— Камило Мадригаль, которого я знаю, он… Старается всегда и во всем видеть только хорошее, — начала Марселина, так и не решаясь посмотреть на Камило. Тот удивленно вскинул брови, впервые за долгие годы услышав, что она обращается к нему по имени. — Он пытается всех рассмешить и, вероятно, из-за этого кажется поверхностным… А может, так оно и есть, и возраст в его случае — это и вправду «всего лишь цифры», — пробубнила она, ногтями впиваясь в кожу на коленях.

Камило цокнул языком.

— Ты слишком категорична, — как ни странно, его голос не звучал обиженным.

— Не знала, что люди твоего возраста знают такие слова, — Марселина горделиво повела плечом.

— Да брось, откуда такой пунктик на взрослости? У нас разница всего два года, а не два столетия, — Камило несильно пихнул Марселину локтем в бок, отчего та вздрогнула и машинально отползла в сторону. — Но спасибо.

Марселина слабо улыбнулась. Затем, исподлобья взглянув на Камило, она подобрала остатки мужества и произнесла:

— Знаешь… Вот так общаться — в смысле, когда ты не меняешь по пять форм в секунду и не дразнишься — мне нравится куда больше.

Камило не поверил своим ушам.

— Ну надо же… Не будь ты недоступной Ее Высочество Марселиной, я бы давно уже… Впрочем, неважно, — прокашлявшись, будто проглатывая слова, которые чуть не сорвались с его губ, он встал с земли, оттряхнул одежду и подал руку Марселине, но та воздержалась и встала самостоятельно. — Я пойду искать Мирабель, — он потянулся, размял затекшие конечности и запрыгнул на невысокий обломок.

— Я тоже, — кивнула Марселина, обняв себя за плечи. — Увидимся позже? — спросила она прежде, чем успела подумать, и залилась краской. Хорошо, что в темноте не было видно ее покрасневшего лица.

Камило улыбнулся уголками губ.

— Может быть.

Он ушел в противоположном от Марселины направлении, но она почему-то еще долго смотрела на то, как юношеский силуэт постепенно растворяется в ночи.

***

Когда на рассвете весь город пришел помогать восстанавливать Каситу, Марселина не стала исключением. Она охотно помогала всем, чем могла, и не переставая выискивала Камило глазами, но тот, как назло, терялся где-то в толпе, хотя казалось, что такой человек, как Камило, всегда будет выделяться на общем фоне своей…

Своей чем?

Марселина задумчиво нахмурилась, подняла с земли ведро с краской и направилась к горожанам, занимавшимся восстановлением стен изнутри.

Неординарностью? Харизмой? Своим желанием привлечь внимание тем, что он может быть сотней людей одновременно? Своей… Очаровательностью?

Марселина зажмурилась, пытаясь прогнать возникшие в голове непристойные по ее меркам мысли, и крепче стиснула ведро с краской.

— Воу-воу! — воскликнул кто-то, едва не опрокинув это самое ведро вместе с Марселиной. — Mi reina, чувство взрослости настолько ослепило тебя, что ты уже не видишь, куда идешь?

Марселина распахнула глаза: перед ней стоял Камило, на его лице сияла знакомая улыбка, а глаза излучали такую уверенность, как будто того ночного Камило, расстроенного и неуверенного в себе, никогда не существовало. Марселина несколько секунд лишь молча хлопала ресницами, пока самообладание не вернулось к ней (или так она только думала) и она не вспомнила, с кем говорит.

— А тебя оно, по всей видимости, никогда и не посещало, — буркнула Марселина, отходя в сторону и пряча за ведром трещину на ее груди. Трещину, возникшую вчера ночью, когда она сидела рядом с Камило непозволительно близко и разговаривала с ним на темы, которые не доверяла даже собственной матери.

Камило лишь заливисто рассмеялся. Его смех был таким искренним и заразительным — и это несмотря на всю боль, с которой ему пришлось столкнуться, — что Марселина не смогла сдержать ответной улыбки. Ее уши, должно быть, уже давно были цвета краски, наполнявшей ведро, — ярко-красными. От подобного зрелища у Камило кровь прилила к лицу, и он уставился на подрагивающие ресницы и пересохшие от необъяснимого страха губы. Захотелось возвести статую Марселины, у которой будет именно это выражение лица, и смотреть на нее днем и ночью, не отрываясь.

— Камило, — Марселина смущенно отвернулась. — Это хорошо, что ты не отчаиваешься, — выдохнула она и робко взглянула на Камило: поняв, что он тоже на нее смотрит, Марселина вдруг встрепенулась и поспешила удалиться, скрывшись за одной из восстановленных стен Каситы.

Камило проводил ее глазами, и первой мыслью, которая пришла ему в голову, было: «Солнце голову напекло». Непонятно только, кому именно: Марселине, внезапно подобревшей и переставшей кидаться на него, как рассерженная собака, или самому Камило, которому вдруг начало мерещиться то, чего, по его мнению, никогда между ними не было.

Через неделю после Того Самого Дня

Каникулы кончились. И пусть многие школьники встретили эту мысль недовольными стонами, было все же что-то хорошее, что заставляло Энканто по сей день улыбаться: возвращение к семейству Мадригаль их магии.

Марселина не знала, что это случится так скоро — как-никак, весь город уже свыкся с мыслью, что отныне придется все делать самостоятельно, без помощи волшебного семейства, — но и не была расстроена. Она думала, что, если магия вернется, Камило продолжит мучить ее всевозможными выходками, опять наведается без приглашения и вовсе доведет до нервного тика, но в реальности все было иначе. Впервые Марселина была рада тому, что живет по соседству с Мадригалями. Впервые она увидела, как много для них значит магия, и разглядела за пеленой ненависти то особенное чувство, которое они испытывали, помогая городу, — чувство нужности. Бескорыстно отдавай, и к тебе обязательно это вернется.

Марселина убиралась в кабинете на первом этаже, выполняя еще одну обязанность старосты, и почему-то в этот раз торчать там одной и выжимать тряпку было… Скучно? Ведь если во время обхода она двигалась, разминалась и могла видеть…

На этом месте она замерла, выронив тряпку для доски из рук. Мысль, возникшая вдруг в голове, оказалась такой настойчивой и изворотливой, что Марселина никак не могла от нее избавиться. Один раз об этом подумав, Марселина уже не могла не чувствовать себя загнанной в угол.

…Заглядывала в кабинеты и взывала к дисциплине — пришла она к внутреннему компромиссу с самой собой и наклонилась за тряпкой. Однако, когда она выпрямилась, легче ей не стало. Марселина задумчиво поднесла тряпку к доске и принялась водить ею туда-обратно, промахиваясь по следам из мела и делая лишние разводы.

Неужели все может вот так измениться всего за одну ночь? За один короткий разговор? А может, дело было в том, что именно тогда Марселина признала, что тоже бывает слабой?

Она растерянно прикусила нижнюю губу. Рука с тряпкой обессилела, повисла вдоль тела, облаченного в школьную форму, и в полной тишине Марселина услышала, как бьется сердце. В последний раз его ритм был таким же быстрым, когда ее семья раскололась на части.

Вдруг небольшой шарообразный предмет отрикошетил от деревянных ставен и ударился о пол рядом с Марселиной. Та взвизгнула от испуга и подскочила на месте. «Небольшим шарообразным предметом» оказался мяч, и буквально в следующую секунду в окне появился его предполагаемый хозяин.

— Ау, есть кто? — крикнул Камило, заглядывая внутрь. Заметив Марселину, он удивленно заморгал, но вскоре его губы растянулись в привычной улыбке. — О, Ее Высочество наводит порядок в своих покоях?

Марселина закатила глаза. К ее удивлению, приступ злости, с которым она сталкивалась каждый раз, стоило Камило появиться на горизонте, вместо бушующего пламени оказался в этот раз лишь хилой вспышкой и исчез так же быстро, как и возник. Марселина подняла с пола мяч и подошла к открытому окну.

— А ты опять уроки прогуливаешь? — протянула она, локтем упираясь в подоконник.

— Только ты в такую погоду захочешь торчать в классе, mi reina, — Камило убрал прилипшие к лицу кудри и кивнул куда-то в сторону. Марселина выглянула наружу: чуть поодаль, на лужайке, столпилось еще несколько ребят. В противоположных концах лужайки красовались самодельные ворота из сумок и чьих-то ботинок. — Присоединишься?