одном дыхании, чувствуя, как все сдерживаемые до той минуты обиды всплывают наружу. Обиды и зависть.

Камило виновато опустил голову. В чем-то Марселина была права: они все и вправду слишком увлеклись игрой в общественное достояние, идеальную лишь издалека картинку, совершенно позабыв о том, что помогать людям можно не только постройкой дома или исцелением с помощью ареп, но и словами тоже. — Я осталась одна. И я не могла купаться в лучах славы, как это делали вы. На меня столько всего навалилось… Но у меня не было нормальной семьи и всяких там даров… Теперь-то ты понимаешь?!

— Извини, — выдохнул Камило, поддавшись эмоциям.

— В том, что этот подонок сбежал, твоей вины нет, — отрезала Марселина, поправляя на себе одежду, чтобы отвлечься, и коротко шмыгнула. — Так что не извиняйся.

— Я извиняюсь за другое. За все, если так, конечно, можно, — Камило погладил шею ладонью. — За то, что злил тебя и пришел без приглашения.

— Давай не сейчас, ладно?

— За то, что не слушал тебя и навязывался, даже когда ты просила остановиться.

— Хватит! — Марселина закрыла уши ладонями.

— И за тот случай с Мирабель — тоже, — добавил Камило еще тише.

И тут Марселина сдалась. Перестала себя сдерживалась и расплакалась, совсем как в детстве, пошатнувшись на ватных ногах и медленно опустившись на колени. Она терла глаза кулаками, будучи не в силах остановить бурную реку чувств, захлестнувшую ее и с головой потопившую. Камило не мог спокойно смотреть на то, как она плакала — впервые плакала при нем, — изнутри его всего буквально разрывало на части. Хотелось броситься к Марселине, обнять ее и утешить, но он себя одернул — как и желание вновь назвать ее королевой. Но и стоять и смотреть на то, как Марселина плачет — особенно после всего услышанного, — Камило не мог. Опустившись рядом с ней на землю, он легко коснулся ее плеча; Марселина скинула с себя его руку.

— Не надо меня трогать! — выкрикнула она, открывая влажное красное лицо и поправляя налипшие на щеки волосы. Камило еле слышно ахнул. Никогда еще он не видел такую сильную снаружи девушку такой сломленной.

— Извини… — Камило потупил взгляд.

— И извиняться перестань! Бесишь!.. — Марселина потеряла равновесие и упала, больно ударившись бедром. Отползла от Камило, стряхнула с колен грязь и снова спряталась за руками. — Если бы я тогда знала, что это была не Мирабель, я бы ни… Ни слова не сказала! Ты поступил как… Как… — она запрокинула голову назад, пытаясь отдышаться.

— Как придурок? — закончил за нее Камило.

— Да!.. — Марселина кивнула, растерев влажный нос до красноты.

— Я знаю.

Камило действительно знал и действительно считал себя придурком. Ведь тогда он не оправдал оказанного Марселиной доверия и потерял ее навсегда — и все из-за своего излишнего любопытства и силы, которая подарила десятилетнему Камило уверенность в том, что тайные перевоплощения в близких подруг могут оставаться безнаказанными.

«Мирабель! Смотри, я сделала это для Камило. Тут загадка, и если он сможет ее решить, то узнает, что он мне нравится».

Не выдержав давящей со всех сторон тишины, прерываемой лишь плачем Марселины, Камило зарылся пальцами в волосы и с силой их оттянул. Хотел отрезвить себя болью, но физическая боль оказалась ничем по сравнению с эмоциональной.

— Ты не знаешь, каково это… И-и будешь и дальше валять дурака, совершенно не думая о том, что для других твои слова вообще-то что-то значат! — Марселина подняла с земли небольшой камешек и бросила в Камило; тот этого даже не почувствовал, ведь все его внимание в тот момент было приковано лишь к красному лицу Марселины. — Когда я тебе ра-азонравлюсь, тебе самому станет стыдно за в-все, что ты мне говорил, — обессиленно выдохнула Марселина.

— Не разонравишься, — возможно, однажды (или уже совсем скоро) Камило поплатится за свои слова, но в тот момент он не хотел отвечать ничего другого.

— Мужчины редко держат слово, — плюнула Марселина со злостью, и Камило надеялся, что эта злость была направлена на ее отца, а не на него самого.

— Я свое держу всегда.

И тут Марселина поняла, что с того самого дня он ни разу не предстал перед ней ни в каком другом облике, кроме собственного.

— Время покажет, чего стоят твои слова, — сказала она больше самой себе, чем Камило, и вытерла остатки слез. — Мне пора домой.

— Тебя проводить? — спросил Камило, не подумав, и конечно же получил отказ.

— Сама справлюсь. Не маленькая.

«Откуда такой пунктик на взрослости?» — эхом отозвались в ушах давние слова Камило, в которых Марселина вдруг увидела совсем новый смысл.

Придя домой, Марселина застала следующую картину: разбитая банка с крупой, трость, отлетевшая далеко под стол, и мать, стонущая от боли в травмированной ноге. Марселина бросилась на помощь, и переживания о Камило оказались вытеснены заботой о матери.

Через две недели после Того Самого Дня

Камило действительно сдержал свое слово, пусть Марселина того и не ожидала. Не ожидала и не хотела, но менять что-либо было уже слишком поздно.

Вместо шуток в свой адрес, завуалированных комплиментов и признаний в симпатии, к которым она, признаться честно, за все это время успела привыкнуть, он лишь кивком здоровался, иногда и вовсе проходил мимо нее молча, и совсем перестал ее провоцировать: словами, действиями или внешним видом. Камило исчез ее жизни как недисциплинированный ученик и превратился в ученика обыкновенного, даже начал носить пиджак, пусть и не застегивал его на пуговицы, оставляя болтаться по обе стороны от (впервые) наглаженной рубашки. Марселина нарочно ходила возле класса Камило во время обхода, проверяла школьный двор в надежде снова поймать отлетевший в окно мяч и даже сменила дорогу до дома на более длинную, чтобы у нее был хотя бы крохотный шанс встретиться с Камило на улице. Но все было тщетно. Единственный раз, когда Марселина не хотела, чтобы Камило ее слушался, он поступил с точностью до наоборот.