— Для тебя это все шутки, да? — Марселина в привычной манере скрестила руки на груди.

— Что? Я просто… — Камило бросился оправдывать себя, но Марселина не дала ему ни единого шанса.

— После всего, что ты сделал, тебе хватает наглости взять и прийти сюда? Даже когда меня нет дома?

— Я не знал, что тебя нет дома, mi reina, — Камило вскинул ладони в сдающемся жесте. — Твоя мама не пришла на праздник, и я подумал, что что-то случилось… Я хотел заодно извиниться, ну и принес арепы. Ты же знаешь, волшебный дар Джульетты…

Марселина вновь его перебила:

— Хватит. И никакая я тебе не «reina», — она со свистом втянула воздух ртом. — Может, мы и играли так в детстве, но детство давно прошло. Пора взрослеть.

Камило опустил руки. Почему-то вид рассерженной Марселины вовсе не вселял в него страх — напротив, ему хотелось расспросить ее о многом, например, о той фотографии, о том, почему в один день их дружба прекратилась и Марселина объявила войну всему его семейству, почему перестала быть той доброй Марселиной, в которую он безвозвратно влюбился еще ребенком.

Марселина покачала головой.

— Желаю, чтоб однажды ты почувствовал, каково это — рассчитывать только на себя, а не на какой-то там «волшебный дар». Adiós{?}[пока (исп.)].

Смерив его напоследок ледяным взглядом — Камило вздрогнул, будто его с ног до головы окатило водой, — Марселина вернулась в дом. Стоило замку в двери щелкнуть, как Камило шумно выдохнул и налег всей спиной на колонну. В ушах все еще звучали последние слова Марселины, они въедались в мозг и оставляли после себя горькое ощущение беспомощности. Как бы Камило ни старался и что бы он ни делал, это всегда было не то. Наверное, Марселина оказалась единственным человеком в Энканто, кому дары семьи Мадригаль приносили одни только неприятности.

Тот Самый День

Обрушение Каситы стало настоящей трагедией как для семейства Мадригаль, так и для всех жителей Энканто. Даже Марселина, при всем ее отношении к Мадригалям, не смогла остаться в стороне и направилась к некогда прекрасной волшебной вилле, в одночасье ставшей горсткой пыльных руин. Такого она не пожелала бы никому и никогда — даже заклятому врагу, — а потому вид опечаленных Мадригалей, со слезами на глазах смотревших на то, что осталось от Каситы, вызвал в ней такой прилив самоотверженности и сочувствия, что она без промедления согласилась искать пропавшую Мирабель даже в одиночку.

Никто не видел, как Мирабель ушла, а потому Марселина решила начать поиски с самой Каситы: вдруг она спряталась где-то в обломках, будучи не в силах смотреть родственникам в глаза? Пробираясь через обломки , Марселина заглядывала под каждую балку, под каждый фрагмент камня и опасалась, как бы не найти там чей-нибудь хладный труп. Перешагнув через очередную преграду, она вышла туда, где предположительно находилась кухня. Большая каменная печь, служившая ранее источником безупречного здоровья для всего Энканто и семьи Мадригаль в частности, — пожалуй, единственное, что уцелело после падения крыши. Но было еще кое-что, что завладело вниманием Марселины и чему она удивилась не меньше падения Каситы. Возле белоснежной печи, прижав колени к груди и спрятавшись за рукавами желтого пончо, сидел Камило. Его шоколадные кудри покрылись толстым слоем пыли.

Почему-то от этого зрелища у Марселины заболело глубоко в груди. Она, конечно, желала, чтобы Камило лишился магии, но… Марселина не думала, каким кошмаром это обернется для его семьи и что пострадает даже их дом… Что это вообще когда-нибудь случится.

Марселина прокашлялась, пытаясь привлечь к себе внимание Камило, но тот не отреагировал. Тогда она сделала несколько осторожных шагов к нему и встала напротив.

— Эй, — позвала Марселина, от волнения начав перебирать пальцами. — Ты как?

Камило тряхнул копной роскошных кудрей, очистил лицо от пыли и чуть выпрямился, спиной прислоняясь к печи. Он вытянул вперед ноги, однако на Марселину так и не посмотрел.

Марселина чувствовала себя максимально неловко. Несколько раз обвела взглядом окрестности, прикинула ущерб, нанесенный Касите, рассмотрела каждый камешек под ногами. Секунды растянулись в часы, и казалось, что она уже вечность стоит тут молча, как самая настоящая дура, будучи не в силах просто поддержать человека. Приободрить и утешить словами, что все будет хорошо. Но хорошо не будет, ведь так? Больше нет. Кровь отлила от лица и пальцев, в животе стянулся тугой узел. Губы, точно онемев, отказывались выпускать наружу звуки. Марселина чуть приоткрыла их, намереваясь вот-вот что-то сказать, как вдруг ее — к счастью! — опередил Камило, грустно вздохнув.

— Что ж, сбылась твоя мечта, — пожал плечами он. — Теперь мы все — такие же люди, как и ты.

Марселина до крови прикусила щеку изнутри. Она понимала, что ее вины в обрушении Каситы нет, но совесть все равно болезненно клевала ее в макушку, заставляя жалеть о каждом неосторожно оброненном слове.

До этого момента Марселина не понимала, что магия была для семьи Мадригаль всем. Всей их жизнью.

— Мне очень жаль, — выдавила она из себя спустя долгие минуты внутренних самоистязаний.

Сжав кулаки так, что костяшки побелели, Марселина сделала еще один шаг и опустилась на пыльную землю рядом с Камило. Ее пальцы случайно коснулись кончиков его пальцев, и Марселина убрала руку как ошпаренная.

— Что ты сейчас чувствуешь? — задала она самый банальный вопрос из всех, которые только можно было задать человеку, потерявшему дом и волшебный дар — то, что составляло всю его личность. Камило долго молчал, смотря в пустоту. — Эй, я не кусаюсь.

— Верится с трудом, — Камило издал слабый смешок. Марселина хотела закатить глаза, но вовремя себя остановила и лишь стыдливо поджала губы. — Страх? — неуверенно пожал плечами он, нарушив тишину. Марселину такой ответ удивил: она была готова к чему угодно, но только не к этому.

Она также надеялась, что Камило сам продолжит разговор, но тот вновь замолчал, вынудив ее задать очередной тупой вопрос:

— Почему?

Еще одна пауза, казавшаяся вечностью.

— Я не знаю… Все в нашей семье так относились к своим силам, как будто это было единственным, ради чего стоит жить. Abuela{?}[бабушка (исп.)] поднимала вокруг них такой кипишь, что я боялся думать о том, что будет, если однажды наши силы… Ну… — Камило замялся, нервно оттягивая края пончо. — Кто я без нее? Мой дар позволял мне не думать об этом. Я так привык быть к нему, что не знаю, какой я, я настоящий, и каким меня хотят видеть люди. Всегда ведь проще притвориться кем-то другим, чем быть самим собой.

Марселина внимательно его слушала, впитывая каждое слово и искренне сочувствуя чужой утрате. Она по своему опыту знала, как больно терять что-то, что ты всем сердцем любишь.

— И так обидно, когда единственное, что тебе казалось твоим — по-настоящему твоим, — от тебя ускользает, — добавил Камило многозначительно, и Марселина не поняла, что именно он имел в виду. — С этой силой я все только порчу. Кому, как не тебе, знать, — заключил он, выпуская из рук пончо и вскидывая голову к ночному небу, как будто там хранились ответы на все его вопросы.

Марселина отвернулась, подтянула колени к груди и обняла их руками. Глаза стали влажными от внезапно подступивших слез. Она никогда не видела Камило… Таким. Абсолютно разбитым. Сомневающимся. Потерянным. Сложилось ощущение, что так он себя чувствовал еще задолго до того, как Свеча потухла. А она и не замечала…

Неужели все это время Камило притворялся, что его жизнь безупречна? Неужели даже в его семье бывают взлеты и падения, о которых хочется поделиться с близким? Только вот у него были друзья и куча родственников. У Марселины же не было никого.

Щеки Марселины горели от стыда. Уткнувшись носом в сгиб локтя, она задержала дыхание, пытаясь скрыть от Камило рваные вздохи. Ей захотелось схватить его за руку и извиниться за все те проклятия, которые она произнесла в его адрес, но вряд ли это ему поможет. Да и не готова она к тому, чтобы вот так внезапно открыться ему с другой, слабой стороны.